Court/Суд

Как только Иден падает на землю, Хадсон оказывается рядом со мной. Сначала он ничего не говорит, и я тоже. Вместо этого мы просто стоим и смотрим на разрушения. Двора не осталось. Нет фойе и большого зала. Нет широких, круглых башен, уходящих от земли в небо. Не осталось ничего, кроме кучи обломков и еще большего количества разбитых мечтаний. Это кажется правильным, поскольку я чувствую, как мои собственные идеи, мои собственные надежды разбиваются вдребезги о прогибающуюся землю у моих ног. — Должен сказать, я не в восторге от их эстетики. — Слова звучат саркастично, но тон Хадсона мягкий, как и взгляд, которым он смотрит на меня, слегка ударяясь плечом о мое плечо. — Немного слишком конец света для тебя? — спрашиваю я, прислонившись к нему. Он закатывает глаза. — Немного слишком, стены — это прошлый век. — Я люблю хорошие стены, — говорю я ему, и почему-то улыбаюсь, хотя еще две минуты назад казалось, что я никогда больше не улыбнусь. — А я-то думал, что четыре стены — это то, что нужно. — Он притягивает меня спиной к своей груди, его руки тянутся ко мне, чтобы крепко прижать меня к себе, и упирается подбородком в макушку моей головы. — Ты всегда был передовиком. Он чувствует себя хорошо, очень хорошо, даже перед лицом всего этого разрушения. Поэтому я прислоняюсь к нему и пытаюсь отдышаться. Просто дышать. — Ты в порядке? — спрашивает он через несколько секунд. — Нет, когда ты так спрашиваешь, — отвечаю я. — Почему? — Как будто ты ждешь, что я сломаюсь в любую секунду. Или как будто я уже сломалась. — Я отстраняюсь. — Я не галлюцинировала целый двор горгулий. Он был здесь. Это было прямо здесь. — Я абсолютно не сомневаюсь, что так оно и было, — заверяет меня Хадсон таким тоном, который убеждает меня в том, что он действительно мне верит. И все же я возвращаюсь к обломкам, размышляя, мог ли Сайрус сделать это. Мог ли он избить меня здесь и разрушить все это место только для того, чтобы убедиться, что у нас нет никакого убежища? Но если так, то что случилось с горгульями, которых я видел вчера здесь тренирующимися? Неужели они погребены под скалами, попали в ловушку и ждут, когда я их найду? Эта мысль побуждает меня к действию, заставляет перебраться через ветхую, проржавевшую ограду и войти на территорию, которая когда-то была великолепным внутренним двором с видом на океан. Но проходит всего несколько секунд, прежде чем включается логика, а также мои явно не слишком хорошие навыки наблюдения. Это место не рухнуло недавно. Так было на протяжении десятилетий, может быть, даже столетий. Целые участки скалы заросли сорняками и лианами. Железная ограда проржавела до чертиков и обратно. А по руинам беспорядочно разбросаны кости животных, которые пришли исследовать и оказались в ловушке под обломками. Нет, Сайрус в этом не виноват. Или, по крайней мере, это не вина Сайруса в прошлом веке. До этого — никто не знает. — Я не понимаю, — шепчу я, когда остальные наши друзья собираются вокруг. — Это был не сон. Это был не сон. Я провожу большим пальцем по изумруду на моем кольце. Он такой же твердый и такой же реальный, как всегда. — Я не выдумала это место. Я видела его так ясно. — Я иду в левую часть двора, к груде больших камней, увитых плющом. — Это была башня — одна из четырех. У нее были витражные окна и квадратные бойницы, и она была прямо здесь. Прямо здесь. — Никто не сомневается в тебе, Грейс, — говорит Мэйси. — Я сомневаюсь в себе, — отвечаю я. — Как я могу не сомневаться? — Без обид, но я тоже сомневаюсь в тебе, — говорит Давуд, пожимая плечами. — Я имею в виду, это кажется более чем немного, — он изображает мимику, как будто я что-то курю, — для меня. Мне кажется, что это худшее, что он мог сказать, когда я уже сомневаюсь в себе, и я чувствую, как мои друзья готовы наброситься на него за то, что он так бесчувствен. Но в то же время это и лучшее, что он мог сказать, потому что это заставляет меня смеяться, даже перед лицом всего этого. — Я не знаю, что со мной происходит, — говорю я Давуду и остальным моим друзьям. — Это казалось таким реальным, когда Алистер привел меня сюда. — Наверное, это было реально, — отвечает Джексон. Его улыбка немного мягкая, когда он говорит мне: — Есть тьма вещей на небе и в аду , Гораций, не снившихся философам твоим — Ты имеешь в виду небо и землю, не так ли? — говорю я, и теперь я ухмыляюсь ему в ответ, потому что как я могу не ухмыляться? Это были практически первые слова, которые он мне сказал — предупреждение и обещание, хотя тогда я этого не знала. — После последних нескольких