Court/Суд

Сайрус поворачивается к нам лицом, в его руках зажаты металлические прутья. Когда он это делает, его глаза встречаются с глазами Хадсона, и на секунду я вижу в них восторг. Безудержную радость от мысли, что наконец-то, наконец-то, Хадсон сможет отплатить ему за то, что он сделал с ним на том поле Лударес. Он даже приподнимает бровь, идя прямо к моему парню, словно он осмелиться умолять его о жизни. Хадсон никогда бы так не поступил, но я бы поступила. Если бы я не была закована в кандалы, я бы бросилась к нему прямо сейчас и заставила Сайруса убить меня вместо него, чтобы дать Хадсону ещё несколько драгоценных мгновений, чтобы понять, как остановить его. Но я в кандалах, и мне ничего не остаётся, кроме как смотреть, как Сайрус останавливается прямо перед Хадсоном. «Пожалуйста», — умоляю я Вселенную. «Пожалуйста, не дай ему причинить вред Хадсону. Не позволяй ему причинить вред никому из них. Они не заслуживают того, чтобы их лишили силы — они не заслуживают смерти из-за ошибок, которые я совершила. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста». — С кого мне начать? — спрашивает Сайрус, и его взгляд всё ещё прикован к Хадсону. — С меня, — отвечаю я, сохраняя ровный голос, несмотря на ужас, поднимающийся внутри меня, как волна. «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть он оставит их в покое». — Ты только что произнёс красивую речь о том, как много ты готов работать, чтобы поймать меня. Если я действительно такая особенная, почему бы тебе не начать с меня? — Что это за поговорка, которую любят использовать люди? Может быть, я «приберег лучшее напоследок». — Мы оба знаем, что я не лучшая, — говорю я ему. — Я просто та, кого ты решил сделать самой полезной для себя. — Разве ты не умница? — Его холодная улыбка показывает больше, чем вспышка клыков. — Я стараюсь, — отвечаю я, полная решимости поддерживать разговор как можно дольше. Мои друзья — мои приятели — супер умные и супер находчивые, а это значит, что чем дольше я смогу удерживать внимание Сайруса на себе, тем больше времени я дам им, чтобы найти выход из этой ситуации. — Кстати, почему? Что у меня есть такого, что заставляет тебя так сильно нуждаться во мне? Он наклоняет голову, как будто обдумывает вопрос — точнее, думает о том, хочет ли он на него ответить. Поскольку я не могу позволить себе, чтобы он потерял интерес к нашему разговору, я выпаливаю первое, что приходит мне в голову. — Если это Корона, то её наличие не принесёт тебе ничего хорошего. Чтобы активировать её, нужна армия горгулий, а ты знаешь, что их уже нет. — А сейчас они есть? — Он вертит в руках металлические стержни, как будто действительно думает о том, что я сказала. Но расчётливый блеск в его глазах говорит об обратном, когда он продолжает. — «Ушли» не означает «умерли», не так ли, Грейс? Моя кровь застывает в жилах, когда он почти слово в слово повторяет то, что сказал мне Кровопускательница. Как он мог так процитировать её, в таких точных словах, если только… кто-то не рассказал ему о нашем визите? Но кто? Пожалуйста, нет. Этого не может быть. Этого просто не может быть. Но быстрый взгляд на Хадсона говорит мне, что он думает точно то же, что и я, что заставляет меня чувствовать себя ещё хуже, хотя я и не думала, что такое возможно. Тем не менее, я мысленно перечисляю всех, кто был с нами в пещере, когда Кровопускательница говорила об армии. Хадсон, Джексон, Иден, Мэйси, Флинт, Мекай и я. Я не могу поверить, что это был кто-то из них — я бы доверила и доверяла каждому из них свою жизнь, и они никогда меня не подводили. Даже сейчас, когда мы разделены, я не верю, что кто-то из них продал бы меня. Ни мой парень, ни мой бывший, ни моя кузина, ни три моих лучших друга. Никто из них не сделал бы этого. Так кто же ещё это может быть? Единственные, кому мы рассказали об этом разговоре, это Давуд, Лиам, Рафаэль и Байрон. Но и это не имеет никакого смысла. Давуд отчаянно пытается спасти брата любым способом. Лиам, Рафаэль и Байрон верны Джексону и были верны всегда. Не может быть, чтобы кто-то из них предал нас. А может быть? От одной мысли об этом меня тошнит. Мы столько всего пережили вместе — и хорошего, и плохого — как мог кто-то из них сделать такое? Они не могли, говорю я себе. Это просто Сайрус пытается залезть нам в голову. Пытается разлучить нас, потому что мы слишком сильны, когда мы вместе. Я не собираюсь поддаваться на его уловки. Не в этот раз. Но даже когда я смотрю ему в глаза, в моей голове зарождается крошечное, ноющее сомнение, которого раньше не было. Мысль о предательстве, о котором я раньше даже не могла себе представить. Я пытаюсь скрыть это, стараюсь, чтобы моё лицо и глаза были такими же пустыми, как у Хадсона в такие моменты. Но, должно быть, у меня есть какая-то подсказка, которой нет у него, потому что на лицо Сайруса возвращается ликование. Как будто он знает, что поставил меня на рельсы, и не может быть счастливее. — Я практически вижу, как у тебя в голове крутятся колёсики, Грейс. — Он ухмыляется мне. — Ты это понимаешь. Я рад — это значит, что ты наконец-то учишься. Он