***
Через несколько минут автомобиль уже мчался в сторону городской больницы. Стояла напряжённая тишина. Даже таксист, похоже, понимал всю тяжесть сложившейся ситуации, а потому не решался произнести ни слова. — Как думаешь, насколько всё серьёзно? — тихо, едва ли не шёпотом, спросил Матвиенко. Успокоиться у него совершенно не получалось. Подумать только, Шастун позвонил в слезах, а после сообщил, что находится в больнице… Мужчина неустанно строил в голове теории о том, что произошло, но боялся поверить в любую из них: одна версия случившегося оказывалась страшнее другой. — Я не знаю, Серёж, — честно отозвался Дима. — Пожалуйста, не паникуй раньше времени. Ты же знаешь, что Антон в принципе не умеет контролировать свои эмоции, вне зависимости от положения. Матвиенко слабо кивнул, на деле лишь сильнее углубившись в переживания. Позов в свою очередь готов был винить только себя в том, что произошло. Не стоило вообще их куда-либо отпускать. Нужно было настоять на общей дороге до гостиницы, и тогда сейчас они, возможно, просто спокойно ужинали бы в местном кафе… — Дим, — уже куда более громкий голос вырвал мужчину из размышлений. Он повернулся в сторону товарища в знак того, что слушает. — А почему он написал «я в больнице», а не «мы в больнице», например? Вопрос был, конечно, хорошим. Позов старательно гнал от себя все плохие мысли, однако делать это бесконечно долго было попросту невозможно. — Ну, я не думаю, что Арс оставил бы его одного, — осторожно предположил Дима, стараясь отвести Серёжу от размышлений на эту тему, но одного взгляда товарища оказалось достаточно для того, чтобы понять, что было уже поздно. — С ним точно что-то случилось, — произнёс Матвиенко подрагивающим голосом. — Иначе Антон бы таким не был… Позов, всё ещё полный желания возразить другу, не смог сказать ни слова. Было слишком глупо идти против очевидного, хоть и признавать то, что произошло нечто ужасное, ему совершенно не хотелось. — А если он получил очень серьёзные травмы? — продолжил череду жутких предположений Серёжа. — Что, если он… — Так, всё, — резко прервал Матвиенко Позов, и мужчина даже невольно вздрогнул от грубого голоса. — Пока не приедем, не будем ничего придумывать. Серёжа хотел было добавить что-то ещё, но в итоге замолчал и, отвернувшись от товарища, уставился в окно. Автомобиль уже сворачивал с главной дороги и будто бы нарочно слишком медленно двигался в сторону больницы…***
— Шаст! — крикнул Матвиенко, едва заметив молодого человека, сидевшего в конце коридора. Уже спустя пару мгновений Серёжа оказался рядом с другом, а следом за ним подошёл и Дима. Антон был серым и еле живым, лицо его опухло. Он медленно поднял красные после слез глаза на товарищей, но продолжил молчать, будучи не в силах начать что-либо рассказывать. — Господи, — тихо выдохнул Позов, но Шастун едва ли услышал его. Шокированный увиденным Матвиенко тут же перебил своего друга. — Что случилось?! — он потряс Антона за плечо. — Ну, не молчи ты! Его взгляд был настолько нетерпеливым и обеспокоенным, что у Шастуна опять ком подступил к горлу. Арсений с Серёжей были близкими друзьями. Антон не мог представить себе то, каким ударом для Матвиенко стало бы известие о смерти Попова. — Это я виноват… — наконец прохрипел Шастун и рвано выдохнул. Начинать с эмоций было будто бы легче, чем сразу сообщать о случившемся. — Это из-за меня. Это я не успел! Я! Молодой человек опустил голову и закрыл лицо руками. Он ожидал, что его опять накроет истерика, но, видно, уже всё выплакал. Поэтому он только низко завыл, ненавидя себя за прошлую нерасторопность и нынешнюю беспомощность. — Антон! Антон! — Дима потряс его за плечо, приводя в чувство. — Что не успел? — Где Арсений? — чуть ли не закричал Серёжа. Сложившаяся ситуация казалась ему слишком очевидной, но мужчина до безумия боялся поверить в реальность происходящего. Шастун опять поднял глаза и встретился взглядом с встревоженными Позовым и Матвиенко. Говорить было невероятно трудно, в носу вновь закололо, и он с силой сжал кулаки. — Он… он, — Антон сглотнул и, прикрыв глаза, наконец произнёс то, что так боялся сказать. — Его сбила машина… — А? — тут же переспросил Серёжа с улыбкой в то время, как его взгляд медленно становился стеклянным. — Его что..? Будучи не готовым повторить сказанное ещё раз, Антон лишь молча уставился на товарища. К его