Court/Суд

— Виола. — Голос Мэйси дрожит, когда мы поворачиваемся, чтобы найти ведьму в великолепной пурпурной мантии, которая была ответственна за то, что мы получили так называемую аудиенцию перед королевой. — Что ты здесь делаешь? — Я почувствовала весь этот переполох и решила пойти проверить. Представьте себе моё удивление и потрясение, когда я поняла, что моя дорогая сестра усадила ребёнка посреди площади Кастелло без единого проблеска света или направления. — Она взмахнула рукой, и вся площадь озарилась ярким, потусторонним светом. — Некоторые из нас прекрасно справлялись в темноте, — пробурчал Лиам, явно покончив со всеми ведьмами в целом. Мэйси нервно смотрит на него, прежде чем броситься внутрь. — Ну, я не фанатка теней, так что спасибо, Виола. — Это было совсем не трудно, — отвечает Виола. — Но есть несколько ведьм, особенно хороших в рассеивании теней, моя дорогая, и ты, как оказалось, одна из них. — Что это значит? — спрашиваю я, в то же время Мэйси спрашивает: — Я? Виола наклоняет голову в сторону, изучая Мэйси. Она выглядит созерцательной, как будто пытается решить, что или сколько сказать. Но это не имеет смысла, учитывая, что это она пришла к нам. Разве она не должна уже знать, что хочет сказать? Остальные, должно быть, так же ждут, когда она заговорит, как и я, потому что никто из них не произносит ни слова, пока, наконец, Виола не заговорит. — Я знаю только одну ведьму, которая может заставить даже самого свирепого теневика бежать в страхе, и я думаю, что она может понадобиться вам ещё до окончания вашего путешествия. — Почему? — спросил Байрон. — И как нам её найти? — Она не потерялась — вам не нужно её искать. Она в Суде вампиров. Что касается того, кто она… — Она поворачивается к Мэйси. — Я думала, ты уже догадалась об этом. — Что ты имеешь в виду? — спросила Мэйси, сбитая с толку. — Я не знаю никого, кто занимается теневой магией. — Конечно, знаешь, дорогая. Твоя мама в этом мастер. Её слова повисли в воздухе, как зажжённый фейерверк за мгновение до взрыва — мощный, зажигательный, необратимый. — Моя мать? — шепчет Мэйси, когда цвет уходит с её щёк. — Моей мамы больше нет. Её нет уже много лет. Никто не знает, где она. — Это не совсем так. — Виола вздыхает. — Я не хотела быть той, кому придётся сказать тебе это, но… она в том же месте, где была восемь лет. При дворе вампиров, служит Сайрусу. Если это возможно, Мэйси теряет ещё больше цвета. — Это неправда. — Её голос ровный, глаза бешеные. — Моя мать не стала бы этого делать. Она не смогла бы этого сделать. Не с Сайрусом. Моя мама могла оставить нас, могла исчезнуть с лица земли, но она и мой отец всегда презирали Сайруса. Она никогда не стала бы работать на него. — Виола слегка пожала плечами, мол, посмотрим, кто прав. — Помни, дитя моё. В мире Сайруса всё очень редко бывает так, как он говорит. И никогда — то, чем они кажутся. — Ты защищаешь его? — Голос Мэйси трещит от возмущения. — Я бы никогда не стала защищать это животное, — огрызнулась Виола, и на этот раз на её лице появился настоящий гнев. — И не заблуждайтесь — если он тронет хоть один волос на голове наших детей, он будет страдать так, что врата в ад покажутся детской площадкой. — Тогда кто… — Я защищаю твою мать. Это опасный мир, и иногда приходится заключать самые неблагоприятные союзы, если есть хоть какая-то надежда на выживание. И иногда приходится делать такие вещи независимо от выбора. — У вас всегда есть выбор, — говорит Давуд, засовывая кулаки глубоко в карманы джинсов. — Может быть. — Виола смотрит на оборотня, опустив свой длинный тонкий нос. — Но иногда не бывает хорошего выбора — только тот, который не приведёт к смерти тебя или тех, кто тебе дорог. Любой, кто думает иначе, — ребёнок. После этого Мэйси замолкает — не потому, что ей нечего сказать, а потому, что она не знает, что сказать. Или что чувствовать. Ей понадобится больше пяти минут, чтобы осознать новость о том, что её мать жива и живёт