***
Луна медленно возвышалась над Конта-Ариасом, но еще ничем не уступала заходящему солнцу. Чонин облокачивается о машину, складывая руки на груди, и осматривается по сторонам: Джисона нигде не было видно. Люди в общине все еще бродили по территории, заходя то в столовую, то направляясь в центральное здание. Мирная размеренная жизнь казалась ему успокаивающей, но всему приходил конец. – Извини, задержался, – кидает подошедший Хан, на ходу заряжая пистолет. – Северо-восточные? – спрашивает Джисон, и Ян кивает. – По пути заедем в одно место, – говорит парень, зачесывая волосы назад и надевая кепку. – Далеко? – Чонин выгибает бровь, отталкиваясь от двери. Джисон какое-то время выжидающе молчит, наивно полагая, что интерес младшего угаснет. – Глава межгородской общины, в которой состоял Хенджин, обмолвился об одной странной вещи: по направлению к Востоку высокое сосредоточение колониальных озверевших, – отвечает Хан, и Чонин недоумевающе клонит голову. – Колонии двигались к Северу, и по пути были уничтожены как минимум три межгородские общины. – Но это должны были быть катастрофические масштабы! – Мы не знаем ни сколько их, ни какими способностями обладают, – Джисон вздыхает. – Боюсь, что именно по этой причине общины пустоши этого региона сокращают поставки: передавать товар становится сложнее, риск умереть слишком высок, – Хан закусывает губу. – А еще я хочу убедиться в том, была ли уничтожена моя община. – Не думаешь, что нас двоих может быть недостаточно? – спрашивает Чонин. – И поэтому я поеду с вами, – отвечает подоспевший Феликс. Он выглядел измученным и подавленным, но это не мешало ему с прежней уверенностью подтянуть закинутый на одно плечо рюкзак и поправить лямки. – Я могу быть полезным. Джисон молчит. – Никто в этом и не сомневался, – усмехается он. – Касательно этого: Бан Чан всем выдал морфин и аспирин? – спрашивает он, и оба парня кивают. – Тогда поехали, кто за рулем? – Смотря насколько быстро нам нужно добраться до общины пустоши, – отвечает Чонин, пожимая плечами. – Но чем быстрее, тем лучше. Дорога туда в любом случае займет пару дней. – Я поведу, – сразу говорит Феликс. – Брук! – парень окликает постового-фермера. – Открывай ворота! Брук кивает, и уже через несколько минут машина выезжает за пределы Неймлесса с приглушенным воем колес, скрываясь по направлению на Кинвард-авеню, с которой лежала прямая дорога на выезд из города. Джисон, устроившийся на задних сидениях, блаженно откидывает голову назад, коротко смотря в проскальзывающие за окном лица озверевших. Они едут в полной тишине, но каждый понимает, что без конкретного плана им на территории пустошей делать ровным счетом нечего. – Шоударм – это община с весьма специфическими взглядами на мир, – говорит Чонин, желая развеять атмосферу. – Высока вероятность, что они даже не поймут того уровня опасности, который грозит им из-за колониальных, – Хан кивает, соглашаясь: он был наслышан о том, что в пустошах чаще обитают люди, которые предпочитают ограждаться от внешнего мира. – Мы не можем делать предположений, свидетельствующих об особенностях озверевших, которые сейчас находятся на северо-востоке. – Они смогли стереть с лица земли несколько межгородских общин, – в ответ кидает Феликс. – Эти коммуны не зря славятся своими мастерами, – парень глубоко вдыхает, все еще не веря в рассказанное. – И если колониальные смогли пройти волны стрел, то они намного опаснее, чем мы можем себе представить. – Повышенная стойкость и маневренность, – сонно говорит Джисон, привлекая к себе внимание. – Присущи дневным озверевшим северных равнин, – Хан поднимается, облокачиваясь локтями о спинки передних сидений. – Вопрос в следующем: какого черта они все прутся с Севера? – он смотрит вперед, видя только пустынную дорогу посреди кромешного ничего. – Возможно, какой-то сигнал или… – Бессмысленно, – отмахивается Джисон. – Разные виды тварей не способны даже на инстинктивном уровне контактировать между собой, только если их не созывает альфа, – эта мысль крутилась на его языке и, что более честно, вызывала в парне неописуемый ужас. – Это, безусловно, обычное явление, но что касательно рассредоточения колонии… Они отошли слишком далеко от своего региона. – Если мы попадем под горячую руку… – тянет Чонин. – У нас ведь есть