Игра 2.0

Прости, родная, ты сейчас одна. Опять на сердце у тебя тревога. Ты хочешь, чтоб я дома был всегда… С моей работой это невозможно. Василий Денисов, «Прости, родная».

Первые же несколько дней отпуска преобразили меня. Даже Наташа и Лера отметили, что я, хоть и не просветлел окончательно, но, по крайней мере, перестал походить на угрюмого надутого филина. Я уже и забыл, что это такое – отпуск. Санаторий оказался более чем приличным, что неудивительно, ведь в позапрошлом году на ремонт ведомственных санаториев выделили фантастическую сумму из бюджета. Так что мне, не бывшему здесь больше пяти лет, изменения бросились в глаза сразу. Не пятизвездочный турецкий отель, конечно, но и не палаточный лагерь на границе с Таджикистаном. Радовало, что с Натальей мы живем не первый год и ни ей, ни Лере не нужно объяснять, что такое «допуск к гостайне» и почему я не могу поехать с ними куда-нибудь на Мальдивы. Увы, моему первому за много лет отпуску не суждено было продлиться долго. В полдень восьмого дня нашего пребывания в санатории по пути с процедур в столовую меня застал телефонный звонок. Посмотрев на экран аппарата, я увидел фамилию «Денисов» и поморщился, понимая, что вряд ли майор звонит мне узнать, как проходит отдых. - Слушаю, майор, - ответил я под испепеляющим взглядом Наташи. - Здравия желаю, Павел Дмитрич. Тут такое дело… - Короче, Николай, - вздохнул я. - Фасида взяли. - Приятная новость. Фасид был одним из крупнейших нелегальных оружейных баронов страны, за которым мы гонялись без малого семь лет. Кого он только не снабжал оружием. Его клиентура была весьма обширна – от группировок так называемых воров в законе до чеченских террористов. Поговаривают даже, что в 2008 году с его оружием выходили в бой наемники в Грузии. - Между прочим, взяли его благодаря проделанной вами работе! – одобрительно проговорил Денисов. - Да, я плотно занимался делом Фасида, пока не появился Смолин… Жаль, не дожал его до конца. - Вам еще представится такая возможность. - Не понял? - Мы хотим вскрыть всю его сеть. Все звенья от изначальных поставщиков до основных клиентов. - Николай, стоп, - прервал я коллегу. – Если ты не забыл, я в отпуске. - Руководство, включая директора, настаивает на вашем непосредственном участии. Это не может ждать. Нужно действовать сейчас, пока его группировка обезглавлена и слаба. Я не сдержался и со злостью оборвал вызов. Бросил виноватый взгляд на Наташу. - Белов, только не говори, что тебя опять вызывают на службу! – прошипела моя благоверная. Вновь раздался телефонный звонок. - Слушаю! – рявкнул я, не глядя, кто звонит. - Товарищ полковник, с вами говорит майор Стенин из центрального аппарата, - раздался в трубке ничуть не смущенный моей грубостью голос. Черт… Майор из центрального аппарата сообщил примерно тоже самое, что и Денисов, добавив, что машина за мной прибудет завтра в девять утра. Черт… Черт… Черт! На удивление скандала после обеда не последовало. Да только Наташа весь день ходила словно в трауре, отвечала на мои вопросы исключительно односложно, а вечером сразу после ужина улеглась спать, отвернувшись от меня. Да, она ко многому привыкла за годы жизни с чекистом, многое понимает, но и у ее терпения есть предел. Лера же лишь тяжело вздыхала, глядя на нас. Я проснулся рано, за окном еще было темно. Стараясь вести себя как можно тише, собрал вещи. Посмотрев на спящую Наташу, я невольно вздохнул. - Прости, такая у меня работа, - прошептал я, зная, что меня не услышат. Взглянув на часы, я отметил, что у меня есть еще немного времени до выхода, и решил потратить это время на заглаживание своей вины перед любимой женщиной. Выйдя из нашего номера, я прошел к поляне, что простиралась перед нашим корпусом. Пройдясь по поляне, я набрал весьма внушительный букет свежих цветов. - Куда это вы такое чудо несете, товарищ полковник? – с улыбкой спросил охранник – отставной капитан нашей службы, ушедший много лет назад по ранению. - Жену порадовать хочу, - улыбнулся я. - Святое дело! Вернувшись в номер, я поставил букет в большой стеклянный стакан. Вскоре за мной приехала машина, и я уехал, не дождавшись пробуждения жены и дочери. О том, что я здесь был, теперь напоминал лишь букет, да записка под ним «Прости, родная».