Court/Суд

Что-то проскальзывает мимо меня в темноте. Я чувствую, как оно задевает мою ногу, и чуть не подпрыгиваю на десять футов в воздух. «Что это было?» Мне удается пискнуть. «Что это было?» Мэйси отвечает, похоже, так же испуганно, как и я, даже когда она роется в своем рюкзаке в поисках того, что, как я искренне надеюсь, является свечами, которые она положила туда ранее. Секунды спустя она издает визг, который заставляет меня думать, что она только что почувствовала то же, что и я. «Хадсон?» спрашиваю я, потому что какая польза от приятеля-вампира, если он не может сказать тебе, чего бояться в темноте? «Я не знаю.» Он звучит мрачно. «Я ничего не вижу». «Я тоже», — говорит Джексон, и вскоре ему вторят другие члены Ордена. Фантастика. Мы заперты в темноте с чем-то ползучим, чего не видят даже вампиры. Очевидно, здесь не о чем беспокоиться. Что бы это ни было, оно снова прижимается ко мне, и оно холодное. Очень, очень холодно. Я слегка вздрагиваю и придвигаюсь ближе к Хадсону. И да, я знаю, что это нелепо — прятаться за спину своего парня, когда я — полубог-горгулья с плохими чертами лица, способная справиться с любой напастью, но я все больше и больше боюсь, что мы в яме со змеями. А я очень, очень ненавижу змей. «Как там свечи, Мэйси?» «Я нашла одну», — отвечает она. «Я ищу…» Она вскрикивает и пятится назад, роняя рюкзак. «К черту это», — говорит Флинт, и я слышу, как он отходит на несколько футов и переходит в свою драконью форму. «Не подходи», — предупреждает он. А потом он поджигает это место, огонь взметается в воздух перед нами. Здесь все каменное, поэтому ничего не горит, но его пламя дает нам свет достаточно долго, чтобы я поняла, что у моих ног нет змей. Слава Богу. Но когда он выдыхает еще одну струю огня, я понимаю, что это может быть не очень хорошо. Потому что я вообще ничего не вижу у наших ног, хотя продолжаю чувствовать это. Я хочу сказать себе, что это всего лишь мое воображение, но я не верю в это. Не тогда, когда Мэйси, очевидно, тоже почувствовала, что бы это ни было. «Что здесь происходит?» спрашивает Байрон, и он сам звучит более чем немного нервно. «Понятия не имею», — отвечает ему Мехи, затем подавляет крик, подпрыгивая на несколько футов в воздух. «Что это было, черт возьми?» Второй гвоздь в гроб того, что это плод моего воображения. Черт побери. «У меня есть свечи», — говорит Мейси, и взмахом руки и пробормотанным заклинанием зажигает их все. Затем она начинает раздавать их. «Я принесла по несколько штук на каждого, так что у меня есть запасные, если кто-то захочет добавки». «Слава Богу», — горячо бормочу я, когда мои пальцы смыкаются вокруг одной из длинных белых свечей. Не то чтобы я думала, что свеча защитит меня от того, что здесь находится, но как только я увижу это, я смогу защитить себя. Как и все остальные. Я почти попросила вторую свечу, но мне нужна хотя бы одна свободная рука, чтобы сражаться, поэтому я довольствуюсь одной, пока мы начинаем расходиться по каменному полукругу в поисках того, что одному Богу известно. «Возможно, нам стоит расставить свечи по комнате», — предлагает Джексон. «Чтобы мы могли видеть всю арену». Это хорошая идея, поэтому я наклоняюсь и капаю свечной воск на камень, пока его не остается достаточно, чтобы удержать свечу в вертикальном положении, когда она высохнет. Мне грустно отпускать ее, но приятно, что вокруг арены мерцает свет — особенно когда Мейси добавляет дополнительные свечи. Но когда я снова начинаю двигаться и приближаюсь к центру, я понимаю, что полукруг больше не пуст. Потому что прямо в центре этой половины арены стоит статуя. «Что это?» — спрашиваю я у того, кто рядом со мной. Подкрадываясь ближе, чтобы получше рассмотреть. И, черт возьми, если что-то снова не скользнет по моим