Тёплые сны

Нетерпеливо поглядывая на часы, Натани неторопливо прохаживался по гостиной. Отглаженный бархатный пиджак всего лишь тёмного винного оттенка пока что лежал рядом на диване, и, судя по всему, надеть его в ближайшее время было не суждено — мама собиралась так, будто они решили за один вечер съездить на коронацию в Целестию, а не всего лишь выбраться в оперу. Любовь к ярким цветам не искоренило даже обучение в Академии, мистер Ганимед Блэквуд не делал поблажек, хотя Натани всё равно пытался как-то разнообразить однотонную форму то ярким платком, то кепкой. Но сегодня ради мамы он предпочёл не шокировать публику очередным вычурным нарядом. Чего стоил его недавний выход, когда под строгим чёрным пиджаком была лишь усыпанная стразами сетка: отец чуть скривился, выказав недовольство — он сам всегда одевался так, будто только вернулся с чьих-то похорон, но тетушка, честно сказать, была в восторге, довольно улыбнувшись племяннику поверх бокала. Еще пара минут, и они точно опоздают, подумалось Натани, в очередной раз глянувшему на часы. — Ездить с ней куда-то решительно невозможно, — вздохнул отец, сидящий в кресле с газетой, вторя его мыслям. — Собирается по тысяче лет. — Она старается тебе соответствовать. Всё должно быть идеально. — Она никому и ничего уже давно не должна, поверь. Даже если бы она появилась на ближайшем приёме в мешке из-под картошки, всё равно осталась бы самой обворожительной и красивой дамой. И так бы посчитал не только я. Когда найдешь себе кого-нибудь, поймёшь. Натани закатил глаза, привычно реагируя на излюбленную песню отца. Тот хотел, чтобы сын уже остепенился, ну или хотя бы перестал так открыто гулять по столичным девушкам, делая выручку торговцам средств от нежелательных последствий. Некоторые родители сами инициировали сближение своих дочерей с молодым Блэквудом в надежде, что это приведёт к их возвышению в свете, но приводило лишь к нервам и разочарованию, когда встречи не приводили к предложению руки и сердца, но оканчивались походом девушки к Уэстам. Хотя Натани был уверен, что пока в королевской ложе не появятся зрители, спектакль не начнётся, заставлять ждать других не хотелось. Где-то на втором этаже наконец-то хлопнула дверь, возвещая о том, что мама закончила вечерний туалет и можно было выезжать. Первой конечно же выбежала Хоуп, с разбегу запрыгивая Натани на руки. — Я тоже в театр хочу. Хочу-хочу-хочу, — обхватывая тоненькими ручками парня за шею, залепетала девочка. — Там скучно и непонятно поют, — показательно скривился Натани, улыбаясь сестрёнке. — Я сам не хочу, — громким шёпотом доверительно поделился он. — Но мама любит театр. — Хоуп, дорогая, отпусти брата, им с мамой надо ехать, — Каин забрал себе на руки дочь, и тут же отвлёк от очередного каприза: — Мы свой театр устроим. Помнишь, дедушка Ньярл показывал спектакль из теней? — Хочу, — тут же улыбнулась Хоуп. Натани не удивился бы, если бы её первым словом было «хочу» или «дай», но отец утверждал, что «папа». В такие моменты по снисходительному взгляду матери всё было ясно. — Так мы опаздываем или нет? — тихо подкралась Анари, с улыбкой глядя на своих мужчин. — Мама, — восхищённо оглядывая еë с ног до головы, Натани и слова подобрать не мог, чтобы выразить то, как затрепетало сердце в груди. Он помнил маму разной. В старом шитом-перешитом кардигане и собранными в аккуратную косу волосами. В простом добротном платье и несколькими лентами в волосах. В королевском бальном наряде и диадеме. Радостной, уставшей, счастливой, отчаявшейся, надеющейся. Совершенно разной. Но самое главное, что именно сейчас она была спокойна, как бывают только любимые и любящие взаимно люди, получившие в конце тяжёлого пути свою награду. — Ты прекрасна. И как такую красоту отпускать? — усмехнулся Каин, ласково приобнимая жену. — Если кто-то не знает