Court/Суд

Когда Хадсон наконец отстранился, вокруг меня образовалась тьма. "Ты в порядке?" - требует он, его глаза горят от гнева и жажды крови, которая еще не утихла. "Конечно, в порядке". Я снова тянусь к нему, но он отступает от меня. Отказ режет как лезвие, раня меня и одновременно разжигая новый гнев. "Я не должен был так много брать. Прости меня. Я не хотел причинить тебе боль". "Почему ты всегда так поступаешь?" требую я. "Почему ты всегда предполагаешь, что причинил мне боль? Ты думаешь, я не скажу тебе, если ты это сделаешь? Что это говорит о твоем доверии ко мне?" "Я не тебе не доверяю, Грейс". "Разве я не знаю этого", - огрызнулась я. "Но тебе нужно перестать бояться, что ты причинишь мне боль". Его взгляд становится холодным, ментальная стена опускается вниз, чтобы держать меня снаружи или его внутри, я не уверена, что даже он знает. "Ты не знаешь, что мне нужно, Грейс". Я широко раскидываю руки. "Может быть, это потому, что ты не хочешь мне сказать!" Я кладу руки на бедра, сужаю глаза и смотрю на него, пока достаю майку и надеваю ее. "Ты когда-нибудь думал, что если ты перестанешь пытаться отгородиться от боли, которую ты испытываешь, может быть, если ты поделишься ею, мы сможем пройти через это? Вместе?" Он смеется, но в этом нет юмора. "Мы не пройдем через это. Я рассказал тебе, что делает со мной использование моего дара. Я умолял тебя забрать его, но ты отказалась. Так что нет, мы не пройдем через это, и уж точно не обойдем". "Что обойти?" требую я, мой гнев нарастает снова и снова. "Ты говоришь всякую хрень, но потом ничего не объясняешь. Либо говори мне, либо нет, но перестань вести себя так, будто я идиотка, потому что не знаю, чего ты мне не говоришь". "Я пытаюсь защитить тебя...", - начал он, но я прервала его взглядом. "Когда это я просила тебя защищать меня? Я твоя пара, а это значит, что мы партнеры. А партнеры делятся всем, даже плохим. Так что выкладывай, ладно?" Он не говорит, по крайней мере, сначала. Вместо этого он стоит там, закрыв глаза, и дышит. Просто дышит. Это настолько не похоже на Хадсона, что это сбивает меня с толку, пока я не понимаю, что он так близок к панической атаке, как я его никогда не видела. Прежде чем я успеваю прийти в себя от осознания этого, он делает еще один глубокий вдох, а затем убивает меня своими следующими словами. "Каждый раз, когда я дезинтегрирую кого-то, он забирает с собой частичку моей души". Это последнее, что я ожидала услышать, и все же это не совсем неожиданно. Не тогда, когда его комментарий о том, что Иззи стала Сифоном Души, кружит в моей голове, согласуясь с информацией, которую он только что дал мне. Боже мой. Их самые большие дары - те, которые приходят только от неослабевающих пыток - приходят от разрушения их собственных душ. Хадсон знает, как проникать внутрь людей и разрушать их, потому что для него это вторая натура - искать свою собственную душу и разрушать ее. А что насчет Иззи? Потеряла ли она свою душу в склепе через тысячелетие? Неужели она должна была инстинктивно научиться красть чужие души, чтобы попытаться найти свою собственную? Это ужасная мысль, но все здесь ужасно. И все же, как бы трагично все это ни было, это убеждает меня в том, что не надавить на Хадсона раньше было неправильной тактикой. После того, через что ему пришлось пройти, он никогда не разрушит эту стену добровольно. Для этого понадобится кувалда. А это значит, что без боя она не опустится. Я не хочу причинять ему боль, но я не могу оставить его в таком состоянии. Не тогда, когда это означает, что он будет продолжать причинять себе боль. "Никто не крадет твою душу, Хадсон. Ты позволяешь им забрать ее". Его брови почти достигли линии волос, прежде чем опуститься в ярости. "Ты, черт возьми, думаешь, что я хочу чувствовать себя так? Думаешь, я ничего не отдал