ногам. Я отпрыгиваю назад и подавляю вскрик. «Ты в порядке?» Хадсон зовет чуть поодаль. «В порядке», — отвечаю я. И обещаю себе, что больше не буду кричать, даже если какая-то паранормальная змея проползет по моей ноге. Это полная и абсолютная ложь, но мне от этого легче, так что я соглашаюсь. Я уже почти дошла до статуи, и когда я смотрю на нее, то понимаю, что это какой-то ангел с большими крыльями и пером в руке, сидящий на большой куче камней. На скалах высечены люди в разном состоянии раздетости. Некоторые из них лежат на камнях, некоторые пытаются взобраться на скалы, а другие выглядят так, будто борются за то, чтобы удержаться на камнях. Вода из большого бассейна, окружающего статую, струйками стекает между камнями. Это странный образ, изобилующий символизмом, который я не уверенна, что смогу разгадать, но, тем не менее, в нем есть что-то завораживающее. Не принимая сознательного решения сделать это, я подхожу ближе, чтобы получше рассмотреть. Но чем ближе я подхожу к статуе, тем ближе мне хочется подойти. Корона на моей ладони горит так, как никогда раньше, и мои пальцы чешутся от желания прикоснуться к камням, почувствовать, как вода каскадом стекает по моей коже, погладить прохладный камень ангела. Это странно, но я заворожена им, очарована, и хотя что-то глубоко внутри меня говорит мне бороться с этим желанием, я не могу не идти прямо к нему. Я должен добраться до статуи. Я должна… «Грейс, остановись!» Голос Хадсона — более серьезный и авторитетный, чем я когда-либо слышала — шипит на меня с другой стороны арены. Я немного спотыкаюсь в своих поисках и даже начинаю отвечать ему. Но статуя стоит прямо передо мной. Красивая. Соблазнительная. Я подхожу ближе, рука уже полностью вытянута. Я почти у цели, осталось совсем немного. Я захожу в воду, протягивая руку вверх, вверх, вверх в тщетной попытке дотронуться до ангела. И в этот момент Хадсон исчезает на площади и врезается в меня так сильно, что у меня перехватывает дыхание. Мы летим и падаем на землю в нескольких футах от него. Когда мы ударяемся, мы несемся так быстро, что скользим по камню и не останавливаемся, пока наконец не врезаемся в стену. Хадсон скатывается с меня, как только мы останавливаемся, и вскакивает на ноги. Он пытается подтянуть меня к себе, но я не могу дышать. Он полностью выбил из меня дух этим ударом, и теперь мои легкие парализованы. «Грейс, детка, мне очень жаль. Мне очень жаль, но ты не можешь быть рядом с этим». Он начинает поднимать меня, но я кладу руку ему на грудь и толкаю достаточно сильно, чтобы он понял, что я не шучу. В моем теле сейчас совсем нет воздуха, и пока я его не получу, я никуда не пойду. Я снова пытаюсь сделать вдох, и снова мои переполненные легкие отказываются расширяться. Это похоже на паническую атаку, только хуже, потому что я не могу рационально объяснить себе, что не могу дышать. Нет способа успокоить себя, чтобы набрать воздуха. Сейчас я могу только задыхаться, как рыба в воде, и ждать, когда мои потрясенные легкие наконец решат расшириться. Хадсон ругается, долго, низко и по-британски, но не пытается снова подтянуть меня к себе. Вместо этого он делает глубокий вдох и садится на корточки рядом со мной, его голубые глаза широко и немного дико смотрят в мои. Если бы я не знала лучше, я бы сказала, что он напуган. Но это бессмысленно, потому что даже когда он напуган, он почти никогда этого не показывает. Раздражен, да. Злится, конечно. Смирился, все время, черт возьми. Но испуг? Нет, я не думаю, что когда-либо видела, чтобы он так показывал свой страх. Но сейчас он напуган, как и другие мои друзья. Или, по крайней мере, похоже, что так и есть, поскольку они бегут к нам через площадь, размахивая руками, как будто они на концерте или что-то в этом