Натани в лицо, то подумают, что ты нашла себе молодого любовничка. — С нами ещё Софи, так что молодой любовник будет у нас один на двоих, — элегантным движением Анари подтянула высокие перчатки. Рыжие локоны, собранные в высокую причёску, открывали хрупкие плечи и нежный разлет ключиц, платье, подобранное в тон фисташковой рубашке Натани, было безупречно, подчёркивая красоту владелицы. — Мы и правда опаздываем, — мягко напомнила она. Вся любовь к театру от Анари передалась Натаниэлю. Они могли часами обсуждать новые постановки, закулисные интриги и других актёров, отчего у Каина иногда начинала болеть голова. Сын знал только часть всей истории, связывающей его мать с театром, а об остальном желания рассказывать ни у него, ни у Анари не было. Так что с лёгким сердцем Натани примкнул к творческой профессии, сначала помогая маме с декорациями и за кулисами в еë театре, а после выступая уже на сцене. От эпизодических ролей он быстро перешëл к большим драматическим, и скоро благодарная публика Кадата оценила талант молодого дарования. Жалко только, что оставалось это всего лишь хобби — Каин коршуном следил за тем, чтобы наследник не отлынивал от своих прямых обязанностей. Принц же, будто бы в отместку, с какой-то небывалой иронией охотно подхватывал роли жестоких, но трагичных персонажей, чтобы, замирая на сцене, заставлять зрителей затаить дыхание, пока после долгого взгляда, после вспышки чувств, длинного монолога, неожиданной, но честной страсти, переданной публике весомо и коротко обронить что-то подобное: — Чтоб добрым быть, я должен быть жесток. В таких ролях он буквально натягивал на себя шкуру отца и не только его, каждый из Блэквудов так или иначе частенько становился его маской на сцене, будь то погрязший в топком болоте вины Мом, всегда ищущий чужого одобрения и похвалы Гани или Аван, примиряющая смертельно враждующие стороны твердой рукой. До дома Софи доехали быстро, Натани искренне любил водить и делал это лихо, с некоторым уроном для автомобиля — тот весь был в небольших царапинах и вмятинах, следах получаемого опыта. Но сегодня пассажиры его были особенно ценными, потому виражи на поворотах он не закладывал и почем зря другие машины не обгонял. — Каин всё же остался дома за няньку? — вместо приветствия усмехнулась Софи, увидев, кто находился за рулем. — Его опять раскрутят на сладкое вместо ужина, а потом мы все будем думать, почему у Хоуп болит живот, — вздохнула Анари, прекрасно зная, чем закончится еë сегодняшний выход. — Как дела в Академии? — улыбнулся с водительского места принц. — Если Ганимед не поумерит свой пыл, то мы станем специализироваться на литературе и искусстве, а не изучении магии. У меня студенты на его необязательные кружки ходят охотнее, чем на магическую теорию, — вздохнула Софи. — Впрочем, понять их можно. Гани умеет завлечь своими речами. — Не могу не согласиться. Он буквально гипнотизирует, особенно, когда начинает зачитывать что-то из своего, — подтвердил Натани, уже паркуясь около театра. Музыкальный театр, куда приехали Блэквуды, совсем недавно был реконструирован по проекту Гемеры, и представлял собой здание весьма необычное для столицы. Вокруг внушительного темного рояля, облицованного гранитными плитами и возвышавшегося над гостями, раскинулись несколько аллей с низенькими декоративными кустарниками и аккуратно подстриженными деревьями. Своей громадой он, конечно же, соперничать с главным зданием столицы, Храмом, не мог, но поражал как туристов, так и заядлых столичных театралов. Остановившись неподалёку, Гани галантно открыл дверь машины перед матерью и Софи. — Оставили мужей и детей, чтобы шокировать горожан, — хмыкнула Софи, заметив реакцию публики, когда на парадной лестнице после гардероба появилась их троица. Огромный холл, наполненный светом от нескольких громадных ажурных