«Когда-то я думал, что самое страшное в этом мире – это смерть, но страшнее оказалось ее осознание. Когда я покинул общину, то дал себе обещание, что больше никогда не причиню боль человеку, но встретив по пути людей, которые хотели меня обокрасть – не сдержался. Я больше не хочу бояться самого себя, не хочу отвергать того, кто целыми днями рвется из моей души на волю.»
– Что происходит? – спрашивает Хенджин, нахмурившись. Ему кажется возмутительным тот факт, что его провели, но это не единственное, что вселило в его душу разочарование. Ли выгибает бровь, натягивая рубашку, и злостным взглядом косится в сторону Джисона. Последний, вздохнув, начинает складывать все свои вещи обратно в рюкзак. Узнать об апокалипсисе второй раз было не так страшно как родиться во время него, поэтому никто из двух парней не понимал причину шока Хвана. За бесчисленные годы эволюции озверевших было вполне логично, что в конечном итоге ими заполнится вся территория земного шара. – Да брось, принцесса, рано или поздно все умирают, – переходя в обычное настроение говорит Минхо, будничным тоном сообщая о скорой кончине всего человечества. – Меня зовут Хван Хенджин, – отзывается тот, позабыв о предшествующих печальных известиях. – А вы двое – бессовестные подонки, которые, несомненно, стоят друг друга. – Мы – странники, Хенджин, – встревает Хан, чтобы не доводить ситуацию до абсурда. – Я знаком с тобой меньше суток, он – и тридцати минут. Ты хотел, чтобы мы, люди, которые ко всему относятся с недоверием и врожденным подозрением, открыли тебе свои объятия? – Джисон выгибает бровь, складывая руки на груди. – Не смеши меня. На этом наши дороги расходятся, – говорит младший, также обращаясь и к Минхо, но у него назревают совершенно другие планы. – Неймлесс, – произносит Ли, и на крыше вновь зарождается гробовая тишина. – Одна из ранее малоизвестных общин Конта-Ариаса, – он привлекает к себе внимание Хенджина, который, как ему казалось, знает большинство коммун. – Они успели нажить себе врагов в лице Хэйдшипа и военных, соответственно, но также заручились железной поддержкой Мортема. – Судя по твоим словам, они не так просты, верно? – спрашивает Хан. – Определенно, – подтверждает Минхо и продолжает: – В их общине, более того, отсутствует система иерархии, что было свойственно пятьдесят лет назад, но не сейчас, – младшие медленно кивают. – Они заявили о себе совсем недавно, около месяца назад, когда взяли под контроль единственную электростанцию северо-запада, бесконтрольной территории. Таким образом, они полностью подчинили эту местность себе. – Какой нам от этого прок? – задается вопросом Джисон. – Какими бы отшельниками не выступали странники, – отвечает Ли. – Нам в любом случае нужна поддержка, в особенности, когда дело касается многомиллионного Конта-Ариаса. Неймлесс – это наиболее подходящий вариант, если ты хочешь беспрепятственно путешествовать по территории всего города за счет покровительства Мортема, – Минхо выдыхает. – Да, меня такая перспектива тоже не устраивает, но ничего лучше ты найти не сможешь. К тому же, по слухам, они знают как остановить инфекцию ферментного типа. Хан разражается заразительным смехом. – Кто бы сомневался! – вскрикивает тот, разводя руки в стороны. – Конечно! Не нужна тебе никакая поддержка, ты все время искал способ спасти свою шкуру и нашел, верно? – язвит младший, а его голос пропитывается злостью. Внезапно голова Джисона начинает неистово пульсировать, а ноги непроизвольно подкашиваются, и тот оседает на бетон, схватившись руками за волосы. – Блядство! – Я уверен, что они сделают все, чтобы помочь тебе, если ты заплатишь соответствующую цену, – говорит Минхо, продолжая стоять на месте, ведь знает, что ничем не сможет ему помочь. – Подсоби мне, – кидает он остолбеневшему Хенджину и первым опирает Хана на себя. – Мы идем в Неймлесс. Он должен хотя бы попытаться найти выход из своей ситуации, – тише добавляет Минхо, зная, что проблемы Джисона будут гораздо хуже его собственных. Ведь