***
«В детстве я всегда думал, что эпидемия – это выдуманная старейшиной байка, созданная для отпугивания особенно любопытных детишек от опасных территорий ближнего леса. Но когда дедушка рассказал мне, что озверевшие существуют на самом деле – я проплакал несколько дней к ряду, совсем не покидая комнаты и отказывая себе в еде. Это стало для меня величайшим и необузданным кошмаром, который проложил мне прямую дорогу в неизвестное будущее, наполненное приключениями и опасностями. Кто на самом деле знал, что ждет меня впереди? Солнце, луна или мириады сверкающих звезд?»
– Нам было приказано поймать блондина! – Джисон не может разобрать некоторых слов, но в основном суть была ему понятна. – А их тут два! Голова пульсировала острой болью, а все тело ломило из-за долгого пребывания в одном положении. Парень старается разлепить затекшие и налитые свинцом веки, но ничего не выходит. Он парализован, лишен права распоряжаться собственными действиями и, в том числе, эмоциями. В его душе была сквозная дыра, из которой постепенно вытекало все человечное, ранее принадлежавшее Джисону. – Черт, – другой голос, с сильным диалектом, выделялся грубостью, сопоставимой со злостью. – По их рожам хер разберешь, кто есть кто, – Джисон дышит размеренно, совершенно не реагируя на колкость. – Придется забрать обоих. Хан чувствует рядом с собой тепло и на интуитивном уровне понимает, что с ним лежит еще один человек. Впрочем, у него не было ни сил, ни желания разбираться в деталях, поэтому он только окунается в свои мысли с головой, покидая неприглядную для него реальность. Джисон ощущает только неимоверную слабость, когда очередной раз за несколько минут впадает в беспробудный сон.«Каковым было мое первое убийство озверевшего? Если рассуждать, то этот момент практически полностью стерся из моей памяти на фоне миллионов таких же. Это не было чем-то красивым или завораживающим: нож и неаккуратно проделанное отверстие в ветхом черепе. Я был напуган, но в то же время взбудоражен и возбужден от произошедшего. Я начал получать удовольствие впервые за шестнадцать лет своей жизни только после смерти инфицированный твари. Тогда я познал истинную суть природного наслаждения.»
Джисон вновь очнулся от ощутимого дискомфорта. Он все еще не мог разлепить заспанных глаз, но точно понимал, что с ним обращаются на манер мешка с пшеном. Он хотел что-то сделать, каким-то образом избавиться от несуществующих и связывающих его пут, но все было тщетно. Он продолжал отчаянно сражаться со своими внутренними демонами где-то в глубине протестующей души, которая жаждала вернуться к прежней и относительно спокойной жизни. – Его дружок больно буйный, – слышится со всех сторон, и Хан не может с точностью определить источник звука. – Слишком быстро просек фишку со снотворным, вколи еще одну ампулу. Джисон едва ощущает кончики пальцев, когда снова проваливается в кромешную темноту.«Первая община, в которую я попал уже в качестве странника, встретила меня не с распростертыми объятиями, а несколькими предупредительными выстрелами и угрозами. Я не могу утверждать, что это было наихудшее знакомство в моей жизни, но будучи шестнадцатилетним подростком я был до ужаса перепуган. Это было еще более неожиданным, чем принятие правды о настоящем мире, но в конечном итоге я смог попасть внутрь коммуны. Люди там были ошарашены не меньше моего. Для всех присутствующих появление незнакомца не вселяло уверенности, поэтому я старался вести себя как можно тише, быть незаметнее, но все уже догадались, что мне не удалось? Как только я получил двухдневный запас провианта взамен на мелкую услугу – я быстро ушел.»
