Тёплые сны

Теплый свет заливал просторный зал из высоких прикрытых невесомой тканью окон. Солнечные лучи путались в многочисленных белоснежных лепестках, кремовых вазах с позолоченными рисунками и ярких лентах на поистине большой горе подарков со свадьбы. Многочисленные коробки, драгоценные шкатулки и бархатные футляры — всё громоздилось на полу и столах, занимая большую часть комнаты. Две хорошенькие миловидные служанки в кружевных чепцах нарочито вежливо и мягко подсказывали от кого была та или иная коробка, трепеща ресницами и краснея, стоило Уне задержать взгляд на их открытых наивных лицах. — Это от барона Шоу, он покровитель многих храмов и монастырей на севере Целестии, — подобострастно начала одна. — Его очень почитают, — дополнила другая. Горничные с благоговением поставили на журнальный столик большую коробку, перевязанную бантом с ручной серебряной вышивкой. Развязав его и приподняв плотную крышку, Уна конечно же увидела искусную икону в драгоценном подрамнике с тонкими серебряными веточками винограда по краям. Отвратительно дорогой и отвратительно бесполезный подарок, который не принесёт никакого удовольствия или выгоды. Только если продать потом как-нибудь подороже, избавившись от безвкусной вещицы. Отставив его подальше, девушка кивнула служанке: — Следующий. — Ох… Потянув очередной картонный бок, горничная едва поймала слетевший с крышки конверт. Особая вязь, украшавшая бумагу, намекала на то, что незаметный презент не относился ни к одной коробке, стоявшей в зале. — Что это? — Это… от вашего супруга. Пожалуйста. Заливаясь краской от неловкости, помощница протянула конверт со всей возможной осторожностью и уважением — ни один дар в этом зале не мог похвастаться столь малым размером и столь огромной важностью. — Я думаю, там нечто очень ценное. — И очень важное. — Да-да. Готовые успокаивать, служанки затаили дыхание, наблюдая. Взяв подарок в руки, с некоторой оторопью Уна осторожно потянула край, сломав знакомую до боли фамильную печать. Легким движением она вытряхнула содержимое на ладонь. В лучах полуденного солнца сверкнул новенький, блестящий ключ и пара листков кремовой бумаги, на одном из них красовался план некого помещения, судя по адресу, где-то в торговом квартале, а на втором договор на покупку с подписанными от руки строчками аккуратного почерка: «Я не смог с вами встретиться, чтобы обсудить детали до свадьбы, но надеюсь, вы оцените мой выбор». Всего несколько слов и один крохотный предметик, но только они из всего многообразия ценностей тронули сердце, сжали его в тиски, и огромным усилием воли Уне удалось не расплакаться перед горничными, хотя бриллианты влаги уже заблестели в глазах. Эти дурочки готовы были успокаивать молодую жену потому, что её супруг преподнёс ей такой скромный, в сравнении с другими дарами, презент, а не потому, что Аластор, её Аластор, дражайший супруг, обвинённый во всех смертных грехах, сейчас заточён в темницу. Чуть подрагивающими пальчиками со множеством колечек Уна развернула второй лист и окончательно потеряла дар речи. Чертёж, выполненный рукой мастера, лишь показывал расположение будущих прилавков, небольшого цеха кулинарии и огромных печей, в которых будут томиться сладкие пирожки, выпекаться нежнейшие бисквиты и свежайший, пышущий жаром хлеб. Она была уверена — вживую всё намного лучше. Мечта наконец-то станет явью, и благодарить нужно того, кто поначалу казался девушке еë проклятием. Теперь же он был защитником, самым близким человеком, залогом свободы и счастья, как бы это странно ни звучало. Ещё несколько месяцев Уна бы и не поверила, что будет со слезами счастья и горя читать письмо от человека, заваливающего еë покои свежими цветами. Где-то рядом послышалось тяжелое, сиплое дыхание. Вынырнув из сна, Уна мгновенно подскочила с кровати, не глядя зажигая прикроватную лампу. Болезненно сморщившись, Аластор вцепился в ногу, судорожно толкая воздух туда и обратно сквозь стиснутые зубы. Его неусидчивый, любопытный и чуточку взбалмошный нрав не давали мужчине усидеть на месте, постоянно тянули его к работе. И нет бы сидеть спокойно в кабинете, так