бензин? – спрашивает Хан, и Феликс в ответ мычит, сосредоточившись на каменистой дороге. – Тогда выход только один – жечь. – И как ты себе это представляешь? – выгибает бровь Ян. – Нам повезет, если местность будет открытой, – говорит Джисон и продолжает: – Подвергать лес опасности – это равносильно тому, что полностью уничтожить источник пропитания, о котором заботятся внегородские общины, – он прикусывает губу, словно о чем-то интенсивно размышляя. – Нужно будет дважды провести колонию по одному маршруту: первый, чтобы разлить им под ноги бензин, а второй, чтобы поджечь всех разом. – Давайте быть оптимистами и думать, что колония нам по пути вообще не попадется, – вздыхает Феликс, выкручивая руль влево. Они выезжают на проселочную дорогу, направляясь в сторону первой межгородской общины, которая должна была попасться им по пути. – Как далеко ехать? – Педаль газа в пол, – кивает Чонин. – И мы будем у первой точки назначения через пару часов, – он уставшим взглядом окидывает струящиеся за окном поля.«Моя родная община всегда вызывала во мне страх. Я долгое время не понимал, с чем это было связано, ведь не могли же соседские дети опуститься до того, чтобы таскать своего сверстника за волосы по земле? Воспоминания об этих днях приносят мне и боль, и радость одновременно: я осознал, насколько перевернулась моя жизнь. Все люди, которые меня окружали, были алчными и жестокими ублюдками, для которых единственное безопасное развлечение – это издевательство над слабыми. Я винил свой цвет волос до тех пор, пока не понял, что они – неотъемлемая часть меня самого. Я перестал обращать внимание на издевки, но когда они прекратились, на место страха пришла злость. Я ненавидел каждого, кто смотрел на меня с высокомерием в глазах, каждого, кто не осмеливался высказать мне в лицо то, о чем шептались за спиной. Они были жалкими. Во мне играло чувство собственного превосходства, но именно оно помогло мне без зазрения совести покинуть это место.»
– Как?! – Джисон просыпается из-за внезапно громкого возгласа. – Как такое могло произойти?! – он разлепляет глаза и смотрит на бьющего по рулю Феликса. Он был чем-то чрезвычайно расстроен и обозлен в одночасье. Хан выходит из машины вслед за Чонином. Младший опирался о капот, и среди кромешной темноты только горящая сигарета раскрывала его непосредственное присутствие. Джисон быстро окидывает изучающим взглядом местность и в слабом свете луны замечает вереницу деревьев, ограждающую небольшую территорию поляны. Они находились внутри живого кольца хвои, посреди неисправных развалин межгородской общины. Феликс также выходит наружу, крепко стискивая челюсть. Под ногами трещала древесина. Абсолютно все, что было построено ранее живущими здесь людьми, было разрушено прошедшей недавно колонией. И только местами каркасы разваленных хижин сохранили свой прежний облик. Восстановлению эти здания не подлежали. В современное нелегкое время выжившие довольно редко стали кооперироваться для отстройки новых общин: люди предпочитали идти легкими путями, подчиняясь вышестоящим, нежели из крови и пота выстраивать свою собственную дорогу. – За одно жалкое мгновение озверевшие уничтожили то, на что члены общины положили всю свою жизнь, – тянет Ян, делая очередную глубокую затяжку. Джисон идет вперед, наступая ногами на ошметки кухонной утвари и детских игрушек. Он узнает в рваной раскиданной ткани чью-то одежду, а ближе к центральному зданию начинает видеть обглоданные человеческие останки. Парень присаживается на корточки, рукой убирая присыпанную землю, и изучает представшие его взгляду кости. – Собачьи, – говорит Хан и продолжает: – Слишком много собачьих костей, и только малая часть всей этой кучи принадлежала людям, – Чонин подходит ближе, стряхивая пепел на высохшую траву. – Эта община специализировалась на охоте? – спрашивает он. Ян кивает. – Но эта коммуна не имела внешних связей, – подхватывает разговор Феликс. – Множество межгородских общин занимаются исключительно сбытом изготавливаемого им оружия, и подавляющее множество иных коммун используют добытое мясо или зерно в своих интересах, – Ли ведет взглядом, осматривая территорию. – Не исключено, что эта община была посредником между пустошами и городом за счет своего расположения. Возможно, Шоударм знают об этом