Джисон приходит в себя несколькими часами позже. У него неприятно тянет поясница, а зачерствевшая спина не издавала никаких признаков жизни. Пробуя наклониться, Хан сталкивается с преградой: он был к чему-то плотно прикован и мог спокойно шевелить только отяжелевшей головой, мыслей в которой хватило бы, чтобы наполнить небольшой бассейн. Он чувствовал изнеможение и усталость, поэтому все еще был лишен сил на совершение каких-либо действий, будь то желанная разминка или открытие захлопнутых намертво глаз. – Они должны в скором времени очнуться, – проносится прямо над головой Джисона, и он всем телом напрягается, прислушиваясь. – Через час можно начинать. – Нам здесь больше делать нечего, – через мгновение слышится звук захлопнувшейся металлической двери и всепоглощающая тишина. Джисон продолжает обездвижено лежать. Он ощущает под собой мягкие простыни и нагретую подушку, но никакие блага не заставляют его расслабиться. Парень только начинает еще больше нервничать, пытаясь взять под контроль бесчувственные пальцы, и бесшумно шипит, когда очередная попытка наладить контакт с конечностями идет крахом. Хан ощущает безнадежность ситуации, старательно вслушиваясь в окружающие его звуки, но ничего. Он будто оказался погребенным заживо и был залит бетоном для пущей надежности. – Блондиночка? – разносится хриплое и до боли родное обращение. – Ты жив, – язык Джисона не слушается, но он успевает проговорить два слова быстрее, чем планирует их содержимое. – Расстроен? – приглушенный смех успокаивает младшего, укачивает его взволнованное и находящееся на пике отчаяния сознание. – Можешь посмотреть на меня? Хан тушуется. Он не был уверен, но знал точно, что эта попытка доставит ему только боль. Джисон медленно разлепляет веки и ему на момент кажется, что они склеены. Парень глубоко дышит, сосредотачиваясь лишь на одной цели, и ощущает стремительно скатывающиеся по лицу слезы из-за резкости света. Он несколько минут привыкает к новой обстановке, не слыша более Ли Минхо. Старший же терпеливо ждал, пока Хан даст ему положительный ответ на ранее заданный вопрос. – Где мы? – и хоть Джисон возвращает себе власть над голосом и зрением, но остальное тело по-прежнему остается онемевшим. – Я вижу не больше тебя, блондиночка, – Минхо раздраженно дергается, и Хан слышит звон металла. – Единственное, что могу сказать точно, – мужчина совершает еще одну пробную попытку вырваться, но только болезненно шипит. – По уши в дерьме. Джисон выдыхает, смеясь. Прямо сейчас он хотел бы всплеснуть руками, но вновь наталкивается на прежнюю преграду: сковавшие его руки и ноги кожаные петли. Они вдвоем стали подопытными кроликами, и пронесшаяся в голове мысль доводила Хана до свирепого ужаса. Он был подвластен эмоциям и испытывал поглощающую весь его разум панику. Угол обзора позволял рассмотреть только нависшие над головой лампы. Неприятный острый свет полосовал раздраженную слизистую глаза, и Джисон каждые несколько секунд моргал, старательно привыкая к новой обстановке. Полная тишина заставляла его поежиться, а уши – напрячься в бессмысленной попытке пытаясь уловить посторонние звуки чьего-либо присутствия. Могли ли они надеяться на то, что сейчас за ними никто не наблюдает и они могут спокойно разговаривать? Впрочем, было совершенно плевать. Им нужно было разговаривать, ведь это было единственным действенным способ не сойти с ума. – Какой была Донхи? – спрашивает Джисон, закрывая глаза, чтобы успокоиться. – Ты и правда хочешь поговорить об этом прямо сейчас? – голос Минхо был раздраженным и недовольным, и он еще какое-то время впустую бурчал себе что-то под нос. – Я уверен, что сейчас мы находимся с ней в схожих ситуациях, – говорит Хан. – Ты не мог об этом не подумать, а поэтому сейчас