Court/Суд

-Хадсон- «Я думал, ты спишь». Голос Джексона раздается позади меня. «Я могу сказать то же самое о тебе». Это не самый привлекательный ответ, но в данный момент у меня прямо-таки поганое настроение. Вот почему меня нет ни в комнате Грейс, ни в моей комнате. Ей нужно поспать, а этого она не сделает, если я буду ворочаться рядом с ней. И поскольку последнее, чего я хочу, это чтобы она беспокоилась обо мне, я разбил лагерь в гостиной маяка. Я бы предпочел быть снаружи, но солнце уже взошло, и эта идея отпала. Ну, солнце в сочетании с моей неспособностью держать свои клыки подальше от различных частей тела Грейс. Я не могу сказать, что сожалею о последнем. Как я могу, когда все в ней словно создано для меня — включая ее кровь? «Ты в порядке?» спрашивает Джексон, и слова звучат неловко из его уст. С другой стороны, когда в последний раз между нами не было чертовски неловких ситуаций? Мы стали намного лучше, чем были раньше, но когда жизнь становится стрессовой, мы возвращаемся к старым привычкам. А может быть, дело в том, что никто из нас не привык открывать свои уязвимые места — ни друг другу, ни кому-либо еще. «Разве я не должен спрашивать тебя об этом?» Я поворачиваюсь так, чтобы устремить острый взгляд на его грудь. «Все хорошо», — отвечает он с наглой ухмылкой на лице. Но в его глазах есть какой-то огонек, что-то, что заставляет меня думать, что все, что с ним происходит, не так уж хорошо, как он это преподносит. Или, что еще хуже, может быть, он не так уж и хорош. И хотя внутри меня происходит миллион вещей, десятки мыслей крутятся в голове, пока я пытаюсь понять, как помочь Грейс, не потеряв себя во тьме, я не могу оставить его наедине с его страданиями. Джексон, может быть, и придурок — под словом «может быть» я подразумеваю «есть» — но он все еще мой младший брат, и я не могу просто игнорировать то, как он себя ведет, не тогда, когда он потерял так много за последние несколько дней — включая одного из единственных людей, которым он когда-либо доверял или о которых заботился в своей жизни. Конечно, тот факт, что я чувствую себя чертовски виноватым за то, что Грейс выбрала меня, тоже не помогает делу. Не то чтобы я хотел изменить то, как все сложилось, — я бы не стал. Грейс — моя. Моя подруга, мое сердце, моя душа. И она всегда будет моей. Я никогда не пожалею об этом, никогда не пожалею, что она выбрала меня. Но это не значит, что мне не жаль Джексона. Я знаю, каково это — иметь любовь Грейс, а потом быть вынужденным жить без нее. Я никогда не смогу забыть Грейс, если потеряю ее, поэтому если ему нужно время, чтобы смириться с этим, я его полностью понимаю. Именно поэтому я спрашиваю: «Ты уверен, что все хорошо?», поворачиваясь к нему лицом. Разговаривать по душам — последнее, что я хочу делать сейчас, когда лица — души всех тех волков, которых я уничтожил в Кэтмире, преследуют меня как добычу, но ради Джексона я сделаю это. Я в долгу перед ним. «Да. Я в порядке». Но он опускается на диван, крутит бутылку с водой между ладонями и отрывает от обертки крошечный кусочек за крошечным кусочком. «Тебе больно?» спрашиваю я. Его взгляд переходит на мой, и снова там только вспышка боли, прежде чем чертов ребенок изгоняет ее. «Мое сердце в порядке». Я не знаю, имеет ли он в виду тот факт, что прошел уже день с тех пор, как наш отец почти вырвал его сердце из груди и получил взамен драконье сердце, или он говорит о более метафизической части своего сердца. О той части, которая разорвалась, когда их с Грейс брачные узы разорвались и почти забрали с собой его душу. Вместо того чтобы настаивать на ответе, который не является бегством, я соглашаюсь спросить: «Каково это?». «Почти умереть?» Он поднимает бровь. Мне не