инфекция, распространяющая по организму Хан Джисона, не пожирает тело. Она пожирает мозг. – Ты буквально собираешься притащить его в неизвестную общину без согласия? – спрашивает Хван, обуреваемый недоумением. Старший только тяжело вздыхает, втягивая воздух через нос и закрывая веки. – Слушай меня внимательно, – угрожающе начинает Минхо. – Вам, людям, подверженным инкубационной инфекции, бояться нечего, – он произносит слова тяжело, словно они даются ему с невероятной силой воли. – Возможно вы, разведчики, – Хенджин даже не хочет знать, откуда мужчина об этом осведомлен. – И умираете по той причине, что сходите с ума ближе к старости только из-за собственной неосторожности, но ферментная инфекция – это не шутки, – Ли даже не смотрит в сторону собеседника, мельком лишь взглянув на приходящего в себя Джисона. – Пока вы лишаетесь ума из-за психоза, странники умирают от пожирающей их тела боли. Ты не имеешь и малейшего представления о том, что он сейчас испытывает. Что я сейчас испытываю. – Это не отменяет того факта, что ты действуешь без позволения. – Скажи мне, ты умственно-отсталый? – выгибает брови Минхо. – Я был там, когда это с ним случилось, и знаю, исходя из собственной ситуации, что сможет ему помочь, – мужчина кажется более раздраженным и взвинченным, но в момент его лицо вновь приобретает стойкую непоколебимость. – Тебе незачем знать подробностей, но могу поделиться вот чем: я действую не из чистых побуждений и угрызений совести, я не добродетель, который станет помогать первому встречному, не всемогущий целитель и, черт побери, не Господь Бог, – Хенджин кажется обескураженным алчностью этого человека, но не имеет никакого права его за это осуждать. – Считай, что я подобрал с улицы побитую псину, чтобы та рано или поздно стала мне полезной. Ничего личного, только вложение в будущее. – А ты действительно тот еще уебок, – шепчет Хан, но усмехается: он не был рассержен или разочарован. – Спрячь коготки, блондиночка, – кидает Минхо, сильнее придерживая Джисона. – Скоро рассвет, нужно выдвигаться.***
Неймлесс представлял из себя жилой комплекс, огражденный металлической стеной. Высокое здание располагалось в самом центре и было окружено небольшими постройками, более напоминающими лад межгородских общин. Внутри коммуны на просторной территории ходили люди, и настроение их не располагало к приветливости. Видя троих незнакомцев, они только тихо перешептывались и оценивающе смотрели на незваных гостей. Минхо только сверкнул взглядом, словно усмиряя общественный гнет, и показал Хвану правильную сторону, продолжая аккуратно вести вкрай ослабевшего Джисона. Около входа в главное здание крутились люди, но издали завидев Минхо, которого им уже доводилось встречать, только молча разошлись по сторонам, пропуская и его, и его друзей внутрь. Из-за безмолвной тишины, повисшей внутри холла, казалось, что Неймлесс полностью лишен жизни и обывателей, но вся правда заключалась в том, что члены этой общины были гораздо умнее тех, кого доводилось встречать Хенджину: он отметил их осторожность как в движениях, так в поведении. – Первые несколько этажей полностью отведены под склады, – сразу начинает вводить в курс дела Ли, совершенно не обращая внимания на взгляды из-за углов. – Потом следуют переоборудованные спортивные залы, а в самом верху находится госпиталь и комната для совещаний. Хоть я и сказал, что в Неймлессе нет иерархии, но прежде чем кто-то из вас ляпнет какую-то глупость, спешу добавить: ее нет потому, что коммуной правят пятеро, как единое целое. Хван легко кивает. Ему казалось, что он уже давно принял тот факт, что больше не вернется в свою межгородскую общину. – В первую очередь, мы обязаны позаботиться о том, чтобы блондиночка осталась в тишине и покое, а потом пойдем менять условия сделки, уяснил? – спрашивает Минхо, и его голос младшему кажется совсем не невинным: мужчина больше походит на акулу с окровавленными клыками, и когда он смотрит на него, то по спине Хенджина невольно пробегают мурашки. Он