в Суде вампиров, не говоря уже обо всём остальном, о чём мы говорили. Мне приходит в голову одна мысль. В Ведьмином дворе было ясно, что король и королева точно знали, на что способна Корона. — Виола, могу я задать тебе вопрос? Старшая ведьма пронзила меня своими фиалковыми глазами, приподняв одну бровь. — Ты можешь спросить, конечно, хотя я не уверена, что могу гарантировать ответ. — Справедливо. — Я киваю, затем делаю глубокий вдох и обхватываю дрожащими руками свою талию. Не знаю точно, почему я так боюсь спросить, но в конце концов я поднимаю подбородок. — Ты знаешь, чем занимается Корона? Почему король и королева — и Сайрус — так боятся её? Глаза Виолы расширились, как будто она думала, что я задам любой вопрос, кроме этого. — Никто не сказал тебе, когда отдавал её тебе? Я качаю головой. — Ну, это… необычно. — Она делает паузу, кажется, раздумывая, говорить мне или нет, но потом, видимо, решает, что мне нужно знать, потому что она наклоняется вперёд, как будто делится секретом. — Горгульи были законом и порядком в паранормальном мире в течение тысячи лет. Армия горгулий окружала тех, кто совершал вопиющие преступления против других, а король горгулий клал им на грудь корону и определял наказание. А теперь моя очередь удивляться, что кто-то сказал прямо противоположное тому, что я ожидала. — Ну, это не кажется полезной силой на войне. — Я не могу побороть горечь и разочарование, окрашивающие мои слова. — Я думала, что Корона должна была дать владельцу безграничную власть. Разве не поэтому Сайрус хочет её получить? — Но Виола издаёт тихий звук. — Ты не понимаешь, дитя. Тот, кто владеет Короной, может лишить паранормала его сил, некоторых или всех, если захочет. На день. На неделю. Навсегда. В зависимости от преступления, в котором Армия Горгулий признала их виновными. Одним прикосновением руки. Не считаете ли вы способность сделать любого врага бессильным «безграничной силой»? — Святые угодники, — говорит Флинт, затем протяжно свистит. И делает два шага в сторону от меня. Вообще-то, все так делают. Кроме Хадсона. У меня желудок сводит при мысли о лишении кого-либо силы. Я шепчу на прерывистом дыхании: — Я знаю, каково это, когда у меня нет моей горгульи, со времени моего пребывания в тюрьме, и я никому не пожелаю этого. Я не… — Мой голос ломается, и мне приходится пробовать снова. — Я не хочу эту Корону. Как мне избавиться от неё? Но Виола просто смотрит на меня, и что-то похожее на восхищение медленно проясняет её взгляд. Её глаза скользят по моим ногам и снова вверх, прежде чем она говорит: — Я думаю, многие люди недооценивают тебя, не так ли, Грейс? Это хорошо. Они никогда не увидят, как ты придёшь. Ладно, хорошо, я думаю, это комплимент? — Корона мне для этого не нужна. Ты знаешь, как я могу от неё избавиться? — Единственный способ передать Корону — это отречься от престола другой горгулье из королевской линии, — говорит она, и каждое слово словно удар молота по моей избитой душе. Мне хочется думать, что я понимаю, через что проходит Хадсон, как ему приходится выбирать судьбы других людей и как он мучается, делая неправильный выбор, но не думаю, что я действительно понимала это до этого момента. До того момента, когда буквально держала на ладони силу, способную лишить кого-то основного права быть тем, кем ему суждено быть. Продолжать свою жизнь по своему усмотрению. Могла ли я так легко отдать это бремя кому-то другому? Но я ещё даже не использовала эту силу, и хочу, чтобы она исчезла, эта татуировка с моей руки сейчас. Я борюсь с желанием вцепиться когтями в ладонь, когда Хадсон тянется вниз и берёт мою руку в свою, притягивая меня к себе. — Всё будет хорошо, — шепчет он мне в волосы, и я стараюсь ему верить. Виола продолжает. — Ты хочешь сказать, что если бы у тебя была возможность лишить Сайруса его сил за совершённые им преступления, ты бы этого не сделала? Я качаю головой. Потому что нет, не сделала бы. Или, по крайней мере, я