ужасу, Матвиенко начал, будто задыхаясь, смеяться. Из груди стали вырываться дробные смешки, похожие то ли на кашель, то ли на всхлипы. Уперев руки в бока, он начал озираться, оборачиваясь то к медленно осевшему на сидение Позову, то к красному, почти напуганному этой реакцией Шастуну. — Машина? — тихим, надломившимся голосом переспросил Серёжа. — Да нет, этого не может быть… Нет. Он будто бы уверял себя в том, что ничего подобного не могло произойти. Только не сейчас, только не с ними. Находящийся на грани истерики Матвиенко продолжал мотать головой и смеяться, пока Антон, набрав в лёгкие побольше воздуха, не проговорил чётко и ясно: «Его больше нет». В один миг всё стихло. Шастун замолчал, а Позов опустил голову, с силой сжав челюсти. Серёжа замер, на его глазах проступили до этого почти не заметные слёзы. Он опустил голову, после чего как-то неловко облокотился на стену и повернулся спиной к остальным. Прятать эмоции было так же бесполезно, как и пытаться сдержать их, но мужчина почему-то всё ещё пытался это сделать. — Нам надо стольким позвонить, — наступившая тишина прервалась бормотанием Димы, — нужно отменить столько концертов, вернуть деньги за билеты… Необходимо заняться его вещами и… Замерший в проходе Матвиенко вдруг обернулся. Несколько секунд он тяжело дышал, а после, подлетев к Позову, схватил того за грудки и прижал к стене. — Он умер! Умер, понимаешь?! — закричал Серёжа прямо в лицо Диме. — О чём ты думаешь вообще?! У Антона всё плыло перед глазами, а люди двигались, как в замедленном действии. Он смутно осознавал, что надо было оттащить Матвиенко и успокоить его, однако был не способен сделать это. Истерика друга его совершенно разбила. Если бы Позов сейчас закричал в ответ, Шастун вряд ли смог бы пережить это. Он мучительно, глазами безвольного наблюдателя, смотрел на друзей и молчал. Но Дима не кричал. — Отпусти, Серёж, — он спокойно посмотрел в глаза Матвиенко, а после аккуратно коснулся его рук, сжавшихся на кофте. — Я понимаю. — Понимаешь? Тогда что ты несешь?! — закричал мужчина, и Антон вновь вздрогнул. — Серёж, — произнёс Позов, всё же освободившись из хватки друга. Он говорил таким же спокойным голосом, как и всегда, но лучше от этого не становилось. — Дружище. Матвиенко резко отвернулся. Было заметно, как поднимались его плечи и как рвано он хватал воздух. Дима осознавал, что успокаивать его сейчас было абсолютно бессмысленно, а потому решил сначала позаботиться о состоянии Шастуна, и, обернувшись к нему, одними губами спросил: «Как ты?» Всё ещё не справившийся с эмоциями Антон лишь вымученно покивал в ответ. Он был невероятно ему благодарен: без человека с холодной головой они бы никак не справились. Диме было тяжело ни чуть не меньше, но необходимость заботиться о своих коллегах и друзьях становилась для него настоящим спасением. Вот и сейчас Позов, увидев, что Матвиенко немного успокоился, аккуратно тронул его за плечо. Серёжа хотел было дернуться, но остановился, а Дима, будто у него внутри что-то сломалось, попытался обнять друга. — Погоди, — Матвиенко всё же отстранился, прикрывая глаза рукой. Предательские слёзы потекли по его щекам с новой силой. Позов кивнул и убрал руки. Он шумно выдохнул, не зная, как помочь другу. Оставался последний, скорее всего, бесполезный, но всё-таки единственно возможный в данной ситуации вариант. — Давайте на воздух, а? — Дима подошёл к сгорбившемуся на сидении Антону и похлопал его по спине. — Пойдёмте.***
Продрогший Шастун вновь курил сигарету за сигаретой. Это будто бы даже помогало, слёз больше не было. Хотя, Антон, скорее всего, просто выплакал всё раньше. Теперь лишь что-то сильно ныло в груди, не давая ровно дышать и думать о чём-то другом, кроме произошедшего. Матвиенко был безутешен. Позов ещё долгое время пытался успокоить его, но после решил оставить друга в покое. Вряд ли что-то могло помочь ему сейчас. Сам Дима смотрел на ночной город, опершись на перила у входа в больницу. Холодный металл жёг руки, однако мужчина не собирался убирать их. Пусть так, физическая боль вряд ли могла быть сильнее душевной. К горлу подступал ком, в носу начинало колоть. Позов чувствовал, как собиралась влага в уголках глаз, но ничего не мог с собой поделать. Яркие фонари расплывались, картинка становилась нечёткой… По щекам начинали течь горячие слёзы. Вот и всё. Закончилась его стойкость.