Court/Суд

На этот раз я та, чей рот широко открыт от удивления, но не думаю, что кто-то может меня в этом винить. Уже несколько месяцев я думала, что осталась единственной горгульей, а теперь прямо передо мной — их так много, что они заполнили весь двор размером почти с футбольное поле. — Они… они настоящие? — спрашиваю я, с трудом проталкивая слова через внезапно сжавшееся горло. Это ошеломляет — в хорошем смысле — осознание того, что я не одинока в этом мире. Что есть ещё люди, похожие на меня. Я люблю Хадсона и Джексона, Мэйси и Флинта — не говоря уже об остальных моих друзьях. Я действительно люблю, и я знаю, что у меня всегда будет место среди них. Я всегда буду вписываться в их компанию. Но это не значит, что иногда мне не хотелось бы быть похожей на них, таких уверенных в том, кто и что они есть в мире, который постоянно переворачивает меня с ног на голову. Да, у них у всех есть свои заботы и проблемы, но, по крайней мере, они не борются с тем, кто они есть на самом деле. Хадсон — вампир насквозь. Всё во Флинте говорит о драконе. А Мэйси — определённо ведьма. Что ещё важнее, они знают, что это значит. Что они могут сделать, что они могут принять — что они могут пережить. Что касается меня… ещё несколько месяцев назад я бы сказала, что точно знаю, кто я. И по большей части так и есть. Я — Грейс. Я люблю искусство и старые фильмы, историю и Гарри Стайлса, Доктор Пеппер и танцевать часами. До смерти родителей я планировала поступить в Калифорнийский университет в Санта-Крузе и изучать морскую природу. А теперь я живу на Аляске — по крайней мере, ещё некоторое время. Я не знаю, что произойдёт в ближайшие десять минут, не говоря уже о следующих четырёх годах. И я горгулья. И это круто. Это действительно так, по многим, многим причинам. Мне это нравится. Но когда я стою здесь и смотрю на двор, полный паранормалов, которые похожи на меня на фундаментальном уровне, я понимаю, что есть часть меня, которая была одинока на протяжении всего этого. Часть меня, которая хочет с кем-то сравнить записи, с кем-то поговорить обо всех диких вещах, происходящих внутри меня, с кем-то, кто понимает, каково это — быть горгульей. И вот сейчас, прямо передо мной, целая куча людей, которые понимают. Кто знает нашу историю и наши способности. Я ещё не знаю их. Возможно, я никогда их не узнаю, но осознание того, что они существуют, помогает мне чувствовать себя немного менее одинокой. — Они реальны, моя дорогая девочка. Алистер снисходительно улыбается мне. — И эта группа — лишь капля в море того, сколько горгулий существует на свете, целая армия, которая только и ждёт своего шанса вернуть свою честь. Отвоевать своё место в мире под руководством своей королевы. Их генерала. Мой желудок делает сложную серию сальто назад при его словах. Я привыкаю к тому, что я горгулья, и, возможно, даже привыкаю к тому, что я глава Двора Горгулий, с местом в Круге. Но это было, когда я думала, что горгулий не осталось. Теперь же узнать, что в мире существует множество горгулий, а я должна быть их королевой — и, что ещё более шокирующе, их генералом — это нечто большее, чем я могу осознать. По крайней мере, никто из них нас пока не заметил. Мне нужно время, чтобы всё обдумать. — Не хочешь ли ты познакомиться с некоторыми из них? — спрашивает меня Алистер. — Я могу с ними познакомиться? — Мой пульс учащается ещё на несколько ступеней. — То есть, я могу с ними поговорить? — Конечно. Ты же королева горгулий, в конце концов. — Но если я королева, — говорю я. — Что это значит для вас?. Мои слова заставляют его задуматься, и сначала я думаю, что он не собирается отвечать. Но затем он смотрит на меня краем глаза и говорит: — Надеюсь, доверенным советником. Массивные двери закрываются за нами со зловещим стуком, и я не могу отделаться от мысли, что не только Алистер тоскует по своему товарищу. Было бы неплохо, если бы Хадсон был здесь, со мной, прикрывая мне спину, пока я вхожу в ситуацию, которую даже не представляла, не говоря уже о том, чтобы подготовиться к ней. Алистер делает ещё несколько шагов в пространство, и я следую за ним, мой взгляд перескакивает с одной группы горгулий на другую. Хотя все они