несколько больше, чем мы. – Вот в чем заключается основная причина сокращения поставок, – тянет Джисон. – Посредник. Общины пустоши крайне редко ведут дела с городскими напрямую, – он прикусывает губу. – Но если посредник устранен, то обе стороны оказываются по разные стороны баррикады. И именно мы находимся в невыгодном положении, – парень тяжело выдыхает через нос. – Нужно найти документы. – Документы? – переспрашивает Чонин. – Письменное подтверждение того, что эта община действительно выполняла роль почтового, – Хан встает на ноги. – Если мы узнаем, какие городские коммуны остались без снабжения провиантом, то сможем использовать это в своих целях, – Джисон идет вперед, направляясь к центральному зданию. – Таким образом Неймлесс сможет наладить связи и тем самым укрепить свое положение в Конта-Ариасе не только как владелец бесконтрольных территорий, но и выгодная партия для сотрудничества. – Я займусь поисками, – говорил Феликс. – Вряд ли это затянется надолго. Чонин и Хан остаются в одиночестве. Они стоят бок о бок, смотря на колосящиеся на ветру верхушки деревьев, и Джисон медленно мажет взглядом по усыпанному звездами небу. Оно было столь спокойным, что все происходящее на земле казалось не более, чем неудачной шуткой в карьере многообещающего комика. Но вся эта напущенная умиротворенность исчезала так же быстро, как и одинокие облака, ускользающие вглубь леса. – Сур, – единственное слово, которое дается Хану намного сложнее, чем он мог себе представить. – Как далеко отсюда Сур? Ян сразу понимает, что это бывшая коммуна Джисона. – В полутора днях езды, – отвечает Чонин. – А следом – Шоударм. Они вновь замолкают, но внезапный треск разрезает воздух на манер заточенного мачете. Выбежавший из темноты Феликс казался растерянным и в тоже время счастливым. Он машет бумажкой перед чужими лицами и говорит: – Эта община была посредником между Шоудармом и Мортемом, – глаза Чонина округляются. – Из-за этого их сделка оборвалась: Шоударм не хотел сотрудничать с Мортемом напрямую и практически сразу же оборвал все поставки, – Ли делает быстрые выводы исходя из известных им данных, и подобный исход значил лишь одно. – Утратив источник питания, Мортем подвергал своих людей опасности. Скорее всего, верхушка боялась утратить контроль над своей общиной, поэтому распространение своего влияния – это первичный выход из ситуации. Потеря северной электростанции нанесла им непоправимый ущерб, а ведь они ею даже не владели. – Мортем знал, что потянет нас на дно, – злится Чонин. – И поэтому должен был заручиться железобетонной поддержкой, но и эти планы оборвались. Пора сказать Бан Чану, что метка на календаре появится намного раньше, чем мы предполагали, – он усмехается. – Потенции остается нанести лишь сокрушающий удар, и люди забудут о том, что Мортем когда-то существовал. – В списке числились иные общины? – переводит тему Джисон. Судьба Мортема его не особенно волновала, поэтому он не хотел углубляться в рассуждения. – Да. – Тогда стоит поработать над этим позже, – пресекает Хан все попытки продолжить разговор и идет в сторону машины. – Но сейчас мы держим прямой курс на Сур. Я хочу оказаться там не позже, чем зайдет солнце.***
– Что ты о нем думаешь? – спрашивает Сынмин. Они с Чанбином сидели в библиотеке, но ничем важным не занимались. На журнальном столике стояло несколько чашек с недопитым кофе, и только они оповещали о ранее напряженной работе. – О Хенджине. – Он одиночка, – сразу отвечает Со. – Я не видел его в чьей-то компании дольше пяти минут, – мужчина пожимает плечами, словно это не та тема, которая стоила более детального рассмотрения. – Он любит личное пространство и чертовски ненавидит Ли Минхо. – Говоря о нем, – вздыхает Ким. Не то, чтобы он сам хотел обсуждать этого человека, но выбора не было. – Они вдвоем покинули Неймлесс уже довольно давно, – Сынмин ведет взглядом по окну, следя за скатывающимися струями дождя. – Я не замечал за этими двумя обоюдной страстной любви, поэтому не нравится мне все это. – Пытался связаться с ними по рации? – Чанбин вопросительно выгибает бровь, но считает свой вопрос риторическим и продолжает: – Не думаю, что они решили сбежать на нашей машине, да и к тому же без Джисона, если ты об этом. – Что? – чуть ли не от возмущения задыхается