Court/Суд

Именно эта мысль выпрямляет мой позвоночник и заставляет меня смотреть на Сайруса, несмотря на то, что я всё ещё прикована к стене. Он должен пройти через всё это в надежде однажды стать богом. Я уже им являюсь… или, по крайней мере, я полубог. Он вампир с манией собственной важности. Я жду не дождусь возможности показать ему, насколько он на самом деле не важен — и я начну это делать сразу после того, как он согласится, чтобы мои друзья пошли со мной. Он должен согласиться. Он должен. Это действительно единственный способ, чтобы мой план сработал. Он вскидывает бровь, когда мы продолжаем смотреть друг на друга, что почти заставляет меня рассмеяться. Если он думает, что устрашающая ухмылка заставит меня отступить, то он, очевидно, совсем не знает своих сыновей. Я встречаюсь с подобными взглядами Джексона и Хадсона практически с того самого дня, как поступила в Академию Кэтмир, и чаще выигрываю, чем проигрываю. Видимо, практика совершенна, потому что Сайрус раздумывает ещё несколько секунд, а затем уступает, скучающе махнув рукой. — Ладно, неважно. Ты можешь забрать моих бесполезных сыновей и некоторых других. Но то, что осталось от Ордена, будет здесь. За каждый день, что вы заставите меня ждать, я скормлю одного из них волкам. — Он ухмыляется. — Им понравится перекусывать их кости, как ты думаешь? Я думаю, что он действительно монстр — и это не связано с его клыками и отвращением к солнечному свету. Нет, этот человек — монстр, потому что каждая мысль в его голове, каждый его поступок — только для себя. Ему всё равно, кому причинять боль, кого использовать, даже кого уничтожать, лишь бы получить желаемое. Он будет из кожи вон лезть, чтобы причинить кому-то боль, лишь бы доказать свою точку зрения. Это отвратительно, и я твёрдо намерена положить этому конец. Может быть, не сегодня, но скоро. Очень, очень скоро. — А ещё, — лукаво говорит он уголком рта, — ты возьмешь с собой Айседору. — Он, должно быть, шутит. Она само дитя демона. Мне удаётся держать лицо под контролем, чтобы не выдать своего отвращения, но остальные не успокаиваются. Джексон рычит, Мэйси хнычет, а Флинт бормочет: — Ну, чёрт. Только Хадсону и Иден удаётся скрыть своё недовольство. Это не значит, что я не чувствую этого, но, по крайней мере, они не размахивают белым флагом, как остальные. Сайрусу это нравится. Он хихикает, как злобный ублюдок, которым он и является. Айседора, однако, не выглядит такой забавной. Её выражение лица не хуже, чем у Хадсона, но последние несколько минут она без паузы царапает то, что, я уверена, является какой-то демонической адской резьбой на столе в углу. Её замешательство длится недолго, но этого достаточно, чтобы я поняла, что она не ожидала, что Сайрус пошлёт её с нами. Возможно, это знание должно меня беспокоить. В конце концов, она — сила, с которой нужно считаться. У неё ужасающая склонность к клинкам всех размеров. Но, если честно, это меня радует. Если Айседора не догадывалась, что это произойдёт, значит, это Сайрус идёт не по плану. Он действует импульсивно. И если в кои-то веки он не на пять шагов впереди, значит, у меня есть шанс немного одержать верх — особенно теперь, когда я могу ясно видеть путь практически впервые в жизни. Не то чтобы всё это означало, что я действительно хочу общаться с Айседорой в Горгульем дворе или где-либо ещё, если уж на то пошло. Эта девушка страшна как чёрт, и каждая минута, проведённая с ней, словно уменьшает все наши шансы на то, что мы сможем сохранить наши пальцы на руках и ногах… и все остальное, к чему мы можем быть привязаны. Я не собираюсь делиться этими опасениями с Сайрусом. Я сохраняю любое преимущество, какое бы маленькое оно ни было. Именно поэтому я пожимаю плечами, как могу. — Меня устраивает. Чем больше, тем веселее, я всегда так говорю. — Ты никогда так не говоришь, — шипит Мэйси под нос. — Может быть, и нет, но я часто об этом думаю, — говорю я ей, прежде чем снова повернуться к Сайрусу. — Однако мне понадобится ещё одна вещь. — Теперь обе его брови поднялись вверх. — У тебя, конечно, много требований для того, кто сейчас прикован к стене. — Что я могу сказать? Я очень требовательна. — На этот раз я вскидываю волосы, как чемпионка, изображая внутреннюю диву, которой у меня определённо нет. — Но это