нужно, чтобы он мне это говорил — наш дорогой, не ушедший из жизни отец позаботился о том, чтобы я понял это чувство еще до того, как мне исполнилось пять лет. «У меня драконье сердце». Раздается протяжный звук разрыва, и еще один кусочек обертки рассыпается в пыль. Так что, может быть, у него не все так хорошо, черт возьми, в конце концов. Большой, блядь, сюрприз. «Все в порядке». Теперь он катает бутылку между ладонями. «По крайней мере, я жив. Это главное, верно?» «Если ты просишь подтверждения…» «О, отвали», — рычит он. В этот момент он звучит так по-британски, что вызывает у меня смех. Что только делает его еще более язвительным. «Ты смеешься, потому что я жив? Или потому что я чуть не умер?» Я едва сдерживаюсь от желания закатить глаза в стиле Грейс. С этим ребенком всегда драма. Всегда. «Что ты думаешь?» «Я думаю, что я гребаный беспорядок, вот что я думаю». Как только он произносит эти слова, он выглядит так, будто хочет взять их обратно. Но я не собираюсь ему этого позволять. Не сейчас, когда это первая реальная вещь, которую он сказал мне сегодня. «Я думаю, что мы все сейчас в полном дерьме. Это были тяжелые несколько дней».Я намеренно отказываюсь думать о том моменте, когда волки пошли на Грейс в Катмире, а я покончил с ними в мгновение ока. Отказываюсь думать о том, кем они были. Были ли у них семьи, мечты или товарищи, которые ждали их дома. Джексон фыркнул. «Это были тяжелые несколько месяцев». «Я не собираюсь этого отрицать». Я делаю паузу. «Убийство может быть тяжелым для парня». «Серьезно?» Он садится, раздражение сменяется меланхолией, от которой мне было так неловко раньше. «Ты все еще говоришь об этом?» «О том, что ты пытался меня убить?» «Разве ты не имеешь в виду, что тебе удалось убить тебя?» Он приподнял бровь. «Нет. Это совсем не то, что я имею в виду. Я позволил тебе думать, что ты убил меня, но на самом деле ты лишь вернул меня в этот чертов склеп на целый год. Что достаточно плохо, ты, безмозглый придурок». «Серьезно?» Джексон смотрит мне в лицо. «Так вот что произошло?» «Ну, ты меня не убил, это точно». Я ухмыляюсь ему. «Неважно, как сильно ты старался». «Я не так уж сильно старался», — отвечает он. «И если бы ты не вел себя как социопат, мне бы не пришлось делать это в первую очередь». Это старый спор, который мы уже несколько раз обсуждали. Но сегодня, после волков, он воспринимается по-другому. Впрочем, после волков и обвинений Флинта в том, что я позволила Луке умереть, все воспринимается по-другому. Я пытаюсь скрыть свои мысли, но, видимо, у меня это плохо получается, потому что сардоническая ухмылка сползает с лица моего брата. «Я не это имел в виду». «Я знаю, что ты этого не делал». Я заставляю себя ухмыляться, но не чувствую этого. «Я бы сделал то же самое, ты знаешь. Если бы мог». «Нет, не сделал бы. И это хорошо…» «Чушь!» взорвался Джексон. «Я готовился обрушить все это чертово место на наши головы…» «Ты и так обрушил все это место на наши головы», — напомнила я ему резко. «Ты помог», — стреляет он в ответ. «К тому же, я не это имел в виду, и ты это знаешь». Я знаю это, но дергать его за цепочку из-за всякой ерунды — слишком веселое занятие, чтобы его пропускать. Тем более, что это отвлекает его от разговора обо мне и о том, что я сейчас чувствую. «Я серьезно, Хадсон. Если бы я мог…» «Я знаю, что ты хочешь сказать», — перебиваю я, потому что мой брат сейчас как чертова собака с костью. К тому же, игнорирование не приносит результата, так что, возможно, признание этого заставит его остыть. «А ты?» — спрашивает он. «Потому что если бы я мог делать то, что делаешь ты, я бы прикончил любого, кто пошел за Грейс или Ф…» Он резко обрывает меня, и все внутри меня приходит в боевую