словно в момент осознает, насколько разнятся их уровни выживаемости: то, что раньше он так старательно отвергал, сейчас неминуемо следует за ним по пятам. Долгое время Хван не хотел принимать тот факт, что чем-то отличался от других, но встреча с Джисоном и Минхо дала ему ясное понятие одной вещи: как раньше уже не будет. Он физически не сможет смотреть на то, как толстозадые опоссумы, ранее именуемые им как главы общин, свободно посылают других на верную смерть, и, если лидеры Неймлесса окажутся подобными тому, отчего Хенджин твердо отказался, он уйдет и отсюда без угрызений совести и вины. – Что это, черт побери, такое? – раздается голос с лестницы, и Минхо в момент закатывает глаза, будто догадываясь, кто это может быть. Ли глубоко вдыхает, закрывая глаза, и полностью перенося вес Хана на стоящего рядом Хенджина, разворачивается на пятках, притворно-радостно улыбаясь и разводя руки в стороны. – Ким Сынмин! – его голос сквозит язвительностью, которая липким противным слоем оседает в нагревшемся воздухе. – Ты-то мне и нужен! – Не могу сказать того же, – тянет Сынмин и продолжает: – Ты привел в общину блондина? – выгибает он бровь, облокачиваясь о бетонную стену. – Как вас на входе еще обратно не выставили, а? Ни Минхо, ни Хенджин ранее не поднимали эту тему, и сейчас взгляд обоих наполнился диким отвращением и неприязнью. Еще несколько десятков лет назад неестественный цвет волос стал считаться отличительным знаком отступников и предателей общин, которых насильно перекрашивали, намеренно делая из тех белых ворон. Таких людей игнорировали их собственные родственники и друзья, чтобы их также не заклеймили изменниками. Чаще всего, когда белые вороны покидали коммуны, они непременно отращивали волосы и состригали окрашенное, но в случае с Джисоном все было иначе: он по собственной воле не хотел этого делать, и ранее Ли уже довелось узнать причину. – Судя по тону, ты не шибко хочешь сделать это сам, – усмехается Минхо. – Блондиночка побудет здесь некоторое время, оклемается, а после решим, что предпринять дальше. Ким, который не вправе был решать подобные вопросы в одиночку, только тяжело вздыхает, кивая рукой, словно отмахиваясь от ненужной болтовни. Хенджин тем временем и правда замечает, что отношение к таким вещам у членов Неймлесса действительно отличается. – А имя у этой блондиночки есть? – последнее, что спрашивает Сынмин. – Хан Джисон, – отвечает он сам, приходя в себя.***
«Я стал белой вороной в возрасте десяти лет. Для меня это было неожиданной неприятностью, но я вполне осознавал последствия, сбегая из общины. Как итог: мир оказался страшнее, чем мне казалось, поэтому я с позором вернулся обратно. Со мной перестали общаться, перестали поддерживать какую бы то ни было связь. Я не считал это приговором: я понял, что в таком положении я ощущаю себя защищенным от людских взглядов. И после окончательного изгнания я не решился вернуться к прежнему цвету волос: блонд стал для меня барьером, гарантом того, что я больше не встречусь с теми, кто поспешит меня осудить и оклеветать.»
Вопреки всем ожиданиям, для Джисона стала необычайно приятной та новость, что по пробуждении его вновь не донимала зверская головная боль и желание собственноручно вскрыть себе вены. Все его приступы, которые начались два года назад, практически никогда хорошо не заканчивались: он внезапно мог проснуться посреди поля, в недоумении пытаясь вспомнить, как тут оказался, или прямо перед главой межгородской общины или общины пустоши. Эти меркантильные люди, склоняющиеся к законам джунглей, а не гуманной цивилизации, всегда желали допросить странника о том, о чем сам Хан иногда впервые слышал. В любом случае, единственный вопрос, который беспокоил его больше всего – это его непосредственное местоположение. Последнее, что он помнил – это Неймлесс, но для такого человека, как он, это не значило ровным счетом ничего. Он с титаническими усилиями распахивает веки и понимает, что находится в ярко освещенном месте. Обилие цветовой