люстр, весь был заполнен музыкой и многоголосыми переговорами зрителей. Светские особы, немало заинтересованные происходящим, отчаянно старались не пялиться на редких и крайне занятных посетителей театра, но шепотки, как отдаленное журчание ручья, то и дело слышались рядом, стоило только отвернуться от очередного сборища зевак. Взяв под локоток и маму, и Софи, Натани бесстыдно наслаждался всеобщим вниманием. Анари было ужасно некомфортно, за столько лет она научилась прекрасно скрывать это за вежливой улыбкой, представляла, что вернулась на сцену, тогда склизкие взгляды, смешки, подобострастие и откровенную лесть выносить было легче. Она радовалась, что сын чувствует себя рыбой в воде, погружаясь в хитросплетения чужих интересов и сплетен. Софи же было ровным счётом наплевать на то, что о ней думают, все вокруг уже давно привыкли к манере общения, точнее, полному их отсутствию, потому мало кто заводил светские беседы с бывшей принцессой. — Натани, умали свое ехидство, иначе столичные невесты проклянут нас до десятого колена, — сжав чужое предплечье, сквозь вежливую улыбку прошипела Софи, кивая одному из проректоров Академии, которого заметила в отдалении. — Они все хотят быть на вашем месте, есть чему позавидовать, хотя никто из них до вас не дотягивает, — в тон ответил Натани, беглым взглядом окидывая зашушукавшихся рядом девушек. — Как мило с твоей стороны выбрать в качестве подобного ориентира не только свою маму, но еще и меня. Поверь, тебе не нужна такая головная боль, ты сбежишь через пару недель. — Поздно, Софи, я знаю, что в душе ты лапочка, нужно только знать, как обойти острые зубы и крепкие кулаки. У твоего муженька это получилось, почему не получится у меня? — Натани, — одернула его Анари. Острый на колкости язык был самым главным врагом её сына, к сожалению, сказывались долгие годы отсутствия должного воспитания. Тогда важно было научить не манерам и этикету, а тому, как защититься от угроз. Даже потерявшись на мгновение от такой наглости, Софи с укором покачала головой. Да если бы этот щеночек знал, кто ее муж, и как он устал гонять от благоверной молодых наивных кавалеров. — Мечтай, родной. Мечтай, — снисходительно улыбнулась та, уже представляя, как будет дома пересказывать эту ситуацию супругу. Следующие полтора часа прошли в приятном расслаблении. Анари и Натаниэль не могли оторвать завороженных взглядов от сцены и разворачивающейся там истории любви. Софи в который раз удостоверилась в том, что всё в этом мире уже было придумано задолго до них, сюжет постановки повторял миф об Орфее и Эвридике до мельчайших подробностей, потому она сосредоточилась не на нём, а в общем на красоте музыки, взрывного хорового пения, красотой внутреннего устройства театра, эстетикой гармоничного богатства и музыкой, наполняющей каждую клеточку тела. В какой-то момент Софи даже услышала чуть гнусавое сопение по правую руку от себя — Анари украдкой вытирала набежавшие от переживаний слезы. Антракт между первым и вторым отделением подкрался незаметно, позволив немного перевести дух от переживаний за преданных друг другу влюблённых. — Дамы, предлагаю посетить буфет, — утягивая женщин к столикам, весело заявил Натани. — Пожелания? — Кофе черный, как моя душа. Уна недавно стала привозить новый сорт, и я все никак не могу понять, нравится он мне или нет, — пояснила Софи, доставая из кошелька несколько купюр. — Сегодня все за мой счет. Я что, не джентльмен? Не могу угостить дам? — подобострастно склонил голову Натани, явно играя на публику. — А тебе, мам? — Шампанское и что-нибудь сладкое. — Натани, последний, кто настаивал заплатить за меня в буфете театра, поплатился своим холеным орлиным носом и целыми ребрами. — Давай не будем превращать это в традицию, мне нравится мой нос, — помахав на прощание рукой, обвешанной несколькими