роде. «Дыши за меня, Грейс», — говорит Хадсон, и в его голосе звучит настоятельная необходимость, из-за которой я изо всех сил пытаюсь втянуть воздух в свои все еще подавленные легкие. Я издаю отвратительный задыхающийся звук, но это уже что-то, я полагаю. Хадсон, должно быть, тоже так думает, потому что он улыбается, поглаживая меня по спине. «Хорошая работа. Сделай так еще пару раз, и мы встанем…» Он прерывается, на его лице мелькает выражение отвращения, которое исчезает так же быстро, как и появляется. Затем он почти вырывает прядь волос у меня из головы, распутывая что-то. «Что…» успеваю выдохнуть я. Он ничего не говорит. Вместо этого он поднимает меня на ноги и начинает расчесывать меня — мои плечи, спину, волосы. Сначала я не понимаю, что происходит, но потом смотрю вниз и понимаю, что по мне ползают жуки — уродливые, склизкие, похожие на жуков черные жуки.Это толчок, который нужен моим измученным легким, чтобы наконец-то сделать полный вдох. Что я и делаю, прямо перед тем, как выпустить его с испуганным криком. Один жук — это одно, но их десятки, и они повсюду вокруг меня. Я чувствую, как они ползают по моим рукам и спине, чувствую, как они касаются моих щек, слышу, как они стрекочут в моих ушах, и это почти больше, чем я могу вынести. Я много чего сделала с тех пор, как попала в этот мир. От противостояния с Лией до выживания после вечного укуса Сайруса и переноса раскаленной кометы, но ничто — ничто — из того, что мне приходилось делать, не было так плохо, как это. Как мы должны выжить на этом уровне, если мы даже не знаем, что делать? Жук выползает из моих волос на щеку, и я теряю самообладание. Я издаю длинный, громкий, полный ужаса крик и начинаю метаться вокруг, отчаянно пытаясь снять их с себя. «Шшшш!» Хадсон зажимает мне рот рукой, но при этом перемещается так, что его лицо оказывается рядом с моим. «Ты не можешь кричать, Грейс», — шепчет он. «Я знаю, что это ужасно. Я знаю, что это отвратительно, но ты не можешь кричать и привлекать их внимание. Ты меня понимаешь?» Привлечь чье внимание? Я дико трясу головой, стараясь не обращать внимания на маленькие острые укольчики, которые я чувствую от жука, ползущего по моей шее. Нет, нет, я совсем его не понимаю. «Я наконец-то понял, что здесь происходит, и это небезопасно», — шепчет он, его руки двигаются молниеносно, когда он продолжает снимать с меня жука за жуком. Я бросаю на него взгляд, полный дерьма, потому что, клянусь, я никогда в жизни не чувствовала себя в меньшей безопасности. А потом вскрикиваю, когда что-то кусает меня за плечо. «Прекрати!» Его шепот суров. «Я возьму тебя за руку, и ты пойдешь за мной в угол арены — как и все остальные. И ты не будешь кричать, ясно? Сколько бы жуков там ни было, ты не будешь кричать. Ты поняла?» Нет, не понимаю. Я вообще ничего не понимаю. Внутри меня поднимается паника, потому что что-то должно быть очень, очень плохо, чтобы мой неунывающий, неудержимый приятель так говорил, так выглядел. Хадсон обычно все принимает спокойно, но сейчас он потрясен — серьезно потрясен, и это вызывает у меня тревогу практически во всех ее проявлениях. Я делаю еще один неглубокий вдох — глубокие вдохи сейчас ускользают от меня — и пытаюсь игнорировать ощущение ног, пробирающихся по моей шее и вниз по позвоночнику. «Прекрати это», — шепчу я Хадсону. «Пожалуйста, сделай так, чтобы это прекратилось». «Я пытаюсь», — говорит он мне. «Но я должен вытащить тебя отсюда. Это не прекратится, пока мы так близко к…» Он прерывается, когда еще один крик разрывает воздух. Но этот крик исходит не от меня. Он исходит от Иден, которая прыгает вверх и вниз и бьет себя по рукам, крича, крича и крича. Она нигде не находится рядом с водой, но это не имеет значения. Потому что жуки нашли и ее.