Сынмин. – Возможно, я и ненавижу этих троих вместе взятых, но не настолько, чтобы подозревать их в дезертирстве. Я знаю, насколько сильно странники ценят контракты, и моей веры уже достаточно, чтобы в них не сомневаться, – Ким фыркает. – Странники и правда довольно принципиальны, – соглашается Чанбин. – Мне приходилось встречать одного еще до основания Неймлесса, и эти люди невероятны, – мужчина говорит будто с похвалой и уважением. – В любом случае, появись у них проблемы – сообщат. – Что насчет близнецов? – С ними разговаривает Бан Чан, – Со прикусывает губу. – Прошло уже достаточно долго времени после отъезда Джисона, Феликса и Чонина, но никаких новостей ни от тех, ни от других нет, – и это единственная вещь, которая не нравилась им обоим в данный момент. – Какой им прок нам помогать? – задается вопросом Чанбин. – Братья Чхве… – Сынмину эта тема кажется преимущественно щепетильной. – Они не любят оставаться в долгу, – подытоживает он. – И если Феликс не врал на счет оказанной им помощи, то мы сможем извлечь существенную выгоду из нашего с ними сотрудничества, но мы все понимаем, что их поведение в рамках Неймлесса нужно корректировать. Эта сцена… – он вспоминает малышку Серим, которая не выглядела слишком испуганной, но точно шокированной. – Нельзя допустить повторения пройденного сценария. – Назначить им куратора? – Чанбин усмехается. – Вряд ли Джуну и Джину это понравится. – А кто их, собственно, будет спрашивать? – Ким трет переносицу. – Потенция давала им свободу действий взамен на соответствующую плату, но здесь играть придется по нашим правилам, – Сынмин толкает язык за щеку, о чем-то размышляя. – Но без точки давления мы в проигрыше. – Потенция – это и есть наш туз в рукаве, – тянет Чанбин. – У нас есть контракт, и если подопечные госпожи Хоффорд его нарушат, она понимает, что весь удар последствий придется принять ей, – Со складывает руки на груди. – Бедную старушку хватит инфаркт, если близнецы подставят репутацию ее империи. Она пустит их на фарш. – Как бы я хотел на это посмотреть, – добавляет Сынмин, допивая остатки кофе.***
Джисон стоял посреди полной разрухи и чувствовал, что его сердце медленно замедляется. Он ощущал скопившийся в горле ком и не мог вымолвить и слова, прежде чем еще раз оглянуться по сторонам и в который раз не поверить собственным глазам: выжженное поле представлялось ему нереалистичным, а покрытые мокрой грязью человеческие кости – частью театрального реквизита. Было больно. Само понятие «родного дома» давно стерлось в его сознании, оставив лишь широкий кровавый след из глубоких шрамов и обид, но это не смогло затмить всего того отчаяния, которое испытывал Хан в данный момент. С момента встречи с Хенджином он истинно верил в ложность слов того главы, всю дорогу до Сура он надеялся, что в конечном итоге сможет увидеться с бабушкой. Сможет обнять ее, потрепать седые волосы и вновь посмотреть на широкую улыбку. Она была первым и последним человеком, которому Джисон доверял безоговорочно. Ему всегда казалось, что ее слова действовали на него подобно анестетику, успокаивали раненую душу и вселяли уверенность в самого себя. Но теперь, когда Хан смотрит на обугленные доски и поваленные на землю остатки шатров, в его груди зарождается огонь безразличия. У него больше не осталось никого, к кому бы он мог прийти. Он не был идеальным внуком, не был заботливым родственником и примерным мальчишкой, но он никогда не забывал о ней, никогда не мог допустить мысли, что когда-то ее может не стать. И это время пришло в жизнь Джисона слишком скоро. Слишком рано он понял, что в этом мире чувство долга перед почившей воспитательницей – это больше не рычаг давления. Она погибла, думая, что ее внук оставит наследие, что Хан Джисон, каким бы человеком он не вырос, добьется поставленных целей и оправдает собственные ожидания. И сейчас Хан был рад, что ей не пришлось вкусить горький вкус правды о том, что повзрослевший под ее крылом Джисон никогда не сможет отметить ни годовщину ее рождения, ни смерти. Ей не придется испытывать боли потери, не придется наблюдать за тем, как инфекция медленно, но верно пожирает каждый участок тела ее внука. – Мне жаль, – говорит Чонин. Он, как никто другой понимал, что сейчас чувствует Джисон, понимал, ведь те слезы не могли быть вызваны