Court/Суд

— Что ты сделала? — требую я, пока ужасные мысли теснятся в моём мозгу. — Где они? Что ты сделала с моими друзьями? — Я забыла, что горгульи невосприимчивы к магии. — Она тяжело вздыхает, затем машет рукой в сторону охранника. — Сделайте с ней что-нибудь, пожалуйста. — С удовольствием. — Глаза охранника сверкают неприязнью, когда он пытается схватить меня. Я думаю о том, чтобы избежать этого, о том, чтобы достать платиновую нить глубоко внутри себя, чтобы отбиться от него, но в конце концов я ничего не делаю. Я не хочу быть здесь без своих друзей, как и они не хотят, чтобы я была здесь. Кроме того, если повезёт, он отведёт меня туда, где они находятся, и мы сможем решить, что делать дальше. И куда идти. Нам нужно найти способ спасти детей, но нам нужен действительно хороший план, прежде чем мы попытаемся напасть на Сайруса в его собственном дворе. Иначе мы окажемся в ловушке вместе со всеми… или даже хуже. Именно поэтому я не сопротивляюсь охраннику, когда он хватает меня за руку или когда он начинает выводить меня за дверь впереди себя. Валентина немного смеётся над моим отсутствием борьбы, но я не обращаю на неё внимания. Меньше всего мне хочется, чтобы она решила бросить меня в подземелье просто ради забавы. В конце концов, она позволяет охраннику провести меня обратно через длинный коридор с резьбой на стенах и картинами, а затем вниз по лестнице. Мы не останавливаемся, пока не доходим до боковых дверей, выходящих из Двора ведьм, которые распахиваются по взмаху палочки Валентины. — Удачи тебе там, — говорит она мне, и впервые в её голосе нет злобы или сарказма. На самом деле, я не могу не думать, что она звучит искренне — даже когда он ведёт меня прямо через массивные золотые двери, через двор, освещённый чёрными свечами, и через кованые ворота на грубую булыжную улицу. Только я не совсем на улице, понимаю я, оглядываясь по сторонам. Наступают сумерки, поэтому видеть сложнее, чем днём, но всё ещё достаточно светло, чтобы я могла получить общее представление о том, где нахожусь. Очевидно, я нахожусь в городской черте, потому что место, где я нахожусь, очень похоже на какую-то городскую площадь, а уличные указатели не на английском языке. К тому же, когда мы покинули Кэтмир, было утро, так что очевидно, что я нахожусь в другой стране, по крайней мере, на другом конце света. Я достаю из рюкзака телефон и быстро снимаю на видео местность, поворачиваясь при этом на 360 градусов. Затем я отправляю его своим друзьям в нашем групповом чате вместе с текстом следующего содержания: Я: Где я? И ещё одно сообщение следующего содержания: Я: Где вы? Я остаюсь на месте, желая быть в том же месте, где снимала видео, если меня начнут искать. Пока я жду, и оглядываюсь по сторонам, пытаясь лучше понять, в каком городе — или хотя бы в какой стране — я нахожусь. Для начала фотографирую ближайшую вывеску, а затем увеличиваю её, чтобы можно было прочитать слова: «La Piazza Castello». Хм. Значит, Суд ведьм находится в Италии. Это не то, что я ожидала, что, честно говоря, заставляет меня чувствовать себя глупо. Как я могла прожить с Мэйси столько месяцев и не спросить её, где находится Суд ведьм? И как она могла никогда не упомянуть об этом? Отправляю ещё одно сообщение своим друзьям, сообщая им, где я нахожусь, а затем осматриваю местность. «Пьяцца» означает «площадь» или «квадрат» на итальянском, если не ошибаюсь, и, оглядывая это место, понимаю, как оно получило своё название. Вся площадь представляет собой прямоугольник, где тупиковые каменные улицы образуют своеобразную кайму вокруг большого прямоугольного участка травы. На улицах стоят красивые белые здания с явным итальянским колоритом, а количество уличных указателей говорит о том, что это очень оживлённое место. Однако в это время суток здесь совершенно пусто. Настолько, что, насколько мне известно, я единственный человек на всей площади — и это, честно говоря, жутковато. Как только