гаммы, начинающееся от кислотно-желтого и заканчивающееся флуоресцентными лампами, давило на приходящее в себя сознание. – Очнулся? – спокойный голос выводит Джисона из своеобразного транса, заставляя парня приподняться на локтях и с чужой помощью вновь опуститься на, как он позже понял, больничную койку. – Давай разъясним сразу: пока ты находишься под моим присмотром, советую тебе не нарушать установленных порядков. – Откуда я мог о них знать? – раздраженно ведет бровью Хан, восстанавливая зрение, и уже через минуту рассматривает громоздкого мужчину не намного старше его самого: он был отлично сложен и с нескрываемой усталостью вяло поправлял сползающие на переносицу очки. – Бан Кристофер Чан, – представился незнакомец, присаживаясь рядом на низкий деревянный стул. Джисону сразу выдалась отличная возможность во всех красках рассмотреть помещение: побеленные стены контрастировали с уродливыми вмятинами на трескающемся бетоне, и когда парень перевел взгляд на потолок, то совсем не удивился наличию болотного цвета плесени. Он выгнул бровь, будто условно спрашивая о нормах санитарии, но про себя совсем не возмущался: пока вокруг него есть ограждение, даже самое ветхое и испорченное, его сердце продолжит биться в привычном ритме. – Хан Джисон. Кристофер усмехнулся. – Я уж было подумал, что тебя действительно зовут «Блондиночка», – говорит Бан Чан с нескрываемым юмором, и самому Хану непроизвольно становится комфортнее. – Как давно? – Что? – спрашивает Джисон, откровенно не понимая, о чем идет речь. – Как давно тебя укусил альфа? – спрашивает старший, и у парня все в душе леденеет. – Прежде пойми одну вещь: никто не будет тебя здесь допрашивать так, как это сделаю я, – голос Кристофера все еще звучит размеренно. – Всем плевать, где и с кем ты якшаешься, что употребляешь и где валяешься в наркотическом опьянении, – Бан Чан складывает руки на груди. – Но не мне. Все слова, которые будут сказаны в этой комнате, будут похоронены вместе со мной. Но у Хана не было никакого резона доверять первому встречному, каким бы дружелюбным на первый взгляд он не казался. Как странник, Джисон не имел права на ошибку, и уже тот факт, что неизвестный человек узнал о его тщательно-скрываемой тайне, уже вызывал в парне прилив необоснованной ненависти и отвращения. Даже если ты сам Господь Бог! – ты не имеешь никакого права вторгаться в личное пространство без разрешения. Это было не только возмутительно, но и предельно нахально. – Я не собираюсь ничего рассказывать. Кристофер какое-то время упрямо молчит, а потом улыбается. – Хорошо, – пожимает он плечами. – Ты умнее тех, кто бывал в этом месте прежде, – мужчина вздыхает и продолжает: – В любом случае, во время твоего пребывания в Неймлессе, я как врач несу ответственность за сохранение всех твоих костей и частей тела, а решать иные проблемы – не в моей компетенции, – Хан расслабленно выдыхает. – За все своя цена, а сверхурочные мне не выплачивают, поэтому объясню ситуацию вкратце. Джисон щурит взгляд. – Я – один из пяти, – начинает он, но на Хана эти слова не производят никакого впечатления. – Как и у остальных четверых, в мои непосредственные обязанности входит контроль территорий Неймлесса, включая здания, расположенные за его пределами, но принадлежащие нашей коммуне, – Джисон понял, что речь идет об электростанции. – Расставляя все точки над «i» предельно ясно выражаюсь: по пустякам не беспокоить. Тебе же, Хан Джисон, требуется несколько дней отдыха, но учитывая вашу природу, – Бан Чан хмурится: он подразумевает излишнюю инициативность нового поколения, которая его не затронула. – Будет хорошо, если пробудешь здесь хотя бы пару часов. Джисон кивает, и через несколько минут в комнату заходит парень, легким кивком головы выуживая Кристофера со своего рабочего места и оставляя пациента наедине со своими мыслями. Хан считает сложившуюся ситуацию наиболее странной из тех, что могли с ним произойти. И дело не в том, что он находится в одной из общин Конта-Ариаса, а в