Court/Суд

Поскольку я знаю, что он прав, и поскольку я не могу отделаться от мысли, что эти две стороны связаны между собой непонятным для нас образом, я снова поднимаюсь в воздух. И говорю себе не паниковать, пробираясь в маленькие проемы между кирпичами и начиная понимать, насколько плачевны наши обстоятельства. С земли кажется, что кирпичи прибывают быстро, но здесь, наверху, после пары начальных слоев, я понимаю, что они заполняют небо так быстро, что у нас не будет ни единого шанса, если мы не придумаем, как устранить кирпичи. Быстро. Их просто слишком много, а пространство, в котором мы находимся, слишком мало, чтобы вместить их все. Добавьте к этому то, что происходит на другой стороне, и мы окажемся в чертовом беспорядке. Джексон сейчас стоит на одном конце нашего участка арены, машет рукой влево, потом вправо, влево, потом вправо, и с каждым взмахом блоки разлетаются в стороны. Это было бы полезно, но это не останавливает блоки от выпускания дротиков или ядовитого газа. Это просто дает нам немного времени перед смертью от удушья блоков. Полна решимости что-нибудь придумать, я взлетаю чуть выше. Теперь труднее пробираться между блоками, не получив дротик в глаз или жгучий яд в лицо, но я справляюсь. По крайней мере, пока я не врезаюсь головой в плоский двойной кирпич, который выпускает газ, поджигающий все мое лицо. Оно горит так сильно, что я задыхаюсь, слезы текут из моих глаз, когда они пытаются очиститься от газа. Это не помогает, как и растирание лица. Жжение становится все сильнее, и я не знаю, что делать — пока не вспоминаю о бутылке с водой, которую Мейси положила в мой рюкзак. Крутясь в воздухе, стараясь не коснуться кирпичей, которые находятся очень близко ко мне, мне удается достать бутылку и вылить ее на лицо и глаза. Это занимает несколько секунд, но жжение, слава Богу, прекращается. Проходит еще несколько секунд, прежде чем я могу что-либо видеть, поэтому я зависаю над землей, ожидая, пока мое зрение прояснится настолько, что я смогу продолжать искать решение. Но пока я вишу там, ожидая, пока мои глаза придут в норму, я смотрю вниз под правильным углом и понимаю, что в земле выгравирован контур кубка. Форма такая же, как у чаши, стоящей на прилавке в магазине ирисок. Я заметила ее, когда мы были здесь в прошлый раз, и заметила сегодня. Она стоит прямо рядом с кассой и до краев наполнена всеми цветами ирисок. Это должно быть то, что мы ищем, говорю я себе, летя обратно в Джексона так быстро, как только позволяет мне переполненное небо. Нет никакой другой причины, по которой она должна быть здесь и в магазине — тем более, что мы, вероятно, ищем эликсир, который нужно пить из чашки — просто исходя из того факта, что миф о Фонтане Молодости якобы произошел из этих Триалов. «Я нашла!» говорю я Джексону еще до приземления. «Нам нужно заполнить контур этой чаши вот здесь кирпичами». «Какую чашу?» — спрашивает он, озадаченно глядя на землю вокруг нас. «Эту чашу», — говорю я ему, наклоняясь и обводя контур, который стал таким четким для меня теперь, когда я увидела его сверху. Она занимает большую часть нашего пола, так что я понимаю, как мы упустили ее без воздушного обзора. Отсюда он выглядит просто как куча камней, сложенных в странный узор. «Так что же нам делать?» спрашивает Джексон, когда он наконец-то видит чашу. «Я не знаю», — отвечаю я. «Но я думаю, нам нужно ее заполнить, так? Например, сделать так, чтобы кирпичи поместились в чашку, как пазл». Джексон выглядит сомневающимся, но у него нет других предложений, поэтому мы опускаемся на колени и начинаем хватать все кирпичи, которые можем найти, чтобы попытаться вписать их в границы головоломки. Но главная проблема в этом? У чашки много закругленных краев, а у всех упавших кирпичей края прямые. Еще одна проблема? Нам приходится прикасаться к каждому кирпичику, чтобы расставить их, и каждый раз, когда мы это делаем, один из них падает. Даже