Тёплые сны

Назойливое жужжание раздавалось над ухом достаточно долго, чтобы всё же воспринять его всерьёз. Недовольно дёрнув сначала одним ухом, потом другим, Василий проснулся, после чего аккуратно потоптался на своём лежбище, выгнулся всей своей длинной рыжей тушкой и спрыгнул на чуть скрипнувший под ним пол. Было раннее утро, летнее солнце только занималось над горизонтом, потому он не стал будить Гекату, заснувшую только под самое утро — у Каина и Аван начали резаться зубки, и даже заговоры и травки-муравки только ненадолго облегчали тяжёлые дни. Геточка поплотнее натянула одеяло, перекинувшись, он поцеловал сестру в висок и абсолютно бесшумно, несмотря на внушительную комплекцию лесного медведя, выскользнул из избы. В колыбельках тихо посапывали два туго спеленатых младенца, только любопытные носики да тёмные вихры были видны. Расправив могучие плечи, мужчина подставил пока что ласковому солнышку свои многочисленные веснушки, ему недосып и болезни были не страшны, а вот младшенькой было сложнее — смерть Лилит её подкосила, и как бы он не уговаривал её поговорить с отцом — ни в какую. Те дни всепоглощающего горя остались далеко позади, но ещё хуже были дни до — все они были будто на грани бури, когда перед началом разрушительного урагана всё замирает в животном страхе и просто ждёт окончания. Так и они тогда — ждали неизбежного конца, не в силах хоть что-то изменить или поправить, даже мавки почти не приходили, затихарившись у себя и появившись на пороге только через неделю, когда вороны перестали наконец кружить над Ведьминым Долом. Захватив из сарайчика несколько вёдер, он отправился по протоптанной змеящейся дорожке к колодцу за водой. Теперь это был самый нужный ресурс, и за ним приходилось бегать по несколько раз на дню, чтобы и для приготовления еды хватило, и малышам для вечернего купания. Оставив вёдра на крыльце, громогласно заскрипевшем под большим весом, Василий вздохнул, задумчиво почесал окладистую бороду и всё же вытащил из сарайчика добротный топор для ремонта. Не приведи Нокс Гета, прогуливаясь с кем-то из детей, оступится на этих явно видавших виды ступенечках. В само поселение он выбирался редко, часть селян его боялась и недолюбливала, а старики, помнящие его ещё веснусчатым долговязым пареньком, всегда вежливо здоровались, привечая его улыбкой и обязательно передавая наилучшие пожелания Гекате. Умные, мудрые старики. На дальнем конце дороги, разрезавшей селение, приютился уютный домишко, светлый и украшенный резным фронтоном и ставнями, будто бы увитыми деревянными лозами и цветами. Сразу чувствовалось, что хозяин любит свой дом и может его сделать приятным глазу. Жил здесь резчик, Криллин, к которому пару месяцев назад пришлось срочно обращаться, только бы он успел сделать ещё одну колыбельку для младенца. Все знали, что в тёплое время года его можно было найти в небольшой пристроечке, служившей ему мастерской, складом и бог весть знает чем ещё. Василий же склонялся к тому, что там он отдыхал от своей крайне склочной жены, не упускавшей ни одной возможности высказать своё мнение по любому поводу даже тогда, когда оно не требовалось вовсе. Пригнувшись, чтобы не зацепить низкую притолоку, мужчина окунулся в мир деревянных заготовок, мягко снимаемой стружки и едкого запаха деревянного лака и скипидара. Скрючившись около окна и на свет проверяя какую-то маленькую безделицу, мужчина сдувал пылинки с какой-то фигурки. Судя по четырём широко расставленным ногам и большой голове это была заготовка для будущей игрушки-лошадки, что будет радовать какого-нибудь мальца. — Доброе утро, — улыбнулся Василий, но приветливое выражение лица его тут же поблёкло, когда за прилавком он заметил скучающую Инну. — Я за чесалками, они готовы уже? — Нет, — недовольно искривив тонкие губы, она даже не глянула на мужчину, делая вид, что читает что-то крайне важное в большой амбарной книге, куда записывала все заказы. — Последние штрихи остались, — хмуро глядя на