Court/Суд

«Это скелеты?» в ужасе шепчет Мэйси. Я не знаю. Я не знаю, как назвать этих существ, но «скелет» мне кажется неправильным. Форма их костей неправильная, например. Некоторые ноги согнуты под невозможным углом, ступни расположены назад, черепа вывернуты в странных положениях, ребра отсутствуют. И это еще не говоря о том, что некоторые кости так сильно раздроблены, что почти похожи на мех. Кости имеют общую форму человека, если не обращать внимания на странные углы и изгибы, и они явно пытаются ходить прямо, но это единственное человеческое, что я могу увидеть в этой нечеловеческой армии, бездумно пытающейся проникнуть внутрь замка. Когда они бегут вверх по стенам, их кости стучат друг о друга, используя тела скелетов под ними как ступеньки для следующей волны, чтобы забраться выше. Их ногти щелкают по стенам, и этого звука достаточно, чтобы долгие годы мне снились кошмары. Но потом одна из горгулий, пускающая огненные стрелы в костяную лестницу, видимо, попадает в цель, потому что один из скелетов издает воющий крик, похожий на свист ветра между двумя костями, высокочастотный и ужасающий. В конце концов крик стихает, пока еще одна огненная стрела не попадает в цель, и тогда другой скелет издает мучительный вопль, от которого у меня по позвоночнику пробегают мурашки. Внезапно раздается тошнотворный хруст, когда кости тел, лежащих внизу, трескаются и раскалываются под тяжестью тех, что лежат над ними, и я сглатываю комок, образовавшийся в горле. Я точно знаю, как эти скелеты стали так ужасно изуродованы, и все мои силы уходят на то, чтобы не извергнуть желчь, бурлящую в моем желудке. Мне даже не нужно спрашивать, сколько раз эти существа пытались взобраться на эти стены, что почти все скелеты выглядят настолько сломанными, что лишь едва еще дают намек на то, что они люди. Честейн уже рассказал мне. Каждый день они выбирают нового Стража. Когда стук костей становится все ближе, все больше горгулий взлетают в небо с горящими стрелами. Я хочу присоединиться к ним, но они движутся с такой равномерностью, что видно, что они много раз тренировались в этом, как лететь в плотной эскадрилье, не врезаясь друг в друга своими огромными каменными крыльями. Я беспокоюсь, что стану на их пути, возможно, именно из-за меня им не удастся остановить эту волну атаки, и скелет прорвется в замок. Эта мысль не успела промелькнуть в моей голове, как костлявая рука протянулась к стене на расстоянии не более тридцати футов от меня. Мойра — ближайшая горгулья к этому существу, она мгновенно переходит в свою каменную форму, поднимает щит и обрушивает меч на каменную руку, ухватившуюся за верхнюю часть стены, ее отрубленные кости пальцев падают, как галька, на каменную землю. Затем она берет острие меча и ударяет им по черепу существа, но оно быстро, как молния, поворачивает голову и впивается зубами в ее мясистое запястье. Она вскрикивает и роняет меч, сосредоточившись на том, чтобы бешено колотить черепом в стену, крича при этом: «Уберите его! Уберите это! Сними!» Однако никто не спешит ей на помощь. Более того, другие горгульи расширяют пространство вокруг нее и отвратительного скелетного существа. Я оглядываюсь, чтобы найти Честейна, но он находится на дальнем конце этого участка стены, направляя свои флаеры на стрелы у основания стены. Он еще не видит, что Мойра атакована. «Мы должны помочь ей!» кричу я и бросаюсь к ней, но Хадсон оттаскивает меня назад. «Не надо!» — огрызается он. «Мы должны ей помочь!» Я снова кричу и борюсь с ним, царапая его руки, чтобы освободиться, но он не ослабляет хватку. «Мы не можем», — шепчет он, и я не понимаю. Хадсон никогда в жизни не убегал от борьбы. «Еще есть время!» умоляю я. «Мы можем спасти ее!» «Нет, мы не можем». Он больше ничего не говорит, и мои глаза расширяются, когда я наконец вижу то, что он видел своим лучшим ночным зрением. Плоть на ее запястье распадается. Разлагается за несколько секунд, превращаясь в хлопья, которые ветер подхватывает и уносит, как пыль. И дело не только в том, что скелет все еще кусает ее. Инфекция быстро распространяется по руке, и если судить по безумному взгляду в ее глазах, она это знает. Она знает, что умирает, и никто ничего не может сделать, чтобы спасти ее. Ну, ни одна горгулья. Я поворачиваюсь лицом к Хадсону, слезы текут по моим щекам, и мне даже не нужно спрашивать. Его плечи обвисают, и я знаю, что он уже догадался, о чем я собираюсь его попросить. Нет, о чем я буду его просить. Это не люди — это просто скелеты. Они уже мертвы. Онон не убьет живого человека; он просто прекратит страдания этих бездумных существ. Я говорю себе все, что угодно, чтобы оправдать просьбу Хадсона, но когда крики Мойры усиливаются, я понимаю, что у меня нет выбора. «Мне жаль», — шепчу я, и соленые слезы стекают по моим губам и покрывают язык. «Я уже сказал тебе, Грейс», — говорит он, вытирая слезы большим пальцем. «Никогда не извиняйся передо мной за то, что хочешь спасти свой народ». Я судорожно качаю головой, отчаянно пытаясь объяснить, что это не одно и то же. Я не выбираю свой народ вместо своего товарища. Я бы никогда так не поступила. Но эти скелеты уже мертвы. Конечно, это ничем не отличается от дезинтеграции стадиона! Но я не успеваю ничего сказать, потому что Хадсон протягивает руку в воздух и закрывает глаза, и я вижу, что он сосредоточен на отделении костяных существ от всего остального, а я не хочу его отвлекать. Его рука начинает дрожать, а затем и вся рука, но все же он держит ее, протягивая руку, чтобы найти все до последнего скелета своим разумом. И тут, когда кто-то кричит, что еще одно существо достигло вершины стены, Хадсон сжимает кулак. И каждый скелет мгновенно превращается в пыль. Армия гаргулий перестает кричать и пускать стрелы, стук костей и клацанье по стене тоже исчезают. Я бросаюсь к Мойре, череп больше не кусает ее запястье, и надеюсь, что мы убили тварь вовремя, чтобы спасти ее. Две другие горгульи добираются до нее первыми и немедленно начинают использовать магию земли, чтобы остановить инфекцию. «С ней все будет в порядке?» спрашиваю я, мой голос сырой и дрожащий. «Думаю, да», — отвечает горгулья. «Хотя я не знаю, как». Честейн приземляется рядом со мной, мгновенно убирая крылья и возвращаясь в человеческую форму. «Что ты натворил?» — спрашивает он. Я поворачиваюсь, чтобы помахать Хадсону, чтобы Честейн мог поблагодарить его как следует, но от увиденного у меня замирает сердце. Мой гордый и сильный товарищ лежит на земле, обхватив руками колени, слезы текут по его лицу, а он повторяет: «Это были горгульи. Это были горгульи. Это были горгульи».