перстнями, Натани быстренько ретировался. С Софи и правда станется оттягать его за уши, и не посмотрит ведь, что весь свет Кадата вокруг. — И вина тогда мне еще возьми. Красного, — повысила она голос ему вслед, очень надеясь, что этот прохвост услышит. Только она хотела высказать Анари, что еë сынка мало в детстве наказывали, раз он так позволяет себе со старшими говорить, но, заметив до того теплый и спокойный взгляд эльфийки, замолчала, слова буквально застряли в горле. Понятное дело, что не от показушности Натани себя так вёл, а лишь из-за того, что наконец-то появилась возможность не задумываться о деньгах и спокойно потратить баснословную сумму на перекус в театральном буфете, а не оставлять черствую буханку хлеба еще и на завтра, иначе через несколько дней есть станет совсем нечего. Опустив голову, Анари скромно улыбнулась, чуть нервозно огладив край скатерти. Видимо, постановка так её тронула, что в голову полезли непрошенные воспоминания. — А помнишь, долгую дорогу? — тихо спросила она. — И как держала за ноги земля. Конечно помню. Софи с каким-то трепетом в груди узнала старую песню, полюбившуюся ей ещё в другом мире. Она украдкой напевала её, мотив был достаточно прост, а слова трогали до глубины души, потому уже через несколько дней путешествия ту самую «Дорогу» знала уже и Анари. До этого поделиться этой частичкой себя получилось лишь с Элеем. — Тогда я и представить не могла, что окажусь в подобном месте, буду распивать игристое и не бояться нового дня, — невидящим взглядом окидывая гудящую толпу вокруг, тихо произнесла Анари. — И что жизнь таит не только тяготы, — понимающе улыбнулась Софи, ласково сжимая тонкую ладошку подруги в своей. — Помнится, я мечтала о клубнике хотя бы на праздник в качестве чудесного сюрприза, подарка, но на родине она тогда уже лет сто как не росла, я и забыла, как она пахнет и какова на вкус, но надеялась снова попробовать. А сейчас Каин готов привезти ее хоть из Зара, лишь бы снова и снова напоминать. — Значит, первым выпьем за клубнику? Уши эльфийки вспыхнули стыдливым румянцем. Такое вроде бы глупое, но самое искренне желание, мечта, которую могут осуществить родные — такие моменты самые ценные в жизни. После того, как официант принёс бокалы и крохотные пирожные для Анари с клубничным джемом, Натани прекрасно был осведомлён о неравнодушии матери к этим ягодам, они подняли бокалы, звонко чокнувшись: — За клубнику. Каждое утро, на завтрак. Прервал тонкий момент Натани, вольготно упав на соседний стул и улыбнувшись какой-то девице, заинтересованно глядящей в их сторону. — Я подарю тебе малюсенький блокнотик и карандашик к нему, чтобы записывать адреса и имена девушек. У тебя, небось, голова болит, как бы их всех запомнить, — украв у Анари крохотную клубничку, устало заявила Софи. — А ты думаешь, у него нет? От отца понабрался чего требуется и не требуется, — вздохнула эльфийка, лукаво поглядывая на встрепенувшегося Натани, он хотел было что-то возразить, но по материнскому взгляду понял, что отпираться бесполезно: — Ну есть, и что? — Бесстыдник, — озорно глянув на него, заключила Софи, прерванная вторым звонком. — Кажется, нам пора.

***

— Никогда не понимал эту часть, — тихо прошептал Натани, склонившись к Софи, чтобы не мешать маме. — Твой мужчина буквально к мертвецам спустился, только бы спасти, а она ему истерики закатывает. — Любовь с людьми делает странные вещи, — согласилась Софи — Ничего вы не понимаете, — вздохнула рядом Анари, устав от язвительных перешептываний. — Не понимаете вы просто, как душа рвëтся, когда другой человек молчалив и холоден, не открывается перед тобой, а ты должна слепо за ним следовать, надеясь, что он не ведёт тебя к обрыву, куда ты упадешь. После такой короткой, но чувственной тирады Софи и Натани присмирели, затихнув до конца оперы, думая каждый о своëм.