The emptiness of your eyes

Джисон стоял на крыше какого-то торгового центра. Он оказался окруженным человеческими трупами и был с точностью уверен, что их убили повторно сразу после смерти, не дав обращению начаться. Из-за пропитанного грязью бетона армейские сапоги были покрыты слоем мусора, состоящего из разложившейся биомассы и осевшей во время дождя пыли. Хан с отвращением морщит нос: даже погода не была способна смыть запах отходов; город никем не убирался на протяжении многих десятилетий, что привело к масштабным загрязнениям и кучам убитых мертвецов на дорогах. Он сильнее кутается в ветровку, чувствуя холодящий кожу ветер, и смотрит на вывеску «Пина-Кота», обрамленную рваными красочными брезентами и какими-то тряпками, которые ранее, скорее всего, выступали в качестве одежды. Джисон глубоко вдыхает. Он бегло осматривается по сторонам, не замечая никого, кроме навечно молчаливых приятелей. Отдаленный шум музыки, разрезающий настораживающую тишину, подогревает интерес. Хан направляется к перекинутым через здания доскам, параллельно продолжая вслушиваться во все окружающие его звуки. Он видит вдалеке от себя крадущихся по крышам людей, но не предпринимает никаких попыток спрятаться: у них у всех единая цель – попасть в бар, и если случайные встречные заходят выпить, то Джисону нужен несколько иного вида товар. Впрочем, он никогда не был против пропустить по стаканчику с каким-то незнакомцем в благоприятной обстановке. И чем ближе к бару он приближался, тем сильнее осваивался в городской обстановке. Здания, покрытые разросшимися корнями деревьев, практически напрочь лишенные окон этажи зданий, начиная от высоток и заканчивая стоящими внизу продовольственными магазинами, единый приглушенный гул бродящих и проснувшихся дневных озверевших. Конта-Ариас был лишен жизни на земле, но процветал в небе: многочисленные хибары, возведенные высоко над землей, служили тому доказательством. В воздухе сквозило гнилью. Джисон переходит с одного здания на другое, ловко держа равновесие над пропастью, и оказывается на небольшом обустроенном дворе. Привычный бетон заменяли снесенные в это место старые и заплесневелые ковры, по всему периметру располагались небольшие самодельные столики и деревянные табуретки, а над головой возвышался навес, сконструированный из местами дырявого шифера. Хан кидает взгляд в сторону пластмассовых столиков, которые были заняты несколькими подвыпившими мужчинами, и заходит непосредственно в сам бар, сразу замечая сидящих по углам людей Мортема. Бан Чан оказался прав: они действительно занимали обозначенные ранее места и их вид отличался от внешности остальных посетителей. Черная полоса поперек губ явственно бросалась в глаза. Возможно, это было сделано для отсутствия лишних вопросов об их личности, а одним из вариантов стало то, что таким образом Мортем оповещал людей о своей многочисленности, показывая, как они отличаются от простых людей. Джисон посчитал эту идею эгоистичной, если ей имело место быть не только в его фантазиях и размышлениях. И все же парень проходит дальше, направляясь к барной стойке, и ловит на себе заинтересованные взгляды. Он быстро накидывает капюшон и присаживается на высокий стул. – Пинту пива, – кидает Хан, сразу высыпая перед собой несколько монет, и через плечо оглядывается назад. – Давно никто не использовал это слово, – по-доброму усмехается бармен, и Джисон поднимает глаза, глядя в чужие сузившиеся зрачки. – Подобный диалект свойственен западным регионам, – говорит он, наливая алкоголь в стакан. – Что-то еще? – совершенно наивно спрашивает старик, но Хан понимает, что не стоит недооценивать здешних людей, даже если они кажутся совершенно безобидными. – Чем славятся эти места? – задает вопрос Джисон, решая начать с отдаленной темы. – Я не местный, но и сам имел честь кое-что о них услышать. – В основном, – начинает мужчина, чувствуя, что нашел временного заинтересованного в его болтовне собеседника. – Дешевым бухлом и доступностью, – он кидает короткий взгляд на уходящую вверх лестницу, словно оповещая Хана о наличии спальных комнат. – А если говорить о делах повседневных, то в бары в округе приползает всякий сброд ради разговоров о сложности жизни, – он вытирает поднесенный одним из посетителей стакан. – Где же им еще жаловаться, как не за кружкой пива? – Джисон хрипло смеется. – Что-то