отворачивается от Хадсона — и от меня — и начинает следовать по изгибу стены, пока не останавливается прямо перед Лиамом. Лёд проносится по моим венам, даже когда мой желудок вздрагивает. — Чёрт, нет, — бормочет Джексон со своего места рядом с Хадсоном. — Это бред. — Я ещё ничего не сказал, — говорит ему отец. — Но тогда мне и не нужно, не так ли? Ты уже понял, что Лиам был очень рад держать меня в курсе твоих передвижений. — Это неправда! — кричит Лиам. — Я никогда… Сайрус прерывает его на полуслове, вонзая металлический стержень глубоко в грудь Лиама. Мэйси кричит. Джексон гремит своими путами, пытаясь освободиться. А остальные смотрят, потеряв дар речи, как Лиам замирает посреди аргументации. Сначала я думаю, что он мёртв, но вижу слёзы, вытекающие из уголков его глаз. И после долгого молчания я слышу предсмертный хрип в его груди, когда он пытается втянуть воздух в свои пробитые легкие, стержни парализуют его тело. — Что происходит? — шепчу я Хадсону, но он не отвечает. Он просто наблюдает за происходящим с пустым лицом и суженными глазами. И так же легко паника волной накатывает на меня, сдавливая грудь, утягивая под себя. Решив не поддаваться ей — не здесь и точно не сейчас, — я отворачиваюсь от серого лица и дрожащей фигуры Лиама. Я всё ещё отказываюсь верить, что он предавал нас всё это время, даже если крошечный голос в моей голове шепчет, что это объясняет, как Сайрус узнал, когда именно мы отправимся на остров, чтобы освободить Зверя. И, о Боже, если то, что он сказал о работе с Адрией, было правдой… тогда он знал, что мы пойдём к ней в первую очередь. Как только эта мысль обретает форму, другая, ещё более пугающая, заставляет меня бороться со страхом, бьющимся в груди. Если Лиам сказал Сайрусу, что мы собираемся попросить Адрию найти способ выбраться из тюрьмы, значит, он планировал заставить меня оказать ей услугу? Что ему в конечном итоге нужно от меня, если не Камень Бога? Неужели я рискую прожить всю жизнь в боли и страданиях только для того, чтобы преподнести ему на блюдечке последний выигрышный ход? В голове всплывает видение истерзанного магией и исхудавшего тела моей тёти, но я отбрасываю его. Заглушаю страх, сомнения и даже разрушительное чувство предательства со стороны Лиама. Это именно то, чего хочет Сайрус. Держать нас в страхе и действовать на основе этого страха, ведя нас прямо к тому злому плану, который он вынашивает. Мой взгляд метался по комнате, ища что-нибудь, на чем можно сосредоточиться, кроме прикованных друзей и тела бедного Лиама. Всё, что угодно, кроме орудий пыток в углу и злобного ублюдка, павлина посреди комнаты. В этот момент я впервые вижу Айседору. Она прислонилась к задней стене, чистит ногти ножом, как будто происходящее совершенно нормально. Она не поднимает глаз, даже когда Джексон рычит: — Я убью тебя голыми руками, грёбаный ублюдок. Впервые с тех пор, как он вошёл в комнату, Сайрус выглядит потрясённым. — Почему? — Что ты имеешь в виду? — рычит Байрон. — Ты только что проткнул нашего друга. — Он был трусом, — отвечает Сайрус, всё ещё выглядя озадаченным. — И что ещё хуже, он был предателем. Он продал своих друзей ради места за столом. Он не тот, кого ты должен оплакивать, и не тот, кого я действительно допущу за свой стол, когда его польза закончится. У него не было верности, а верность — это всё. — Он лукаво смотрит на Хадсона. — Разве ты так не думаешь, сынок? — Хадсон не отвечает. На самом деле, как и Айседора, которая сейчас слегка проводит пальцами по острию своего клинка, он даже не взглянул на своего отца. По крайней мере, пока Сайрус не поворачивается к дочери и не спрашивает: — Айседора, ты не против? Кажется, что её плечи на секунду напрягаются, хотя на самом деле это происходит так быстро, что, возможно, мне просто показалось. Ей требуется лишь мгновение, чтобы потереть нож о штанину брюк, а затем засунуть его обратно в ножны, после чего она подходит к отцу. — Конечно, папа. — Она говорит это так, как сказала бы маленькая девочка, мило и вкрадчиво, и это меня отталкивает. Впрочем, почти всё в этих двоих вызывает у меня отвращение. И это ещё до того, как Айседора дотянулась до двух металлических стержней, торчащих из груди Лиама, как вилки для настройки. Когда её руки смыкаются вокруг них, она делает глубокий вдох, а затем сжимает их вместе. Лиам испускает беззвучный крик, когда стержни начинают раскаляться докрасна. Голова Айседоры откидывается назад, и всё её тело застывает, когда её руки тоже начинают краснеть. Они светятся, её вены загораются изнутри, сияя всё ярче и ярче, пока я не начинаю думать, не собирается ли она вспыхнуть, как феникс. Но затем она двигается так, что может держать оба металлических стержня, сжатых вместе, одной рукой. Другой рукой она тянется к Сайрусу, светящейся ладонью вверх. Он без колебаний хватает её, и вот так, я знаю, что она делает. И я знаю, что произойдёт дальше. Хотя всё внутри меня побуждает меня отвернуться, я не могу. Это слишком ужасно. Потому что Айседора — секретное оружие Сайруса для кражи магии, и прямо сейчас она забирает каждую каплю, которая есть у Лиама.