том, что нутро упрямо твердит Джисону о полном дерьме, в которое он безвозвратно влез, несколькими часами ранее услышав наименее привлекательное «блондиночка». Но больше всего его раздражало улыбающееся лицо Ли Минхо в дверном проеме. – Пошел к черту. – Надо же, я прямо по адресу! – восклицает старший, закрывая за собой двери и, пройдя внутрь, садясь на ранее занятый Бан Чаном стул. – А теперь серьезно, блондиночка. Ты остаешься в Неймлессе вместе со мной и мистером «принципы важнее жизни». Для Хана эти слова стали раскатом грома среди ясного неба. Он несколько раз глубоко вдыхает и медленно сжимает кулаки. – Я делаю это исключительно из соображений безопасности, – более настойчиво начинает Минхо и продолжает, чуть помедлив и дав время Джисону подумать: – Орда охотников – это не стайные озверевшие. Один такой стоит сотен тех тварей, которые умирают от единственной резиновой пули в их очаровательных прогнивших лбах, – Ли скалится, на момент отворачиваясь. – Ни тебе, ни мне не справиться в одиночку. Хочешь или нет, но в Конта-Ариасе без поддержки общины ты – никто, пустое место, пушечное мясо. Хан плотно закрывает веки, тяжело опускаясь на подушку, и заслоняет лицо руками, чувствуя накатывающую дрожь по всему телу. Насколько бы он ни был адаптирован к апокалипсису, начавшемуся задолго до его рождения, опасность такого масштаба садила в его душе семена раздора. Две стороны его личности боролись за верховенство, и на данный момент безукоризненно побеждал здравый смысл. Если они переживут орду охотников во главенстве с альфой, то Джисон с легкостью сможет продолжить свое путешествие без излишних опасений за свою жизнь. – Хорошо. Минхо поднимает бровь, словно не веря в услышанное, а после молча встает с места и говорит: – Лидеры Неймлесса обязали нас посетить ежедневное собрание для обсуждения ключевых моментов и некоторых нюансов, – мужчина не спешит говорить, будто согласие Хана стало для него бóльшим шоком, чем угроза полного исчезновения Конта-Ариаса. – Какое-то время мы должны будем безоговорочно там присутствовать. Время идти.***
Джисон передвигался настолько непринужденно, насколько это было в принципе возможно. Его все еще тяготила тяжесть в конечностях, но по сравнению с отдохнувшей головой, фантомные боли были не более, чем косвенной проблемой, навязанной ему его же мозгом. Центрально здание, в котором они находились, представляло из себя жилой многоэтажный дом; как позже объяснил Хенджин при первой встрече уже внутри Неймлесса, подобные сооружения служили убежищем для выживших или, что более часто, крупных и не очень общин. Причин тому было несколько: высотки очищались от озверевших интенсивнее, чем на просторной территории, а пространство, которым после могли довольствоваться люди, являло из себя многофункциональный организм, способный содержать все аспекты человеческой деятельности, нужной для выживания в апокалипсисе. Городские общины разворачивали свои лагеря в тех местах, которые после можно было значительно улучшить: от забора, который мог обнимать собой целые районы, до наблюдательных постов, находящихся в каждом углу отведенной под коммуну территории. Люди возводили крепости, чтобы чувствовать себя защищенными, а внутри оборудовали местность так, чтобы понемногу возвращаться в прежнее русло, занимаясь рутинными делами: посевы грядок в теплицах, обустройство оружейных складов, формирование целостной системы обычной городской жизни, которая сочетала в себе многочисленные и пригодные для использования лазареты, комнаты отдыха и общие спальни, а также, что не менее важно, торговые точки. Городские общины вели активную торговлю с общинами пустоши, которые, вопреки своим желаниям оборвать все связи с цивилизацией, были вынуждены закупаться оружием, используя межгородские коммуны в качестве посредника. Также популярной была и торговля между соседствующими общинами, которая значительно упрощает добычу ресурсов и остальных не менее важных материалов для поддержания жизни внутри сообщества. Но