не меняется, – улыбается бармен. – Это место принадлежало еще моему отцу, который погиб совсем недавно, – он как-то грустно вздыхает, и Хан замечает интересную тенденцию среди стариков сразу при первой подходящей возможности начать трепаться о своей жизни. – Он отстроил этот бар своими двумя и был чрезвычайно горд, когда оно обрело популярность в узких кругах… оставшейся общественности, – малый приток посетителей, состоящий в основном из уже знакомых людей, включая и членов разных общин, явно его расстраивал. – Но приходится мириться с тем, что есть: нужно кормить жену и детей. Джисон вяло кивает, делая очередной глоток и опустошая емкость уже на добрую половину. – Парень, ты ведь пришел сюда не за этим? – его окликает какой-то незнакомец, но Хан не видит на нем никаких опознавательных черт: ни Хэйдшипа, ни Мортема. Мужчина, немногим старше его самого, был одет в поношенные обноски, и Джисон клонит голову набок, допивая оставшееся пиво залпом. – Иди за мной, – кидает он, и странник имеет честь видеть его изрешеченную когтями облезшую кожаную куртку. – Его зовут Хаир, – встревает бармен, переходя на шепот. – Если ты действительно пришел за информацией, а не за пьяными драками, то иди за ним, – Хан все еще не верит в то, что и вправду обошел предстоящие драки стороной. – Он неплохой, только взгляд угрюмый, – и даже эти слова не придают никакой уверенности, когда Джисон встает с места и следует за так званым Хаиром наверх. Затея эта казалась ему подозрительной: немногие осмеливались самостоятельно подойти к человеку, увидев в нем признаки странника (а Хан был уверен в том, что незнакомец заметил его цвет волос), поэтому парень посчитал, что излишняя предосторожность ему отнюдь не помешает. Присутствующие смотрели на него с опаской, и Джисон стремительно направляется в сторону лестницы, облизнув покрытые остатками алкоголя губы. На стенах по пути на второй этаж были развешаны пожелтевшие фотографии; хоть и с усилиями, но Джисон смог узнать на них владельца заведения. Он продолжал все так же внимательно рассматривать территорию, замечая тусклое свечение ламп впереди и чуя сильный смрад стоящего в воздухе алкоголя. Его вело от сочетания спиртного с резкой вонью гнили и он непроизвольно закрывал нос ладонью, недовольно хмуря брови. Хан пропитался ненавистью к едким запахам с тех самых пор, как его обоняние после укуса обострилось. – Проходи, – говорит Хаир, и Джисону открывается вид на небольшое ложе, состоящее из разбросанных по полу матрасов и небольшого столика в центре; на нем стояло пару нетронутых бутылок и несколько чистых стаканов. – Кто ты такой? – сразу спрашивает Хан, не желая долго возиться в этом по всем параметрам отвратительном месте. – Хаир, – улыбается тот, протягивая ладонь для рукопожатия, но Джисон не сдвигается с места, продолжая смотреть на него внимательно-изучающим взглядом; этот смуглокожий мужчина не вызывал в нем никакого доверия, и он бы в данную минуту предпочел вручить в руки Минхо собственную жизнь, нежели стоять и выслушивать чужой возбужденный гонор. – Ты ведь член Неймлесса? – задает вопрос Хаир, и Хан вопросительно выгибает бровь. – Слухи среди таких, как я, разлетаются подобно листьям на ветру. – Ты информатор, – утвердительно говорит Джисон, все же присаживаясь на единственный стоящий в этом месте стул. Он замечает на стенах рамки с фотографиями; казалось, ими был усеян весь бар. – Это же очевидно! – Хаир всплескивает руками. – Я уверен, что у меня найдется то, что тебя обязательно заинтересует. – Даже сведения об ученых, изучающих вирус? – усмехается Хан, складывая руки на груди. Он всем своим видом показывает непреклонность перед человеком напротив и задирает подбородок, закинув ногу на ногу. – А что, если так? Джисон настораживается. – Что тебе об этом известно? – спрашивает он, но Хаир только усмехается. – Хорошо, – выдыхает парень. – Твоя цена? – Медикаменты, – без раздумий выдает тот, словно показывая накопившееся внутреннее волнение, и его лицо приобретает серьезность. – И так как эти сведения было не так уж легко раздобыть, то и ее стоимость будет соответствующей: выдай мне все, что носишь с собой. – В Конта-Ариасе с этим сложно? – в голосе Хана звучит искренняя заинтересованность, но морфин и пластинки аспирина из карманов достает: то, что он может получить в итоге, кажется ему значительно