я подумала про себя, что не хочу быть на этой улице одна, Хадсон появляется прямо передо мной, притягивая меня в свои объятия. — Приветик, — говорит он, проводя ладонями по моим рукам. — Ты в порядке? Я делаю полуулыбку. — Извини за это. Валентина забыла, что магия не действует на горгулий. Оглядываюсь через его плечо на всё ещё пустую пьяццу. — Где все? — Мы разделились. Я пришёл первым». Он пожимает плечами, как будто это очевидно. И полагаю, что так оно и есть, потому что он всегда меня находит. — Это была бомба, которую ты туда бросила. — Он ухмыляется, отпуская меня. — Мне понравилась каждая минута. Особенно когда королева ведьм чуть не свалилась со своего трона, пытаясь сбежать от Короны. Я качаю головой и хихикаю. — Да, это было странно. Конечно, это не помогло мне понять, чем на самом деле занимается Корона. — Верно. Но мы знаем, что она наводит ужас на могущественных существ. И, вероятно, именно поэтому Сайрус охотится за тобой. Ему нужна Корона. Я дрожу, и он снова притягивает меня в свои объятия. Это так же естественно, как дышать: обхватить его за талию, положить голову ему на грудь, чтобы его сердце билось синхронно с моим. Я не знаю, как долго мы так стоим, но благодарна Хадсону за то, что он не задаёт вопросов, хотя знаю, что у него их должно быть дюжина. Или миллион. Самый большой из них, вероятно, о том, как мы были вместе почти каждую минуту бодрствования и сна, и всё же мне удалось не только узнать, что король горгулий — мой дед, в каком-то поколении, и что армия горгулий жива, но и получить кольцо, которое означает, что теперь я их королева. Но он ничего не спрашивает, просто держит меня, слушает, как я дышу, и успокаивает своим теплом, что, несмотря ни на что, я не одна. В конце концов, откидываюсь назад, чтобы посмотреть на него, а он просто поднимает одну бровь и говорит: — Значит, Неубиваемый Зверь — это король горгулий, да? Конечно, Хадсон догадывается. Я киваю. — А ты — прямой потомок, где-то по нисходящей линии. — Последнее — утверждение, а не вопрос. И снова я киваю. — И он дал тебе кольцо, чтобы ты возглавила свой народ. На этот раз, когда киваю, я не могу не затаить дыхание, ожидая его реакции. Он улыбается мне, убирая несколько прядей волос за ухо, а затем говорит: — Что ж, это было умно. Он не в том состоянии, чтобы вести кого-то в туалет, тем более на войну. И я не могу сдержаться. Я начинаю смеяться. — Что смешного? спрашивает Джексон, когда Орден и остальные мои друзья останавливаются вокруг нас. Должно быть, они наконец-то догнали меня, пока с тревогой думала о реакции моего приятеля на то, что я теперь командую мифической армией. Но то, что я рассказала Хадсону, ещё не значит, что я хочу обсуждать это с остальными членами группы. Вместо этого пытаюсь отмахнуться от любых вопросов, поддразнивая Хадсона. — О, я только что узнала, что обещание, которое Хадсон дал мне с помощью кольца, — красить ногти на ногах каждую ночь до конца наших дней. — Все смеются, а Хадсон подыгрывает мне и с ухмылкой закатывает глаза. -Ты бы этого хотела. — Мы все хотим, мой друг. — Мекай хлопает его по плечу. — Я бы заплатил хорошие деньги, чтобы увидеть это. И разместить это. Везде. — Эй, меня устраивает моя мужественность. Я с удовольствием крашу ногти на ногах кому угодно, включая свои собственные. Он поворачивается к Флинту. — Ну, кроме твоих когтей. Поворачивается к Джексону. — И твоих пальцев на ногах. Поворачивается ко всему Ордену. — Ладно, никаких из ваших, кроме, может быть, Байрона. Похоже, он уделяет немало времени уходу за кутикулой. И с этим все разражаются смехом, а я так люблю этого парня, что моё сердце готово разорваться. Я знаю, что он делает, и это значит для меня весь мир. Он знает, что у всех есть вопросы, но он даёт мне шанс рассказать им, что происходит, что случилось с королём горгулий, в моё собственное время. А это не сейчас. Потому что прямо сейчас очень знакомая ведьма направляется прямо к нам.