Court/Суд

Как только Айседора покидает круг, я бегу к Хадсону. "Ты в порядке?" спрашиваю я, ощупывая его плечо вокруг кинжала. "Что я могу сделать?" "Я в порядке", - отвечает он, но все еще смотрит вслед уходящей сестре. "Без обид, но у тебя кинжал в плече", - говорю я ему. "Это не совсем нормально в любом мире, даже в этом". "Это был впечатляющий бой", - говорит Честейн сзади меня. "С обеих ваших сторон". "У нас есть клиника?" требую я. "Клиника?" Он выглядит озадаченным, и я в миллионный раз вспоминаю, что мы застыли в середине чертова одиннадцатого века. "Место, куда мы могли бы пойти, и он мог бы отдохнуть, пока я помогаю его вылечить". "Горгульи обычно не нуждаются в клиниках". Честейн презрительно смотрит на меня. "И твой вампир не должен нуждаться в такой незначительной вещи, как эта". "Незначительное?" Я поворачиваюсь обратно к Хадсону, размышляя, не привиделось ли мне, что Айседора вновь формирует кинжал и вгоняет его в тело моего парня. Но нет, кинжал определенно все еще там. И кровь вокруг тоже. "Он истекает кровью! И он проткнут!" "Недолго", - говорит Хадсон, затем тянется вверх и вытаскивает кинжал из его плеча, не дрогнув при этом. "Дай мне посмотреть". Я подхожу ближе, начинаю прощупывать рану, готовясь собрать энергию для ее исцеления, а затем наблюдаю - широко раскрыв глаза - за тем, как рана начинает затягиваться прямо у меня на глазах. "Вот так просто?" спрашиваю я, хотя буквально наблюдаю, как закрывается разорванная кожа. Хадсон ухмыляется. "Просто так". Я качаю головой и делаю длинный вдох. Потому что, конечно, я знаю, что вампиры быстро заживают, особенно если это телесная рана. Просто я не часто вижу такие раны - особенно на моем парне. Каждый вампир, которого я видела раненым, был смертельно ранен и не способен исцелить себя. Теперь, когда я об этом думаю, в этом есть смысл. Вампиры исцеляют себя быстро и тихо, когда могут. А если не могут, то потому, что они слишком далеко зашли, чтобы сделать это. Через несколько секунд плечо Хадсона полностью зажило, за исключением неприятного синяка. Как и различные порезы от других кинжалов, которые бросил в него маленький социопат Сайрус. "Что это, черт возьми, было?" спрашивает Иден, подходя к Хадсону сзади и выглядя так же озадаченно, как и я. К нам присоединяется Флинт. "У этой девушки есть некоторые проблемы". "Эта девушка - воин", - огрызается Честейн. "Простите?" спрашиваю я, когда возмущение сменяется последним страхом внутри меня. "Вы думаете, что то, что она бросает кинжалы в моего безоружного парня, делает ее воином?" "Я думаю, что ее сердце делает ее воином", - отвечает он, осматривая кинжалы, вмонтированные в стены и гобелены позади нас, а также разбросанные по каменному полу. "Посмотрите на все эти кинжалы, которые она бросила в него. Это очень много обязательств". "Это много чего", - бормочет Флинт себе под нос. "Это была истерика", - говорю я ему, совершенно не понимая, что такого впечатляющего сделала Айседора. "У нее была безрассудная, опасная истерика, и ты думаешь, что это делает ее воином". "Я думаю, что она выбрала путь и была готова умереть за него. Это то, что делают воины". Это самая нелепая и недальновидная вещь, которую я когда-либо слышала. А учитывая, что Сайрус Вега несколько раз за последние несколько месяцев пытался одурманить меня газом, это о чем-то говорит. Но да ладно. Это абсурд - возносить кого-то на пьедестал, потому что она теряет свое дерьмо в эффектной манере. Я имею в виду, да, никто из нас не мог оторвать глаз от происходящего. Но это потому, что это был срыв, а не потому, что это было достойно восхищения. И я понимаю. То, что сказала Айседора, было ужасно. То, что случилось с ней от рук Сайруса, было ужасно. Никто не сомневается в этом. Никто этого не отрицает. Но это не дает ей права вымещать всю свою ярость и боль на Хадсоне, который ни черта ей не сделал. Он не знал о ее существовании до того, как пару дней назад она оказалась на стороне его отца. Так чего же именно она хочет от него? И что именно Честейн увидел в ее срыве, что так впечатлило его? Я говорю себе, что это не имеет значения, говорю себе, что нужно сосредоточиться на Хадсоне и держать рот на замке. Но правда в том, что это имеет значение. Я здесь из кожи вон лезу, чтобы произвести на него впечатление, и ни разу не пыталась никого убить. Конечно, это должно принести мне очко или три. Не хочу цитировать давно умершего комика, но что должна сделать королева, чтобы получить хоть немного уважения? Но даже задавая себе этот вопрос, я понимаю, что мы никогда не увидим друг друга в этом вопросе. Не только в том, является ли Айседора "воином" или нет, но и во всем, что касается того, как править. И, возможно, пришло время прекратить