бы, чтобы не потерять тебя снова?" "Почему ты думаешь, что потеряешь меня?" спрашиваю я, когда все становится немного яснее. "А как же иначе?" - отвечает он. "Посмотри на меня. Посмотри на то, кто я. Посмотри на то, что я сделал". "Я смотрю на тебя. И я понимаю, что ты чувствуешь...", - начинаю говорить я, но Хадсон в мгновение ока оказывается перед моим лицом. "Нет. Ты не имеешь права говорить мне, что я чувствую". Его голос смертельно тих. "Что я чувствую". Его дыхание теперь учащается. "Ты не представляешь, как мне больно. Ты не можешь принять смерть своих родителей и думать, что у тебя есть хоть унция понимания. Умножь это на пять тысяч и ты все равно не приблизишься к этому". "То, что мои страдания не вызваны самым ужасным из возможных ужасов, не означает, что они ощущаются меньше, чем твои, Хадсон", - огрызнулась я в ответ. "Страдания - это не соревнование". "Знаешь, в чем твоя проблема, Грейс?" - усмехается он. "Ты думаешь, я просто какая-то сломанная птичка, которую ты собираешься выхаживать, чтобы вернуть к жизни, не так ли? Ты думаешь, что будешь просто обнимать меня, качать, любить, и каждая сломанная частичка меня в конце концов заживет. Но что, если я слишком сломан? Ты когда-нибудь думала об этом? Потому что, в конце концов, они заберут так много моей души, что не останется ничего, что можно было бы исправить". Его слова ударяют меня как наковальня, но я не даю ему это увидеть. Я не могу. Вместо этого я приподнимаю одну бровь и заставляю себя разбить еще один кирпич в его стене. "Это такая чушь". Он шатается назад, как будто я его ударила. "Что ты сказала?" Я впиваюсь ему в лицо, тыкая пальцем в грудь, чтобы подчеркнуть каждое слово. "Я сказала. Это. Это. Такая. Чушь". Я держу его взгляд. "Ты никогда не будешь слишком сломлен, чтобы я могла любить тебя". "Откуда ты можешь это знать?" - огрызается он. "Потому что, - говорю я, придвигаясь ближе, делая шаг прямо к нему, - ты забываешь, что я могу видеть нить нашей брачной связи. Моя душа", - я касаюсь пальцем своей груди, затем перевожу палец на его грудь, - "привязана к твоей душе. И она сильна, как никогда, Хадсон". "Ты не знаешь этого. Ты не можешь этого знать". Он качает головой, и в его глазах такое отчаяние, что это снова и снова разбивает мне сердце. Он хочет верить, но это слишком больно. Я понимаю это лучше, чем многие другие. Но я верю в него, и я верю в нас. Пришло время, чтобы он тоже поверил. "Я бы хотела, чтобы ты это увидел", - шепчу я. "Это самый красивый синий цвет, который я когда-либо видела - глубокий, темный и насыщенный, как твои глаза. И он светится, Хадсон. Он светится здоровьем, силой, силой всего, чем мы являемся и чем мы можем стать. Ты просто должен довериться этому. Ты просто должен довериться мне". И вот он, первый кирпич падает. Я вижу это в его глазах, чувствую это в том, как его тело жаждет моего. Я сжимаю нить нашей брачной связи, чтобы показать ему, что я права, что она не просто есть, она сильнее, чем когда-либо. "И да, я могу сказать, что ты чувствуешь. И это не страх потерять свою душу". Еще один кирпич рушится на землю. "Это чувство вины". Я поднимаю руку и касаюсь его щеки. "Ты отдаешь им часть своей души, чтобы не чувствовать себя виноватым за то, что убил их". Еще два кирпича падают вниз. "Ты хочешь быть уничтоженным, потому что думаешь, что заслуживаешь этого". Падает еще один кирпич. "Потому что у тебя самая добрая и любящая душа, которую я когда-либо видела". Я поднимаю руку и прижимаюсь к его другой щеке. "И если бы это было не так, ты бы не мучил себя за их смерть". Целый кусок стены падает на землю с сильным треском. "Но ты должен дать себе поблажку, Хадсон. Это война, и всегда будут жертвы". Слезы наворачиваются на глаза, когда я встречаю его неспокойный синий взгляд. "Не дай нам стать одной из этих жертв".