были и те, кто, несмотря на перечень возможностей и факт собственной выгоды, на контакт идти не хотели. В противовес таким общинам служил ранее упомянутый Мортем, один из немногих, который брал активное участие в помощи заблудшим выжившим, беря за плату обещание оказать в будущем услугу. – Я не могу сказать, что именно станет темой сегодняшнего разговора, – говорит Минхо, когда они останавливаются напротив одной из дверей на верхнем этаже здания. – Делай, что хочешь, но не говори об орде охотников. Еще слишком рано. – Как долго ты собираешься с этим тянуть? – спрашивает Джисон, складывая руки на груди. – До тех пор, пока их паника не послужит мне преимуществом, – отвечает старший, и Хан только вздыхает. Он не обвиняет его в бесчеловечности, ведь и сам в любой ситуации предпочел бы искать выгоду, а не компромисс. – Что насчет Хенджина? Ли сверкает недобрым взглядом и скалится. – Я уведомил его о своих планах, – мягко продолжает мужчина. – Но если он откажется от сотрудничества, единственное, что его ждет – это смерть. Джисон смотрит нечитаемым взглядом, а после слабо кивает: у него никогда не было в приоритетах вмешиваться в чужие отношения, а если Минхо действительно вознамерится лишить Хвана жизни, то даже он здесь не помощник. Странники действовали исключительно ради себя самих, и попытка спасения чужой жизни за счет своей в планы Хана больше не входила. Единожды он ошибся и поплатился за это. С него хватит. Когда полагаешься на кого-то, а в последствии оказываешься в западне – теряешь доверие ко всему миру. Они больше ни о чем не говорят: казалось, что тишина действует на них подобно успокоительному, но стоило одному из них открыть рот, как чувство благоговения в мгновение ока исчезало, а на его место приходила лютая ненависть и необузданная агрессия. Джисон и Ли были теми людьми, которые предпочитали иметь духовную привязанность к собеседнику, но когда один лгал настолько мастерски, словно и сам верил в ложь, а второй относился к чему-то новому и незнакомому с врожденной предосторожностью на подсознательном уровне, то о каком доверии могла идти речь? Между ними не могло быть ничего, кроме взаимовыгодного сотрудничества. – Вы пришли, – констатирует факт подобравшийся сзади Сынмин, и Минхо непроизвольно сжимает кулаки, будто само существование этого человека развращало его сознание. – Я позаботился об информировании членов общины, поэтому вход в Неймлесс для вас троих с сегодняшнего дня полностью свободен. – Мне стоит тебя поблагодарить? – спрашивает Ли, разворачиваясь. – Нет, но элементарного «Спасибо» от твоего друга будет вполне достаточно, – спокойно отвечает Ким так, словно вся язвительность в чужом голосе – это вторичное дело, которое его никак не касается. – Было сложно убедить людей в том, что во время присутствия Джисона на территории Неймлесса они не проснутся с ножом поперек горла. – Я знал, что к белым воронам относятся с подозрением, – чеканит Хан, вставая на собственную защиту: его мозг будто самостоятельно проецировал действия и слова, вылетающие из его рта. – И презрительные взгляды никак не сказались бы на моей психике. – Возможно, – Сынмин подходит практически вплотную, а тембр его голоса становится глубже. – Но если не проснутся они, то с ножом в горле обнаружат тебя. Из этого места было вынесено достаточно трупов, поэтому искренне надеюсь, что ты не хочешь стать частью этой биомассы на ближайшей свалке, – Ким демонстративно печально вздыхает. – Но с какой стати меня это должно волновать, верно? Джисон выжидающе молчит. – Я вам нужен, – делает он вывод и видит секундное замешательство на чужом лице. – Я не один из тех идиотов, которые не осознают собственной значимости, поэтому оставь любезности прямо в этом коридоре, иначе наше сотрудничество закончится, даже не успев начаться. Хан проходит мимо и с напором нажимает на дверную ручку. Через минуту перед ним предстает светлая библиотека, оснащенная удобными диванчиками и журнальными столиками с бутылками воды на ней. Для