ценнее всех препаратов, да и к тому же налаживание отношений с Хаиром может рано или поздно сыграть ему на руку. – Не хочу распространяться об этом незнакомцу, но… – тянет мужчина. – Информаторы ими и зовутся по той причине, что продают сведения, но не участвуют в городской волоките. У нас, зачастую, отсутствуют особые навыки для выживания на земле, – Хаир сгребает шприц с ампулой и таблетки к себе в карманы. – Как тебя называть? – Хан, – отвечает Джисон. – Хорошо… Хан, – Хаир будто на языке пробует чужое имя и, удовлетворившись в его подлинности, продолжает: – Недалеко от «Пина-Коты» стоит трейлер. По направлению к северо-западу ты сразу его заметишь, – Джисон кивает. – Достаточно будет идти вдоль Випмарк-стрит, это в квартале отсюда, – мужчина косится вниз, словно заметив кого-то со второго этажа. – Эта машина отличается отсутствием колес и предельной бронированностью. Ходят слухи, что живущий там человек предпочитает самостоятельно добывать материалы для изучения и опытов. – Если ты лжешь, – Хан склоняется над чужим стушевавшимся лицом и цедит сквозь зубы: – Я вернусь, и эта игла окажется у тебя в горле, – Хаир сглатывает: на самом деле он знал, что перед ним странник. – Чао! Он спускается по лестнице, оставив нового знакомого в компании медикаментов и липкого страха, парализующего все тело.

«Моя бабушка часто твердила мне, что единственное правильное решение, которое мог принять странник – это подозрение ко всему живому, полное отсутствие доверия. Этот совет не раз спас мне жизнь, и я буду еще очень долго ей предельно благодарен за полученные уроки. И все же иногда я имел честь допускать ошибки, и приобретенный опыт служил мне отличным доказательством, что человек может положиться только на самого себя. С каждым прожитым днем я явственно осознавал пределы одиночества, но в то же время был рад возможности оставить свое прошлое позади.»

Джисону пришлось спуститься на землю; как оказалось позже, на Випмарк-стрит был расположен городской рынок, и возможности вблизи путешествовать по высоким зданиям не было. На улице стоял день, и только за счет предельной тупости бродящих озверевших он мог осторожно пробираться по ближайшим подворотням, оставаясь незамеченным. Но кое-что его насторожило: Хан чувствовал на себе пристальный взгляд, и принадлежал он человеку, а не монстру. В его мысли сразу закралось сомнение, что Мортем решился на слежку, и это выводило Джисона из себя. Он был предельно вспыльчивым и, как упоминалось раньше, ненавидел признаки вмешательства в собственную личную жизнь. Он останавливается около мусорных баков и точно смотрит вверх (Хан находился среди невысоких частных домов), замечая улизнувшую побритую голову. Парень хмурится, но все еще решает ничего не предпринимать: возможно, шпионаж прекратится, если человек заметил, что его обнаружили. Парень продолжает пробираться дальше сквозь тонны мусора, стараясь не задевать предметов, которые были способны издавать шум, и одновременно следит за ситуацией по правую руку от себя: он шел вдоль Випмарк-стрит, как и советовал Хаир, только никакого трейлера все еще не видел. Подсознательно он ощущал, будто его наебали, но Джисон не торопился делать поспешных выводов, ведь эта улица занимала львиную долю северо-западного Конта-Ариаса. Только он словно спиной чувствовал, что слежка продолжается. Хан еще несколько раз окинул взглядом крыши, но больше никакого подозрительного движения не заметил. Он решил, что стоит быть осторожнее, и вопреки собственным желаниям начал искать ближайший способ забраться наверх. Мортем хоть и обладал вниманием, но тактичностью был обделен. Джисон был крайне оскорблен тем, что сейчас вынужден скрываться от людей, которым двумя днями ранее помог. Он цокает языком, крепко сжав челюсть. Дорога, по которой ему приходилось идти, была мокрой и грязной. Земля въедалась в подошву ботинок, из-за чего парню иногда приходилось особенно тщательно сохранять равновесие. Он перебирается через металлический забор частного дома, попадая на заросший травой дворик, и тихо приближается к окну, следом хватаясь за кирпичный выступ, коим был обрамлен овал загрязнившегося стекла, и делает рывок вверх, цепляясь за навес. Опираясь ногами на подоконник, Хан быстро оказывается на плоской бетонной поверхности, окруженной небольшим кирпичным заборчиком. Он мельком смотрит вниз, замечая