только свинским поведением Ли Минхо. Джисон никак не отвечает: он не хотел казаться слабым или раненым, не хотел подавать вида, что представшая перед ними картина вызывает в нем невероятный взрыв всевозможных эмоций, которые терзают его потрепанное временем и событиями сердце. Он не хотел быть в чужих глазах сентиментальным и несдержанным, поэтому только безмолвным взглядом обводил округ, до побеления костяшек сжимая пальцы в кулаки. – У нас даже нет возможности похоронить их должным образом, – говорит Хан. – Подобные традиции чтят только в общинах пустоши, – отзывается Феликс, стараясь как можно аккуратнее донести свою мысль. – Вряд ли кого-либо из нас удостоят такой чести как именная каменная табличка, – слова из его уст звучат резко, но никто не спорит. – А военные? – спрашивает Джисон, смотря на Феликса. – Они умирают под гласом безымянных солдат, почивших смертью храбрых? – Они умирают в облике трусливых собак, – в ответ кидает Феликс и продолжает: – Руководство «армии» – это безжалостные люди, в чьи приоритеты никогда не входила судьба подчиненных после их смерти, – парень вздыхает. – В лучшем случае – братская могила, в худшем – гниение на голом асфальте. Из-за того, что военные чаще ходят парами или группами – дело редко доходит до превращения в озверевшего, – Чонин тем временем уходит вглубь общины, не особенно интересуясь подробностями армейской жизни. – Трупы солдат оставляют на земле, а со стопроцентной вероятностью позже оно оказывается выпотрошено мелкими животными и птицами, либо съедено особенно голодными монстрами. – Бесчеловечно, – отвечает Джисон, но понимает, что не ему об этом судить. – Многие соглашаются добровольно вступить в ряды военных, – пожимает плечами Феликс. – Им кажется, что перспектива провести жизнь под чьим-то началом и умереть человеком – это привилегия, а не свинцовые оковы на лодыжках. Мне никогда это не нравилось. – Почему? – Как думаешь, что остальные сверстники с завышенной самооценкой и либидо будут делать с хилым и физически неразвитым парнем? – взгляд Феликса кажется таким пронзительным, что Хан на момент перестает верить в добродетель и искренность стоящего перед ним человека. – Ребят, – окликает их двоих Чонин. – Вам нужно это видеть. Они подходили к центральному зданию, когда последние лучи солнца опускались на пропитанную водой и пеплом землю. Перед ними стояла единственная сохранившаяся постройка, но взволнованность в голосе Яна не давала Джисону в полной мере расслабиться и сосредоточиться: он чувствовал себя растерянным и заблудившимся в трех соснах. – Что за черт? – Феликс сглатывает скопившуюся вязкую слюну, привлекая внимание отвернувшегося Хана. Джисон обращает внимание на центр небольшой комнаты, которая еще с самого его детства служила местом переговоров и важных объявлений. Но не успевает он рассмотреть все в деталях, как сердце непроизвольно замирает, отказываясь выполнять свои первичные функции: десятки обгоревших трупов. Они замерли в сидячих позах на наваленных друг на друга обугленных досках и держались за руки. – Нет, – Хан качает головой, отказываясь верить в увиденное наяву. – Нет, – его голос дрожит, и парень отходит на несколько шагов назад, упираясь спиной в стены из треснутого шифера. – Они не могли здесь остаться, зная, что погибнут. – Это был их дом, – ладонь Чонина падает на плечо Джисона, и тот вздрагивает всем телом, сбрасывая чужую руку. – Боюсь, они целенаправленно отказались покидать общину, – Ян никак не реагирует на проявленные старшим эмоции. – Они бы не смогли избежать уготованной им участи, – Чонин кажется опечаленным. – Колонии – это не то, с чем межгородские коммуны имели возможность справиться. Скорее всего, твое предположение было верным, Джисон, – он смотрит на закрывшего рот ладонью Хана. – Колония озверевших и впрямь может обладать повышенной стойкостью и маневренностью. – Конечно я, черт побери, прав, – Джисон мгновенно приходит в себя, понимая, что лучше действовать, чем волноваться о том, что уже никак не исправить. – Где конкретно находится Шоударм? Чонин какое-то время молчит, тяжело потирая переносицу. – На границе с северными равнинами. Они добровольно направляются в самый рассадник озверевших. Озверевших, чьи особенности не идут ни в какое сравнение с привычными им дневными.