ему нужно было самостоятельно проверить каждый винтик, поболтать с каждым рабочим и обязательно обойти все свои владения. Энергия и трудоголизм мужа пугали Уну в первые дни жизни в доме Кейнов, сейчас бы она многое отдала за возможность для Аластора носиться по делам так же, как раньше. Раздробленная нога так до конца и не восстановилась, к сожалению, даже мастерства самых искусных медиков Сомны, четы Уэстов, не хватило для того, чтобы полностью забыть о тех страшных днях. Обещание, что со временем станет легче, если поддерживать строгий режим, разбивались о неуемный характер мужчины. Возможно, если бы он хоть пару дней позволил себе отдохнуть, а всё движение ограничилось бы неспешными прогулками по ближайшему парку, то, может, восстановление и случилось бы. Но для Кейна это была бы не жизнь, а просто существование, он бы однажды взорвался от переполнившей его энергии. — Дорогой, тихо, ты только дыши, — быстро расцеловав мужа в покрытый испариной лоб, Уна кинулась к небольшой тумбе, где хранились многочисленные баночки и скляночки. Одними мазями нужно было растирать ногу по утрам, другими — после ежедневных нагрузок перед сном, таблетки пить по чёткому расписанию, чтобы избавиться от судорог и восстановить костную ткань, а про количество разнообразных масел Уна старалась даже не вспоминать. Иногда казалось, что их спальня превратилась в лазарет, так часто здесь едко пахло травами и лекарствами. Этот дурачок на людях делал вид, будто трость у него больше для красоты и стиля, чем из реальной необходимости, но дома иногда даже из любимого глубокого кресла, где читал по вечерам газеты, вытянув ногу поближе к теплу камина, встать не мог без посторонней помощи. Аластор с улыбкой истинного счастливца заходил домой, но как только дверь закрывалась, она стиралась с его лица, превращаясь скорее в вопросительную. Ты всё ещё любишь меня вот такого? Ты всё ещё готова помогать мне? Опираясь на ее хрупкие плечи, он слушал веселый щебет о том, как прошёл её наполненный радостями и хлопотами день, и терпеливо переносил все неприятные процедуры, в ответ задаривая Уну милыми безделушками, спонсируя еë хотелки и всячески отплачивая за помощь поддержкой и теплом. В доме почти не было слуг, а те кто были, либо приходили днем и уходили к вечеру, либо проходили тройной контроль на отборе. Уна слишком боялась того, что длинные руки Целестинских граждан дотянутся и сюда. С приходом осени стало только хуже — бывали дни, что Кейн из дому не мог выйти, так ныли суставы на сырость, и по ночам подобные пробуждения всё ещё пугали, но с устрашающей закономерностью становились обыденными. Аластор совсем уж глухо застонал, тогда как Уна звенела баночками, вытаскивая их одну за другой, как платки или цветы доставал фокусник из своей шляпы. Она помогла мужчине чуть приподняться, поддержала голову, чтобы он мог выпить обезболивающее, без которого проводил теперь редкий день. Без какого-либо стыда откинув одеяло, принцесса мягко прикоснулась к напряженной икре, где мышцу скрутило судорогой. — Всё пройдет, сейчас всё пройдёт. Тихий, чуть плаксивый шёпот наполнил спальню, перемежаясь болезненными вздохами и стонами. Растирая ногу одной из мазей так, как показали когда-то давно в госпитале, Уна сама себя убеждала: — Ещё чуть-чуть, совсем немного. Только через полчаса мучений и увещеваний в комнате наступила тишина, раздался хриплый мужской голос: — Спасибо. Крохотная, но важная победа снова была на стороне Уны. Вновь вернувшись в постель, она села рядом, позволив Аластору положить взмокшую голову на плечо. Дыхание постепенно затихало, теплые ладони принцессы тянулись успокаивающе огладить по затылку или щеке, уводя Кейна обратно в объятья грёз, где он мог найти новые силы для их ежедневной борьбы, чтобы и завтра ночью выйти из неё победителями. Она неторопливо раскачивалась из стороны в сторону, убаюкивая его и будто охраняя каждую драгоценную минутку его спокойствия. — Мы ведь еще потанцуем вместе? — с робкой надеждой в голосе прошептала Уна, легонько почесывая затылок мужа так, как ему особенно нравилось. — Обязательно потанцуем. Обещаю.