жену, Криллин отложил инструменты и начал шарить по многочисленным полкам в поисках нужных изделий. Обнаружив то, что искал, мужчина любовно огладил свои работы, проверяя, чтобы нигде не осталось занозы или опасного острого уголка. Повернувшись к Василию, он выложил перед ним на прилавок два круглых бублика, за которые удобно хвататься беспокойным детским ладошкам. Один представлял собой кусающую себя за хвост змею с гладкой, приятной на ощупь чуть выпуклой чешуёй и большими круглыми глазищами. У второго же бублика имелись два острых ушка, из-за чего он походил на волчка. — Всё как заказывали, лучший можжевельник, который я только смог найти. И чуть моей фантазии, чтобы ребяткам было повеселее и приятнее держать игрушки в руках, — залюбовавшись собственными изделиями, пояснил Василию Криллин с видом человека, обожающего своё занятие. Для таких не существует работы — только призвание и любимое дело. С восхищением во взгляде Василий выставил на прилавок несколько бутылёчков с тонизирующим настоем в качестве оплаты. — Да ну что ты, пусть это подарком будет, тут работы всего лишь на пару часов, вы мне за прошлую работу заплатили больше, чем я зарабатывал за несколько месяцев, — начал отмахиваться он, всучивая бутылочки обратно, но возмущенная Инна не позволила: — Нет, мы возьмём. Надеюсь, вашим детям в ближайшее время ничего не понадобится. Всего хорошего, — взмахнула она рукой, выгоняя Василия прочь. — Инна, — одёрнул Криллин жену, которая снова завела знакомую уже всему поселению песню. Эта семья только несколько лет назад перебралась в Ведьмин Дол, и явно по желанию главы семейства, а не самой Инны. Первое время она из избы не выходила, хотела показать, что здесь жить не желает и хочет перебраться куда-то ближе к светлым землям. Сцепившись один раз с Гекатой, в которой не признала главную Ведьму, она настолько вывела её из себя, что Гета в сердцах бросила, мол, мужа своего в могилу сведёшь. Все знали, что Ведьма не проклинает, насылая горести, но только предупреждает. А эта же не поверила, обвинила её во всех смертных грехах. И как только Криллин с этой склочной и противной женщиной столько лет уже, у Василия просто в голове не укладывалось. — Не дети это, а отродья, они только притворяются, а на самом деле… — Инна! — мужчина повысил голос, но вдруг осёкся и как-то тяжело осел на колченогий стул, стоящий неподалёку. — Что такое? Сердце? — закудахтала вокруг мужа она, пытаясь обмахивать его своим платком. — Не зря тебя сестра предупредила, сама виновата будешь, если что. От тебя всё зависит. Спасибо большое, Крил, как всегда прекрасная работа. Василий не мог больше выносить эту картину и, попрощавшись, вышел. Виноваты сами люди во всех своих бедах. Сами реку свою в болото превращают, в котором потом и тонут. Потому он запретил пока что Гете заглядывать в будущее Каина и Аван, да и сама она пока желанием не горела — не зажила всё ещё другая рана, разбередившая ей всю душу. Гета уже проснулась и наслаждалась долгожданной тишиной, тихонько растирая пестиком в небольшой ступке недавно собранные мавками травы. В колыбельках всё ещё тихо посапывали, но Аван уже несколько раз недовольно покряхтывала, чем возвещала о скором пробуждении. — Доброе утро, — Василий появился на пороге и полувопросительно кивнул в сторону люлек. Колыбелька, что вырезал и разрисовал сам Ньярл перед рождением дочери, досталась Каину. Капризный, постоянно требующий к себе самого пристального внимания, он успокаивался только в ней, видимо чувствовал какую-то связь и с мамой, и с бабушкой, что первые месяцы своей жизни смотрели на мир именно из этой люльки. Аван же, наоборот, успокаивалась только при постоянном покачивании и движении, потому с рук она не слезала, и передавали её по кругу от Гекаты до самой младшей Янки, а после укачивали в подвешенной на потолочную балку колыбели, сделанной умелыми руками Криллина. На всю избу раздался горестный плач Каина, от которого Гета вздрогнула и выпустила из