идущего в его сторону озверевшего, и осматривает иные здания в округе, в конечном итоге замечая притаившегося человека: он пластом лежал на соседней крыше и делал вид, будто его действительно не замечали, но, когда обман был раскрыт, незнакомец осторожно поднялся, и Джисон заметил, как тот скалится. Черной полосы поперек губ у него не было. Он выглядел крайне организованным по сравнению с обычными наемниками или выжившими. Хан не имел и малейшего представления о том, кто мог его преследовать, но неизвестный мужчина явно хотел познакомиться поближе: он разбегается и перепрыгивает добрых два метра через невысокую пропасть, оказываясь лицом к лицу с удивленным Джисоном; парень отходит на шаг назад, интуитивно кладя руку на карман. Присутствие ножа вселяло в его душу спокойствие и сейчас могло сыграть ему на пользу. – Кто ты такой? – в лоб спрашивает Хан, не желая церемониться: ему вкрай надоели эти детские игры и до захода солнца ему нужно было найти ученого. Незнакомец в ответ показывает татуировку на ладони, и у Джисона перехватывает дыхание. – В отличии от тебя, твой дружок не проверял у трупов присутствие дыхания, – он гадко усмехается, и Хан мысленно составляет план по убийству Ли Минхо; одновременно с этим он понимает, что на электростанции присутствовали не только военные. – Хэйдшип вас не забудет, – говорит он и делает резкий выпад вперед, в сантиметре от лица Джисона проводя заточенным лезвием. Хан от неожиданности отскакивает назад и единственная вещь, которую он осознает – это отсутствие обезболивающего. Джисон хватает рукоять ножа быстрее, чем противник успевает совершить еще одну атаку; парень уклоняется, приседая, и подрезает острием чужие ноги прямо под коленными чашечками. Он сразу видит как на штанах мужчины проступает густая красная кровь, но тот никак не реагирует, продолжая делать попытки загнать Хана в угол. Джисон летит спиной вниз и переводит взгляд вперед, вовремя захватывая в тиски руки неизвестного. Ублюдок давит сверху, не давая Хану пошевелиться, и все, что он может – это сдерживать направленное в его лицо лезвие. Парень чувствует холодный пот на спине и резко отпускает чужие руки, перекатываясь в сторону и сшибая противника с ног. Ситуация оборачивается в пользу Джисона, и он, не выбирая, как можно быстрее целится в попавшиеся участки извивающегося под ним тела. Незнакомец рычит сквозь сжатые зубы, пытаясь доползти до ножа, но только захлебывается в крови, когда чужое лезвие оказывается загнано в его спину. Странник заносит нож над головой и вновь вонзает его в горячую плоть. Неизвестный содрогается, а через мгновение перестает подавать признаки жизни. Джисон смотрит на хэйдшипскую псину еще раз, замечая расползающиеся кровавые круги, и закрывает глаза, когда все заканчивается. – Сукин сын, – тянет Джисон, поднимаясь на ноги, и подходит к убитому, какое-то время шаря по чужим карманам. Он не находит ничего путного, кроме раздробленных галет, и срывает с шеи незнакомца армейский жетон. Хан уже думает над его путным применением, когда еще раз осматриваясь видит упомянутый Хаиром трейлер. – Нашел, – облегченно выдыхает парень, сжимая холодный металл в кулаке, и закидывает жетон в карман. Джисон подходит к краю крыши, чтобы аккуратно спуститься, но не успевает сделать и шага, как его голову пронзает внезапная колющая боль, а легкие будто наполняются жидкостью, перекрывая доступ к кислороду. Хан непроизвольно оступается на месте и распахивает в ужасе глаза, когда летит тяжелым мешком плоти и костей вниз, ударяясь спиной в размокшую после дождя землю. Звук удара разносится по Випмарк-стрит, застывая в ушах Джисона похоронным маршем. Он уже слышит ревущих неподалеку озверевших, но у него не хватает сил даже на то, чтобы дотянуться рукой до лежащей в кармане рации; его парализует шок. Он медленно поворачивает голову в ту сторону, с которой доносились многочисленные шаги, и видит сбегающихся на шум тварей. Его грудь заторможенно вздымается, и он успевает почувствовать скопившиеся в углах глаз слезы, но внезапно с противоположной стороны улицы доносится автоматная очередь, разрезающая относительную тишину района. Но Джисон не воспринимает происходящего, чувствуя только пожирающую его невесомость. Парню удается только рассмотреть приближающиеся к нему ноги и он в конечном итоге полностью отключается от реальности.