хороший переход к тому, о чём я хотела поговорить. Я встряхиваю запястьем, звеня цепочками, прикреплёнными к нему. — Вам придётся снять с меня наручники. Я не могу использовать свои способности с этими наручниками, отменяющими магию, и я никак не смогу доставить нас в Замороженный Суд. К тому же, быть прикованным к этой стене невыносимо. Я излагаю всё толсто — может быть, даже слишком толсто, — но Сайрус это съедает. Большой шок. Он так хочет верить, что я просто глупая, слабая маленькая девочка, что использует любую возможность, чтобы доказать себе, что он прав. Обычно женоненавистничество такого уровня оскорбляет меня до глубины души, но сейчас? Я воспользуюсь любой возможностью. Некоторые из самых влиятельных женщин в мире стали такими, потому что мужчина — или несколько мужчин — недооценили их. Я более чем готова позволить Сайрусу совершить ту же ошибку. Это должно сработать, потому что он делает небольшой полукивок в сторону одного из охранников, который затем бросается вперёд, чтобы развязать мои путы. Слава Богу. Я чувствую себя птицей, которая, наконец, может расправить крылья, как только снова почувствую свою горгулью. Конечно, быстрый взгляд на Хадсона и Джексона — оба они качают головой — предупреждает меня не расправлять крылья слишком далеко. Не то чтобы я планировала использовать свои силы сейчас. Не тогда, когда весь мой план построен на предпосылке, что Сайрус недооценивает меня. Кроме того, чтобы мой план сработал, мне нужно достать этот чёртов Камень Бога для этого ублюдка и молиться, чтобы я не переоценила свои силы и силы моих друзей, когда мы будем работать вместе. Потому что пока Сайрус играет со своим Камнем и планирует своё восхождение к божественности, я точно знаю, как мы будем двигать шахматную фигуру дальше. Пришло время королеве взять контроль над этой доской, и у меня есть план, которого он не увидит. Мы отдадим ему его проклятый Камень, но затем мы отправимся за Слезами Элеоса. И мы выиграем эти проклятые Испытания. Как только мы это сделаем, мы освободим мою армию и используем Корону, чтобы Сайрус больше никогда никому не причинил вреда. Легко, чёрт возьми, легко. Я протягиваю руку Сайрусу, чтобы скрепить сделку. Он смотрит на неё долгие секунды, словно внезапно превратился в гремучую змею, готовую к удару. Но в конце концов, его ладонь скользит по моей в пожатии. Когда он сжимает мою руку в своей, я повторяю условия, прежде чем он успевает это сделать. — Я приношу тебе Камень Бога, а ты отпускаешь всех из Академии Кэтмира на свободу, включая учителей и дядю Финна. Ты не причинишь вреда никому из них — или кому-либо ещё — и когда мы уйдём, мы заберём всех с собой, включая мою тётю Ровену. Договорились? Сайрус отвечает: — Уверяю тебя, я никого не буду держать в плену, если ты принесёшь мне Камень в ближайшие двадцать четыре часа. Но за каждый день, который ты заставишь меня ждать, я убью одного пленника, начиная с драгоценного Ордена Джексона. Договорились? Я тяжело сглатываю, пытаясь подавить страх, бурлящий в моём желудке. Я должна поверить в себя, чтобы сделать это — это единственный выход из этой неразберихи, который я вижу. Более того, это единственный способ победить Сайруса раз и навсегда, чего я очень хочу. — Договорились, — говорю я, и горжусь тем, что мой голос ничуть не дрогнул. Как только я соглашаюсь, между нами проскакивает электричество, электризует мою руку и перехватывает дыхание, когда на моём предплечье появляется маленькая татуировка в виде окровавленного кинжала. Это одна из самых красивых и одна из самых злых вещей, которые я когда-либо видела. — Что, ты наделала? — шепчет Джексон. — То, что я должна была сделать, — отвечаю я, не желая смотреть на Хадсона. Но он сжимает нить наших брачных уз, и я встречаю его взгляд, его глаза чуть прищуриваются в уголках, когда тепло проникает через узы в меня. Конечно, он меня прикроет — я ни на секунду не сомневалась в этом. И пока мой взгляд метался от Мэйси к Мекаю, к Джексону, к Давуду, Иден и Флинту, я поняла, что независимо от того, что произошло между нами, они все это делают. Но когда жжение в татуировке наконец утихает, я не могу не задаться вопросом, был ли Сартре прав в конце концов. Если ты вынужден заключить сделку с дьяволом, не означает ли это, что ты уже проиграл?