вполне вероятно рассуждаешь о собственной беспомощности в прошлом, – и в какой-то степени Джисон был полностью прав. – Но ты не обязан переживать свою боль в одиночестве. – Лучше следует подумать о будущем. – А что будущее? – младший приглушенно смеется. – Мы попали в устроенную военными ловушку, не дойдя до Кан Дэиля. Ты не успел сообщить Хенджину о нашем местоположении перед тем, как утратить с ним связь, – перечисляет он. – И сам недавно признал, что мы в полном дерьме. Я хочу поговорить, а не лежать в тишине вплоть до свершения неизбежного, – Хан вновь становился капризным. Минхо замолкает, обдумывая чужие слова. – Она была до безобразия умной и рассудительной, – говорит он через несколько минут. – Такая вся напыщенная и самодостаточная, что в какие-то моменты это доходило до крайности, – он улыбается, благодаря мир за то, что Джисон не может его видеть. – Донхи, приходясь мне младшей сестрой, всегда хотела казаться старше. Но, несмотря на все попытки, до последнего оставалась ребенком, – Ли пробует повернуть голову набок, но тщетно. – Она часто плакала, с животным интересом смотрела на бродячих щенков, хватала меня за руку, если чувствовала опасность, – мужчина выдыхает через нос. – Незадолго до ее смерти мне приходилось носить ее на спине ночью, потому что однажды она жутко испугалась пробежавшей в темноте крысы, – он говорил со смирением. Из звуков слышится только легкий скрип изношенных пружин. – Как часто во время своих путешествий ты встречал других странников? – интересуется Минхо. Он на подсознательном уровне понимал, что ответов на более личные вопросы ждать не стоит. Хана настигают некоторые раздумья. – Мы всегда стараемся не показываться перед другими людьми, будь это разведчики межгородских коммун или такие же, как мы, – Джисон даже не задумывался о подобных вещах раньше. – Мы отдаем предпочтение скрытности и одиночеству, но встретившиеся мне по пути странники никогда не относились ко мне с пренебрежением, – Минхо согласно мычит. Он не раз попадал в похожие ситуации, но ему было интересно выслушать чужое мнение. – Они были единственными людьми, которые понимали и не осуждали мой выбор. – Когда-то я думал, что быть странником – это стать отступником, – признается Ли. – По правде говоря, во многом уже тогда я оказался прав, – он усмехается. – Не отказавшись от прошлого, невозможно выстраивать будущее. – Знаешь… – начинает Джисон, но внезапно заходится в удушающем кашле, резко дергаясь на простынях. Он распахивает в удивлении глаза, когда чувствует стекающую по подбородку кровь. Хан ощущает, что его глотка заполняется металлическим привкусом, и он начинает задыхаться. Продолжая неистово кашлять, Джисон делал только хуже. Минхо не мог сдвинуться с места по двум причинам: он все еще не чувствовал полного контроля над собственным телом и его парализовал беспамятный ужас. Мужчина мысленно метался из стороны в сторону, но чужой кашель насильно вытаскивал его из пучины запутавшихся мыслей, возвращая в жестокую реальность. – Блондиночка, – он старается привести свои эмоции в порядок. – Решил пережить столько херни и скукожиться из-за чертовой асфиксии?! – Минхо зол. Жизнь этого человека могла подойти к концу в любой момент, но только не так. Джисон вздрагивает всем телом и через силу поворачивает голову набок. Он откашливается, и кровь попадает уже на белоснежные простыни, мгновенно окрашивающиеся бордовым. Он тяжело дышит, восстанавливая сбившийся ритм сердца, и выжидающе молчит, пытаясь свыкнуться с мыслью, что каждое подобное проявление симптомов может стать для него летальным уже завтра. Если, понятное дело, это самое «завтра» для него наступит. – У Конта-Ариаса никогда не получится забрать меня с собой. – Не сомневаюсь, – Минхо выдыхает с облегчением. Джисон чувствует поднимающуюся температуру. Он ничего не говорит старшему и лишь продолжает хрипло откашливаться, пытаясь избавиться от плывущей перед глазами картинки. Хан чувствует засыхающую на лице кровь и открывает рот, вбирая в легкие больше кислорода. Вместе с этим по вискам и шее начинает медленно стекать холодный пот. Джисон полностью потерян. Он перестает ориентироваться во времени, в ситуации и в чувствах. Он впадает в беспамятство быстрее, чем успевает окончательно прийти в себя.***