вооружены и находятся в своей одушевлённой каменной форме, ни у кого нет поднятого оружия. Вместо этого все они перемещаются по двору группами по два, а иногда по три или четыре человека. Все они высокие и мускулистые — гораздо крупнее меня, но никто из них не сравнится с Алистером. Конечно, даже в своей обычной старой форме горгульи, не Неубиваемого Зверя, он на голову и плечи выше большинства людей. В комнате есть ещё только один человек в человеческой форме — высокий, громоздкий мужчина, стоящий в передней части группы. Он одет, как Алистер, в трико и тунику, хотя его одежда изумрудно-зелёного и золотого цветов, а не чёрно-серого, как у Алистера. Он также единственный из группы не носит оружия. Тем не менее, когда он кричит «Готов!», все остальные во дворе приходят в движение. Они опускаются в оборонительные позиции с высоко поднятыми щитами или переходят в наступление, поднимая свои огромные мечи для атаки. Я жду звука удара стали о сталь, но проходит несколько долгих секунд, прежде чем мужчина кричит: — Ионсаи!. Я понятия не имею, что означает это слово, но очевидно, что это команда, которую ждут другие горгульи. Его крик всё ещё раздаётся вокруг нас, когда мечи начинают проноситься по воздуху. Я с трепетом наблюдаю, как горгульи устраивают спарринг, мечи встречаются с другими мечами или щитами, когда они прыгают, кружатся и даже кувыркаются в воздухе. Эти горгульи огромные, тяжёлые, но двигаются они так, словно сделаны из перьев, а не из камня. Высокая, крепкая девушка кричит что-то на непонятном мне языке и со всей силы обрушивает свой меч на противника. Он встречает её краем своего щита, но она поворачивается даже тогда, когда оружия соединяются, выполняя комбинацию прыжок-спина, которая заканчивается тем, что она разворачивает меч по размашистой дуге, широкой стороной ударяя противника прямо между лопаток. Он перелетает и оказывается распростёртым на земле, защищаясь поднятым щитом, а она ещё раз взмахивает мечом. В последний момент она усмехается и убирает меч обратно в ножны на поясе, а затем протягивает руку вниз, чтобы помочь ему подняться. Он закатывает глаза и говорит что-то на непонятном мне языке, отчего она откидывает голову назад и смеётся. Секунды спустя они оба превращаются в людей. Она — чёрная, с рядами великолепных кос, а у него короткие тёмные волосы и золотисто-коричневая кожа. — Всё ещё думаешь, что я дерусь как девчонка? — насмехается она. — Чертовски верно, — отвечает он с индийским акцентом. — Я бы тоже так хотел. — Он делает сложное движение мечом, затем прерывается на середине взмаха. — Эй, покажи мне, как ты раньше делала запястье? — Конечно. Пока она двигается, чтобы показать ему, я смотрю на другую группу. Эта группа состоит из одних мужчин-горгулий, и я не преувеличиваю, когда говорю, что они массивные, как два футболиста, каждый из которых имеет свои мечи и щиты. Сейчас они сражаются двое на одного, причем самый крупный из них играет в защите против остальных. И он по-прежнему надирает задницы им обоим. Мы с Алистером стоим в стороне и наблюдаем, как продолжается тренировка. Парень в зелёном, который всё это время был в человеческой форме, ходит от группы к группе, давая советы и критикуя: «следи за спиной», «поворачивай запястье, когда делаешь это движение», «не опускай плечо», «поднимай ногу и поворачивайся на ней». Комментарии продолжаются и продолжаются, поскольку, кажется, ничто не может ускользнуть от его орлиного глаза. Каждая горгулья, с которой он говорит, цепляется за каждое его слово, и я вижу, как они пытаются реализовать его предложения, как только он уходит. Это завораживает. — Кто это? — спрашиваю я Алистера, когда парень в изумрудно-зелёном начинает третий круг по двору. — Это Честейн. Он был моим генералом-лейтенантом, сколько я себя помню. Алистер делает паузу, на его лице появляется задумчивое выражение, когда он наблюдает за своим старым другом. — А теперь, полагаю, он твой. Не хочешь с ним познакомиться? Ого. Это становится реальным, быстро. Я делаю длинный вдох и говорю единственное, что я могу. — Да, конечно. С удовольствием. — В конце концов, королева действительно должна знать, кому она может доверять. Верно?