готовность. Потому что это новое гребаное развитие событий, и чертовски интересное. «Или кто?» спрашиваю я, подняв брови. «Флинт?» Но Джексон просто качает головой, потирая рукой затылок. «Я не знаю». «Ты не знаешь?» спрашиваю я. «Или ты не хочешь знать?» «Его мама отдала мне свое гребаное сердце. Она попросила меня использовать его, чтобы защитить его, и это то, что я собираюсь сделать, несмотря ни на что». Он так расстроен, что я немного удивлен, как он еще не обрушил на нас весь этот чертов маяк. Конечно, не успеваю я подумать об этом, как земля под нами слегка содрогается. Однако он быстро закрывает его, и я делаю вид, что ничего не заметил. Но я стараюсь быть осторожен, когда спрашиваю: «Я понимаю обязательства. Я понимаю, что ты делаешь что-то, потому что чувствуешь, что это твой долг. Но то, что ты сказал раньше — когда ты говорил о Грейс и Флинте — это не было похоже на обязанность. Это звучало как нечто большее». Джексон издал раздраженный звук глубоко в горле, затем откинул голову на спинку дивана так, что уставился в потолок. «Его парень только что умер. Его парень, который оказался одним из лучших друзей, которые у меня когда-либо были». В этом предложении много всего — чертовски много. Но я ничто, если не настойчив, поэтому я говорю: «Ничего из этого не говорит мне о том, что ты чувствуешь…» «Он был моим лучшим другом, ясно? Моим лучшим, блядь, другом. А я разрушил всю его жизнь. Мой брат убил его брата. Несмотря на всю мою силу, я не смог спасти его парня и не смог спасти его ногу. А потом я забрал сердце его матери…» «Она отдала тебе свое сердце», — напоминаю я ему. Он пожимает плечами. «Это одно и то же». «Это не так», — говорю я ему снова. «Совсем нет». «Да, но мне так кажется. Такое ощущение, что во всем, что случилось, виноват я». Он закрывает глаза, тяжело сглатывает. Я знаю, что он говорит. Потому что во всем этом бардаке я тоже чувствую свою вину. Я не убил силы Сайруса на острове, и случилось всякое плохое дерьмо.Я убил волков в Катмире, и случилось еще больше плохого. Как это может быть не моей виной? Особенно когда я чувствую, как разбитые частички их когтей впиваются в меня глубоко внутри, прорываясь сквозь мою защиту и проникая в мою душу. «Знаешь, все думают, что было бы здорово быть такими же могущественными, как мы», — говорит Джексон, и, когда его защита ослабевает, он звучит так же разрушенно, как и я. «Но иногда это чертовски хреново, чувак». Для меня не существует никаких «иногда». Всегда чертовски хреново иметь эти способности, поэтому я все больше и больше думаю о том, как избавиться от них навсегда. Внезапный топот за дверью заставил нас обоих выпрямиться. «Кто это?» спрашивает Джексон, вскакивая на ноги. Я чувствую в нем борьбу, чувствую, как он готовится сделать все, что нужно. Но быстрый взгляд в окно показывает, что курьер идет к своей машине, поэтому я жестом показываю Джексону, чтобы он сел обратно. «Это просто завтрак для Грейс и остальных. Я дал указания оставить его на крыльце, чтобы я мог его забрать». Джексон бросает на меня знающий взгляд, направляясь к двери, чтобы забрать кофе и пирожные, которые я заказал, с полностью закрытого крыльца. Собрав их, он ставит чашку кофе и пакет с едой на крайний столик рядом со мной, а остальное оставляет на кухонном столе. «Я напишу остальным, пусть придут за этим». «Спасибо, я ценю это». Он кивает, пока я беру еду Грейс и направляюсь к лестнице. Но не успеваю я сделать и пары шагов, как он спрашивает: «Ты когда-нибудь думала о том, чтобы бросить все это?». Ему не нужно больше ничего говорить, чтобы я понял, что он говорит о нашей силе. «Только каждый гребаный день», — отвечаю я, прежде чем продолжить подъем. «Только каждый гребаный день».