перемещая его с помощью телекинеза Джексона, мы постоянно имеем дело с электрическими разрядами, дротиками, вредными газами и горячими блоками — и все это в то время, когда что-то бьет наших друзей по ту сторону стены. Пару раз я даже слышал, как Хадсон кричал, и каждый раз, когда это происходит, моя кровь становится ледяной. Но если они кричат, то я принимаю это за знак того, что они еще живы. И сейчас, боюсь, это лучшее, на что мы можем рассчитывать. «Дай мне длинный кирпич», — говорит мне Джексон, пытаясь соединить три кирпича у основания чаши. «Это не сработает», — говорю я ему. «Он недостаточно широкий…» «Получится», — говорит он мне, хотяотверстие явно слишком большое. «Просто дай мне попробовать…» «Разве ты никогда не занимался головоломками в детстве?» спрашиваю я, когда он игнорирует мой совет и пробует кирпич, только чтобы обнаружить, что он не работает. «Тебе нужен один из коротких плоских. Он вдвое шире, так что…» «Тогда принеси его мне!» — огрызается он, и я клянусь, если бы мы не были в таком бедственном положении, я бы ударила его по лицу. «Сам принеси», — огрызаюсь я, злясь на то, что он либо пытается защитить меня, либо кричит на меня с тех пор, как мы вместе оказались здесь в ловушке. И я знаю, что это просто потому, что мы оба находимся в состоянии стресса, и это бьет по мне, но ему все равно нужно отступить. Я способна сделать это так же, как и он — даже больше, если учесть, что он даже не может сделать правильное квадратное основание кубка, в то время как я здесь, наверху, пытаюсь подогнать кусочки к округлой части чашки. Он рычит во все горло, но делает это, выхватывая кусок из воздуха с такой силой, что в итоге получает в глаз тот же газ, что я получила в свой ранее. В то же время Хадсон издает рев ярости или страха — трудно сказать, когда он находится по другую сторону стены, — который леденит мою кровь. Меня вновь наполняет чувство безотлагательной необходимости закончить эту чертову головоломку, но я все равно достаю из рюкзака бутылку с водой для Джексона. Я начинаю бросать ее ему, но потом понимаю, что он ни черта не видит из-за слез, текущих из его красных и раздраженных глаз, поэтому я подбегаю и выливаю все, что осталось в бутылке, ему на лицо. И едва удерживаюсь от того, чтобы не хмыкнуть, что, возможно, я все-таки знаю, что делаю, потому что без меня ему пришлось бы несладко. Как только он приходит в себя, мы снова лихорадочно погружаемся в головоломку. Я заканчиваю часть чашки раньше, чем он заканчивает ножку бокала — видимо, в детстве он не играл ни в какие головоломки, — и я перемещаюсь вниз, чтобы помочь ему закончить. Он немного рычит на меня, когда я пытаюсь подогнать уже уложенные кусочки, но в этот раз я просто игнорирую его, так как стук и грохот с другой стороны стены становится еще сильнее. Я не слышала голосов Хадсона и Мэйси уже пару минут, и ужас дико зашевелился в моей груди. Что, если с ними что-то случилось? Что, если то, что находится там, забрало их? Или — «Сконцентрируйся», — рычит Джексон, когда что-то еще врезается в стену — так сильно, что весь пол вибрирует под нашими ногами. «Чем быстрее мы это закончим, тем быстрее мы сможем добраться до них». «Мы надеемся», — бормочу я себе под нос, но знаю, что он прав, поэтому я хватаю, как мне кажется, два последних блока — не обращая внимания на жгучее ощущение, которое возникает при прикосновении к одному из них, — и задвигаю их на место. В тот момент, когда я это делаю, все останавливается. С той стороны стены больше нет звуков. Здесь больше не падают блоки с неба. Кроме того, блок, к которому я случайно прикоснулась, ничего со мной не делает, как и тот, к которому случайно прикоснулся Джексон. Мы смотрим друг на друга, широко раскрыв глаза, и я знаю, что он задается тем же вопросом, что и я — что будет дальше? Проходит еще несколько секунд, прежде чем мы получаем ответ, и каменные стены начинают медленно отступать назад.