парня это становится приятной неожиданностью, ведь ранее встреченные им главы общин никогда не уделяли внимания тому, в каком свинарнике им приходится работать. Не то, чтобы самого Джисона это порядком раздражало или каким-то образом волновало, но он чувствовал себя на разряд увереннее и спокойнее, находясь в благоприятной для общения обстановке. Парень сразу обращает внимание на сидящего в кресле незнакомца, и тот, словно заметив слежку, поднимает глаза, откладывает очки в сторону и поднимается с места, размеренным шагом преодолевая расстояние к Хану. – Ян Чонин, – представляет он, протягивая руку, и Джисон неуверенно ее пожимает, будто что-то в образе этого парня его отталкивает. – А где… – он медлит, вспоминая имя, и следом распахивает веки, удовлетворенно улыбаясь. – Хван Хенджин? – Скоро должен присоединиться, – отвечает Минхо и на вопросительно-выгнутую бровь Хана отвечает только легким пожатием плеч. – Я вижу троих, но где еще двое? – спрашивает Ли, на момент переводя взгляд на сидящего поодаль врача, которого уже видел ранее. – Чанбин и Феликс на задании, – вяло отвечает Бан Чан, кивнув в знак приветствия, и встает с места, подходя ближе. – Об этом и пойдет речь: они ушли два дня назад, но до сих пор не вернулись с учетом отведенных им двенадцати часов. – Они вместе? – сразу спрашивает подоспевший вовремя Хенджин, запыхавшийся из-за кратковременной пробежки, и Кристофер кидает на него задумчиво-заинтересованный взгляд. – Неизвестно, – говорит встрявший Чонин. – Их задачи отличались, но территория их выполнения совпадает. Мы не знаем, находятся ли они там сейчас и как скоро вернутся обратно, ибо их рации перестали работать. – Что вы хотите предпринять? – задает следующий вопрос Джисон лишь для того, чтобы узнать подробности дела и, возможно, помочь, если ситуация не будет представлять для него самого большой опасности. – Оба должны быть на Севере, – говорит Ким. – Дорога туда и обратно займет около десяти часов, если поторопиться, поэтому придется брать машины, – Минхо кивает, считая этот вариант наиболее разумным. – Сейчас только обед, но возвращаться придется уже по темноте; шум привлечет ночных, и в этом кроется основная проблема. Хан на момент задумывается: второй вариант, который остался неозвученным, станет более безопасным, и суть заключалась в надземном передвижении. Понятное дело, по времени они замедлятся, но когда придет час идти обратно, опасность снизится до минимума. Другое дело – это логически подумать, в какой ситуации могут находиться сейчас Феликс и Чанбин. Если им угрожает смерть, то Джисон бы предпочел похоронить их прямо сейчас, но так как эти два человека – часть пятерки, то и у других лидеров Неймлесса не остается другого выбора, кроме как попытаться их отыскать и вытащить из, наиболее вероятно, дерьма. – Я пойду, – говорит Хенджин, и на вопросительные взгляды отвечает только легким пожатием плеч. – Конта-Ариас мне знаком, по крайней мере, основные работоспособные здания, поэтому мне достаточно взять ориентир и уже на месте разберусь. – Ты убивал людей? – голос Бан Чана звучит все так же спокойно, как и при его первой встрече с Ханом. Хван на мгновение опешил, но вовремя взял себя в руки. Он – разведчик межгородской общины и, понятно дело, с убийствами сталкивался редко, но не настолько, чтобы самому не окунуть локти в кровь. – Некоторые городские общины, – мягко начинает мужчина, одернув подол белоснежного халата. – Берут за принцип одну интереснейшую фразу, – он прикрывает веки, словно пытаясь ее вспомнить, и продолжает: – Человек, убивший монстра – герой; человек, лишивший жизни себе подобного – такой же монстр, – Кристофер усмехается. – По логике вещей, если члены подобных «гуманных» коммун застанут кого-либо из нас за убийством, то наша смерть от их рук автоматически перестанет быть преступлением. А ты готов убивать и быть убитым? Хенджин хотел было сказать «Нет», но слова вырвались из его рта быстрее, чем эта мысль успела плотно засесть в его подсознании: – Да.