дней? — спросил он, приподняв бровь. — Я определенно имею в виду рай и ад. Я уверен, что ни Шекспир, ни Гамлет никогда не переживали таких недель, как у нас. — В этом ты прав. — Я корчу ему рожицы, облегчение бушует во мне, несмотря на весь этот бардак, в котором мы находимся. Произошло много действительно ужасных вещей, но тот факт, что Джексону сейчас так хорошо, делает меня счастливее, чем я могу выразить. Глядя на него, никто не догадается, что он чуть не умер менее сорока восьми часов назад. Он выглядит хорошо, очень хорошо. К тому же, впервые за долгое время мне приятно снова быть рядом с ним. Неприятное напряжение между нами практически исчезло, и на его месте появилось что-то другое — что-то, что похоже на уважение, признательность и любовь. Что-то, что похоже больше, чем на дружбу, и меньше, чем на романтику. Что-то, что очень похоже на семью. Он прав, что произошло много ужасных вещей, но тот факт, что мы с Джексоном оказались здесь, где должны были быть все это время, заставляет все остальное чувствовать себя не так уж плохо. Добавьте сюда тот факт, что мы с Хадсоном наконец-то разобрались со своим дерьмом, по крайней мере, я так думаю, и я не могу не испытывать осторожного оптимизма по поводу того, что все будет хорошо. Даже если остальная часть нашей жизни и нашего мира — в полном беспорядке. — Так что же нам теперь делать? — спрашивает Иден. Она сидит на большой куче камней, и вид у нее измученный, как будто она едва может держать глаза открытыми. — Я думаю, нам нужно найти гостиницу, — говорю я. — Где-нибудь в стороне от дороги, где Сайрус и его последователи не будут искать нас. Нам нужно поспать какое-то время, и тогда у нас действительно появится шанс на борьбу. Или, по крайней мере, сможем убедить себя, что он у нас есть. — Уже занимаюсь этим, — говорит Хадсон, водя пальцами по экрану своего телефона. — Я нашел дом не так далеко отсюда через приложение. Я арендовал несколько коттеджей на следующий месяц на случай, если нам понадобится оперативная база на более длительный срок, и поскольку прошлой ночью в доме никого не было, владелец согласился разрешить нам заселиться сейчас за небольшую плату. — Приложение? Ты имеете в виду, как Airbnb? — спрашиваю я, удивляясь. — Что-то вроде этого, — отвечает он с ухмылкой. — Я думала, чтобы снять одно из таких мест, нужно заранее бронировать и быть лет двадцати пяти или около того. — Мне двести лет, и я чертовски богат, Грейс. — Он достает из кармана пиджака солнцезащитные очки и надевает их как раз в тот момент, когда лучи утреннего солнца попадают на края двора. — Иногда в этом есть свои плюсы. Это, возможно, самая лучшая фраза Хадсона Вега, которую он когда-либо говорил — не считая сравнения Джексона с дирижаблем Goodyear, — и я не могу удержаться от смеха. — Ты смешон. Ты ведь знаешь это, верно? Его ответная ухмылка говорит сама за себя. — Я написал всем вам, кроме Давуда, адрес — прости, я не знаю твоего номера — и я встречу вас там. Но мне нужно идти. — Подожди, почему? — Я хватаю его за руку, когда он собирается отвернуться, и его ухмылка становится все более явной. И тут я все понимаю, еще до того, как замечаю, как его глаза задерживаются на впадинке моего горла. Он пил у меня в тюрьме всего сорок восемь часов назад. Я не знаю точно, как долго питье из человека делает вампира гиперчувствительным к солнцу, но очевидно, что двух дней недостаточно. — Иди! — говорю я ему, опуская его руку и слегка подталкивая его в сторону забора. — Именно это я и пытаюсь сделать, — отвечает он с таким видом, что я чувствую все то, для чего должна быть слишком измучена. — Я тоже буду считать это своим сигналом, — говорит Джексон и исчезает. Что, не буду врать, удивляет меня более чем немного. Особенно когда я поворачиваюсь, чтобы сделать замечание Флинту, и вижу, что он смотрит куда угодно и на что угодно, только не на меня, а Орден уже исчезает вслед за Джексоном. Я открываю рот, чтобы сказать что-то Флинту — просто чтобы посмотреть, как он отреагирует, но прежде чем я успеваю это сделать, Иден достает свой телефон. — Я составила карту. Вы готовы идти? — Я был готов десять минут назад, — отвечает Давуд, и он ухмыляется, даже когда воздух вокруг него начинает искриться. Секунды спустя мы поднимаемся в небо, и хотя я потеряла возможность спросить у Флинта, что происходит, я не забыла выражение его лица, когда Джексон исчезал. Напряженное, сердитое, испуганное. Я могу ошибаться, но что-то подсказывает мне, что следующие несколько дней будут интереснее, чем я могла себе представить.