***

Хан подрывается с места; он интенсивно дышит, словно обрел новые легкие, и обнаруживает себя на какой-то узкой кровати. Парень еще какое-то время пытается прийти в себя и обнаруживает себя в трейлере. Он недолго думает, прежде чем понять, в каком именно. Джисон сглатывает скопившуюся за время его беспамятства слюну и, осмотревшись по сторонам, замечает в противоположной стороне машины сгорбившегося над микроскопом человека. Он был окружен стеллажами и практически не помещался на небольшом стульчике; Хан замечает, что на столе рядом с ним были раскиданы ручные записи, а на полках стояли бирки с какими-то образцами жидкостей. Незнакомец заметил его пробуждение, но никак на это не отреагировал. Книжные полки по обеим сторонам от лица парня ломились от макулатуры, и он успел заметить множество названий, связанных с человеческой анатомией. – Вы – тот самый ученый? – спрашивает Хан охрипшим голосом. Он ощущает болезненную повсеместную пульсацию. – Я, родной мой, – тянет мужчина. – Человек, который мог бы сдать тебя военным со всеми потрохами, – все так же спокойно заканчивает он, меняя образцы под лупой микроскопа, до сих пор не удосужившись повернуться к гостю лицом. – Где ты подцепил ферментного? – задает вопрос незнакомец, поворачиваясь на месте и напрямую обращаясь к Хану. – Что? – у парня вновь перехватывает дыхание. – Альфу, – непринужденно отвечает он. – Где ты подцепил эту заразу, а? – он берет в руки одну из пробирок и мотает ее из стороны в сторону; внутри находится кровь. – Ты знал, что она похожа на заплесневелый сыр? – мужчина будто издевается, усмехаясь. – Тебе осталось не больше двух месяцев. Хан замолкает. Перед его глазами проносятся все его попытки верить в лучшее, все те дни, которые были впустую потрачены на самостоятельное изучение болезни. Перед его глазами проскальзывает вся его жизнь, собранная в блядский пузырек и прогнанная под микроскопом. Он словно физически ощущает песок между пальцев, именуемый прожитыми им годами. Все было впустую. Джисон снова сглатывает слюну, плотно закрывая уставшие веки и, стиснув зубы, громко смеется, растекаясь в отчаянной улыбке. – Серьезно? – спрашивает он. – Я проделал весь этот путь, чтобы узнать о конце, который дышит мне в шею? – Хан предполагал, что ему осталось недолго, но не настолько. Ученый безучастно смотрит на него, а потом выдает: – Основываясь на научном интересе я бы мог тебе кое-чем помочь, – тянет он, но эти слова не вызывают в Джисоне какого-либо любопытства. – Но так или иначе ты все равно сдохнешь, – парень поднимает пустые глаза на мужчину. – Говори уже, – проговаривает он так, словно последнее, что он хочет выслушивать – это беспочвенные надежды на отсрочку неизбежного. – Я введу тебе их кровь, – как ни в чем не бывало отвечает ученый. – Как раз собрал несколько образцов из тех, кто хотел обглодать тебя до косточек, – внутри Хана что-то холодеет. – Инкубационные замедляют реакцию ферментных, они действуют друг на друга в равной степени. Конечно, у этого будут и свои плачевные последствия, – мужчина не может скрыть восторга от того, что нашел подходящий «экземпляр» для наблюдения. – Но интервалы времени между приступами станут больше. С другой стороны, повседневные головные боли усилятся и их будут сопровождать перепады настроения. – Но как долго я смогу прожить, если стану… вводить себе в вены кровь инкубационных тварей? – Месяца три, – пожимает плечами незнакомец и снова отворачивается. – Твой мозг был подвержен инфекции слишком долго: вполне вероятно, что были еще аспекты, которые блокировали ее развитие, – Джисон пытается разобраться в том, о чем говорит этот странный человек. – Не строй планов на будущее и пойдешь под землю без сожалений. – Что тебе нужно от меня? – напрямую спрашивает Хан. – Образцы твоей крови каждую неделю, – сразу отвечает ученый. – Тебя уже не спасти, но ты сможешь помочь тысячам таких, как ты, – джисонов мозг проецирует перед глазами образ Ли Минхо, обнажающего перед ним собственный укус. – Ты первый и единственный встреченный мною человек, который смог прожить с укусом ферментного так долго. Даже удивительно, что ты все еще способен рационально думать и разговаривать. – И все же, кто ты, черт побери, такой? – Военный врач, – отвечает он. – Кан Дэиль.