рук пестик. — Сглазил. Ну вот кто тебя просил? — Я вообще-то не с пустыми руками, — подходя к Каину, Василий вытащил из-за пазухи две игрушки, и мальчонка тут же завозился, во все глаза наблюдая за развернувшимся представлением. — Их прокипятить надо, — забирая деревяшки у брата, Гета занялась водой. Уже через полчаса на всю избу было слышно довольное причмокивание Каина и Аван, вцепившихся в змейку и волчка соответственно. Ловко освободив Аван, плаксиво захныкавшую, когда отобрали игрушку, от тугих пелёнок, Василий в который раз подивился, насколько она маленькая. Ещё буквально пару недель назад она чуть ли не в ладони у него помещалась, сейчас была конечно больше, но когда кто-то из детей вцеплялся ему крохотными ладошками в палец, его пробирало тёплой дрожью. Как этот негодяй смог отказаться от них? Это его плоть, его кровь, наследники, в конце-концов. А он как с котятами… Встряхнув рыжими волосами, разметавшимися по плечам, Василий взял в сенях большой домотканый плед, завернул в него Аван, Каина и вышел из избы. К Гекате привычно потянулись люди, нечего было малышам делать в доме, слишком много любопытных глаз. Если сестре понадобится помощь, он всегда узнаёт. Чёрные вихры, так похожие на смоляной оттенок волос Геты и Ньярла, неожиданное и беспричинное появление детей в доме Ведьмы вызвали такой бурный поток слухов по селению, что малышей старались лишний раз любопытным не показывать. Самые смелые и дурные, как Инна, пытались даже распространять молву, что это демоны из-за завесы. Несколько же старушек, которым посчастливилось вблизи разглядеть детей, когда они приходили к Гете, сразу же признали в них её кровь, хоть и чем-то разбавленную. Расстелив плотный плед на земле за домом, Василий растянул узелки на простынях, и дети тут же дружно сладко потянулись, вытянув сжатые кулачки. Выпустив их поползать всласть, он сорвал длинную травинку и привычно сжал в зубах, почувствовав горький сок. Пожевывая колосок, он одним глазом следил за пытавшейся взобраться на него девочкой и мальчишкой, радостно шлепающим раскрытыми ладошками по траве. — Ваась, — послышалось вдруг из-за забора, и мужчина вздрогнул, чуть не столкнув только умостившуюся у него на груди Аван. — Заходите, — кивнул он головой, заметив, как притихший Каин вцепился воспалёнными десёнками в чесалку. — Анька, ножичек только оставь за воротами. Средняя мавка насупилась, бросила недовольный взгляд и остановилась как вкопанная: — Ну Вась… — Не Васькай мне, либо так, либо шуруй, а к детям с колюще-режущими не приближайся, — беззлобно, но серьёзно припечатал Василий, вновь уложив голову на сложенные руки. Агния дёрнула Аню за рукав платья, заставив оставить ножичек с резной ручкой прямо около калитки, после чего вся троица дружно улеглась на плед. Яркие рыжие волосы в неимоверном количестве разметались по траве, Каин сразу же оторвался от игрушки и поражённо замер, рассматривая Яну, взявшую его на руки. — Влюбился малец, — хохотнул Василий, мерно похлопывая по спине уснувшей у него на груди внучки. Та тихонько сопела, и мужчина готов был вечно смотреть на этот малюсенький вздёрнутый носик, пухлые приоткрытые губки. Он бы вечно рассматривал детей и искал в них хоть что-то напоминающее о Лилит, о том, как она однажды точно так же лежала у него на груди, когда измученная бессонными ночами Геточка падала без сил. Ньярл тогда с тихим восторгом в глазах смотрел на внучку, прямо как сам Василий сейчас. А будто бы вчера трясся над тяжёлым кулем, который успел забрать из чужих трясущихся рук, протянутых над спокойной водной гладью. Как был, в кошачьем обличие, так бы и перегрыз им всем глотки, но в тот момент было совсем не до этого. Тяжело выдохнув, он почувствовал, как на груди у него закопошились и подползли выше, с любопытством заглядывая в глаза и запуская пальчики в бороду. Он уже смирился с тем, что с бородой придётся попрощаться — иначе она вся станет клочковатая из-за особой любви внуков к её прореживанию.