Успевает пройти достаточно много времени, прежде чем Джисон резко просыпается из-за стоящего в помещении шума. Он слышит крики и непрекращающиеся ругательства, прислушиваясь и стараясь разобрать чужие диалоги отрывками. – Мы не сможем использовать его кровь прямо сейчас, – голос неизвестного звучит взволнованно. – Она недостаточно заражена. – Чью это вы кровь там собрались использовать, свиньи?! – уже знакомый крик Минхо снова разлетается по комнате, отражаясь от кафельных стен. – Кто-нибудь, закройте ему уже рот! Он вообще хоть на секунду заткнуться может?! – Возьми и заткни! – Минхо заливисто смеется. Хану кажется, что он полностью потерял самообладание, но потом Джисон вспоминает, что таковым было истинное поведение Минхо еще в их первую встречу. – Я поочередно откушу каждый из твоих костлявых пальчиков, ублюдок! Джисон готов поспорить, что за такое поведение Ли по голове не погладят, но и он сам уже на пределе. Он и сам на грани отчаяния. – Как только мои руки окажутся мне подвластны, – хрипит Джисон, привлекая к себе внимание. Сейчас он был способен только на беспочвенные угрозы. – Я замкну кольцо вокруг твоей шеи и буду давить пальцами на глотку, пока твои глаза не вывалятся из глазниц от ужаса, – он расплывается в кровавой улыбке и видит, что стоящий перед ним ученый отшатывается в сторону, прижимая к себе стопку бумаг. – Но ты все еще будешь жить, корчась от боли и умоляя меня о смерти. – Сумасшедшие. – Не хочу, чтобы ваши бессмысленные выебоны подпортили нам безупречную репутацию, – Джисон видит, как Минхо пожимает плечами и делает корпусом выпад вперед, опасно скалясь. – Не хочешь развязать? Но мужчина смотрит прямо в глаза Хана. Они встречаются взглядами и весь мир вокруг них замирает, останавливает свою деятельность. И только они вдвоем остаются в своей неприступной возведенной крепости, где каждый посторонний шум – это не больше, чем пустой звук. Джисон смотрит в ответ с печалью в глазах. Он больше не улыбается, не пытается выглядеть сильным и стойким. Прежний Хан Джисон себя исчерпал. И Минхо больше не может ему пообещать, что все будет в порядке. Не может с вызовом смотреть в предстоящее будущее, когда в глубине души роится неисчерпаемый страх за свою жизнь, за жизнь Джисона. Он опустошен душевно, но по-прежнему готов бороться за право на мирное существование и свободу. Вдали от стен Неймлесса, вдали от городской суеты и военных. Ли Минхо был готов взвалить на себя неподъемную ношу Хан Джисона, если бы это означало моментальное спасение и побег из этого чистилища. «Я хочу уйти, бесследно исчезнуть.» «В этот раз я буду рядом, несмотря ни на что.» – Этот подходит идеально, – в то время продолжает высокий и худощавый мужчина, приближаясь к Джисону. – Два укуса, долгий период развития инфекции, – он наклоняется ближе к замершему парню. – Твоя кровь прямо сейчас должна кишеть антителами. Хан затаивает дыхание. Ему становится нечем дышать и он вновь начинает неистово сильно кашлять, раздирая глотку до болезненных спазмов. – А что с ним делать, док? – спрашивает солдат, смотря на застывшего в оцепенении Минхо. – Нужно подготовить биоматериал к эксперименту, – отвечает мужчина и продолжает: – Одного укуса недостаточно. Бросьте его к альфе.