не думаю, что сделала бы. — Мне пришлось бы поверить, без тени сомнения, что он никогда не перестанет вредить другим, убивать других, но даже тогда, думаю, это было бы очень трудно сделать. — И именно поэтому вы владеете Короной, Грейс. Решение, подобное этому, никогда не должно быть лёгким. Но иногда другого пути нет. — Думая о том, на что способен Сайрус, трудно не поверить ей, не понять, что у меня нет другого выбора, кроме как довести дело до конца, а не отказываться от того, что может быть нашим единственным шансом остановить его, пока он не навредил ещё большему количеству людей. Я только собираюсь согласиться с ней, когда её рот опускается, и она признаёт: — Конечно, вопрос спорный, потому что, как сказал король, корона не работает без армии гаргулий. Сайрус, должно быть, думает, что нашёл способ обойти это, если то, что ты говоришь о его желании заполучить Корону, правда. — Так что же нам теперь делать? — спрашивает Байрон. Он спрашивает всех нас — в частности, Джексона, — но отвечает Виола. — Теперь? — Она поднимает бровь. — Теперь вы должны убраться как можно дальше от Суда ведьм. — Я определённо думаю, что это наш план, — соглашается Мэйси. — Но мы не знаем, куда идти, если мы не можем остаться… — Почему? — Голос Хадсона горит от срочности. — Что мы ещё не выяснили? Виола изучает его, её глаза исследуют его лицо, как будто она что-то ищет, хотя не знаю, что это может быть. Но она, должно быть, нашла, потому что отвечает: — Если я знаю свою сестру, у тебя есть ещё около десяти минут, прежде чем начнётся ад. — Ты думаешь, она нас сдаст? — Теперь Джексон весь в срочности, его глаза метались по пьяцце, пока он ждал её ответа. — Я думаю, Имоджен чувствует, что у неё нет выбора. — Её голос нарочито глух, когда она повторяет слова — или, по крайней мере, чувства, — по которым они с Давудом только что разошлись во мнениях. — На самом деле, я думаю, что многие из нас чувствуют себя так сейчас. Включая вас. — Это не значит, что мы не должны пытаться найти лучший вариант, — говорит ей Флинт. — Просто идти напролом, потому что мы боимся того, что может произойти, — это не выход. Или, по крайней мере, это не лучший ответ. На этот раз, когда Виола поднимает бровь, в её глазах появляется уважение. Вместе с чем-то ещё. Интуиция подсказывает мне, что это что-то другое заставило её неожиданно наклониться и прижать ладонь к раненой ноге Флинта. — Что ты… — Он прерывается с изумлённым возгласом, когда из-под её руки вырывается ещё один взрыв света. — Молчи, — шипит она, но это требование оказывается невыполнимым, когда через несколько секунд на месте нижней половины ноги Флинта появляется гладкий, отполированный протез. — Боже мой, — вздыхает Иден. — Как вы это сделали? Виола поднимает обе брови, даже когда она смотрит вниз носом на Иден — и на всех нас. — Магия, конечно. Она оборачивается к Флинту, который выглядит одновременно потрясённым и ошеломлённым, глядя на свой новый протез. — Я не… Я не могу… Спасибо… — Он должен двигаться вперёд-назад, когда ты двигаешься. — Она намеренно прерывает его, прежде чем он успевает поблагодарить её. — Очевидно, это не будет так же хорошо, как твоя нога, но это должно работать достаточно хорошо, чтобы ты мог избавиться от этих вещей. — Она с презрением смотрит на его костыли. — Почему вы искали нас? — спрашиваю я, потому что эта женщина ни за что не спустилась сюда только для того, чтобы посмотреть, что это за «переполох». Она окидывает меня оценивающим взглядом, прежде чем ответить. — Что бы ты ни делала, Грейс, ты не должна позволить Сайрусу схватить тебя. Смерть будет лучше, чем то, что он запланировал для тебя. Я задыхаюсь. — И что же это такое? — выдохнул Хадсон. — Он собирается… — начинает она отвечать, но внезапно вздрагивает от шума вдалеке. Её глаза расширяются, прежде чем она кричит: «Бегите! Сейчас же!», как раз в тот момент, когда её фонарь гаснет, и площадь вокруг нас погружается в полную темноту.