попытки. Может, пора перестать пытаться умиротворить его. Может быть, мне пора перестать пытаться вписаться в какую-то форму, которую я даже никогда не видела. Может быть, мне пора перестать пытаться быть королевой, которой, по его мнению, я должна быть, и стать королевой, которой я хочу быть. Видит Бог, не похоже, что я могу стать в его сознании хуже, чем я есть. Именно поэтому я наконец перестаю пытаться заслужить его уважение и просто говорю то, что думаю. "В моем понимании, великий воин - это тот, кто готов умереть за то, во что он верит, умереть за людей, которых он любит, за тех, кого он поклялся защищать. Айседора не стала бы умирать, защищая кого-то, кроме себя". Я качаю головой. "Я жду, что Честейн скажет что-то еще, но ему больше нечего сказать - по крайней мере, мне. Большой шок. Вместо этого он подходит к деревянному подоконнику, в который все еще воткнуты несколько кинжалов Айседоры. Он стоит и смотрит на них, затем тянется вверх и вытаскивает один из них из стены. При этом большой оранжевый камень, вделанный в его кольцо, сверкает на свету. И все внутри меня замирает. Потому что после всех этих дней поисков я наконец-то нашла Божий камень. И все это время он был на виду. Я не знаю, откуда я знаю, что это Божий камень, но я знаю. Он как будто зовет меня домой. Ощущение, что меня обнимают материнские руки, наполняет мои чувства, навевает воспоминания о любящих объятиях матери, почти вырывая колени из-под ног. Я шатаюсь в сторону, одной рукой хватаюсь за стол, когда волна за волной сила накатывает на меня. Я смотрю на Хадсона, глаза расширены, и понимаю, что он тоже это понял. Может быть, он чувствует тот же зов, что и я. А может быть, он достаточно умен, чтобы понять, что, конечно же, Честейн никогда не посчитает, что кто-то достаточно силен для охраны Камня, кроме него самого. Прежде чем я успеваю подумать об этом, я комментирую: "Ваше кольцо очень красивое. Оно такого невероятного янтарного цвета - я не думаю, что когда-либо видела драгоценный камень такого цвета". Хадсон бросает на меня взгляд, не мог бы ты быть более очевидным, но Честейн все еще стоит перед окном, так что, к счастью, он этого не видит. Однако он смотрит на свое кольцо, и когда он снова поворачивается ко мне лицом, в его глазах читается яростное удовлетворение. "Это кольцо носит тот, кто доказал, что является самым могущественным в Армии Горгулий. В тот или иной момент почти каждый в этом суде бросал мне вызов. И только один выиграл его". Он улыбается Артели, которая стоит прямо и гордо всего в нескольких футах от него. "Только на день", - отвечает она, но это не смягчает ни гордости в ее глазах, ни силы в ее плечах. "Он был у меня всего один день, пока ты не бросил мне вызов и не отвоевал его". Он наклоняет голову. "Придет время, когда ученик станет лучше учителя. Но это время не сегодня, даже если учитель устал". Он смотрит в сторону коридора, по которому Айседора уходила в свой торжественный выход. И размышляет: "Может быть, боб ghaiscíoch ceann dearg - это, наконец, та, кто докажет, что она достойна". Мне не нужно знать ирландский, чтобы понять, что он только что сказал что-то о том, что Айседора снова стала воином, и я совру, если скажу, что это не заставило меня вздрогнуть. "Но не королева горгулий?" Вопрос вылетает у меня изо рта прежде, чем я успеваю его остановить. Честейн просто отвечает: "Нести такую ответственность под силу только самым храбрым сердцам". Вот это да. Потому что это совсем не больно, несмотря на то, как я только что себя подбадривала. "Откуда вы знаете, что я никогда не надену это кольцо?" спрашиваю я, когда мне в голову приходит идея. "А что, если я захочу бросить тебе вызов?" Я знаю, что это маловероятно - он не стал лидером Армии Горгулий, потому что не знает, что делает, - но все же это уже что-то. И теперь, когда он дал мне дорожную карту о том, как по праву претендовать на кольцо, кажется невозможным не попытаться сделать это. "Ты никогда не бросишь мне вызов", - говорит он, как будто это само собой разумеющееся. Или абсолютно, что выводит меня из себя, потому что я много кто, но я не трусиха. Именно поэтому я отвожу плечи назад, поднимаю подбородок и говорю: "Я бросаю тебе вызов". "Нет, не бросаешь", - говорит он мне, наклоняясь вперед, чтобы я не пропустила ни одного слова, которое он собирается сказать. "Потому что я принимаю только достойные вызовы". Когда Честейн поворачивается и уходит, Хадсон берет меня за руку и бормочет: "Он понятия не имеет, кто ты и на что способна. Это его вина, Грейс. Не на тебе". Он прав. Честейн не знает, потому что отказывается попробовать. Но он сделает это до того, как я покину это место. Потому что так или иначе, я собираюсь снять кольцо с его пальца.