***
Нестерова вышла ей навстречу в коридор, радостно улыбаясь. Пришлось растянуть зацелованные чужим ртом губы в ответной улыбке. И даже не было больно — вероятно долбаное кедровое масло обладало охуенной эффективностью. — Привет. Я сейчас… только руки помою. В ванной Вика долго умывалась холодной водой, потом, опустив голову, наблюдала, как пена утекает в воронку раковины, и только после посмотрела на себя в зеркало. Собственное лицо показалось чужим. Это уже была не она, а лживая бессовестная притворщица в мокрых трусах. Пиццу Света заказала Викину любимую, с анчоусами. И эта незначительная деталь добила: дьявол, прячущийся в мелочах, злобно ухмыльнулся и показал кукиш. Притворяться стало еще противнее. Усевшись за стол, Вика молча положила треугольник себе на тарелку и, откусив, сосредоточенно начала жевать. — Как родители? — спросила Нестерова и отрезала от своей порции маленький кусочек, наколола на вилку и отправила в рот. Вот так по-варварски она всегда ела пиццу. Но это была ее фишка. Вику это абсолютно не раздражало, только смешило. — Всё хорошо, — она всё никак не могла прожевать. Пицца казалась сделанной из резины. — А чего ты долго не отвечала? Занята была чем-то? Сделав над собой усилие, Вика всё-таки сумела проглотить. — Да… Ты, кстати, видела там на двери в подъезде объявление, во вторник будут свет отключать. На восемь часов. — Не-а, — Света покачала головой. — Я сегодня не выходила. Допиливала модуль и думала… Чувствуя, как ее начинает бить нервная дрожь, Вика спросила: «О чем?» — О себе, в основном. Веду себя как тупая ревнивая пизда, — Света невесело рассмеялась. — Даже не знаю, что на меня нашло. Я ведь никогда такой не была. Всегда считала, что такие заебы у людей от неуверенности и комплексов. Она отрезала еще кусок и улыбнулась смущенно. Вика замерла, завороженно наблюдая за движениями челюстей. Прожевав, Света продолжила: — В общем, то, что меня колбасит — моя проблема, а не твоя. И это было реально несправедливо ставить тебе какие-то условия, — налив себе колы, она пожала плечами. — И все мои подозрения — просто идиотская паранойя. Но я не такая ведь на самом деле. Ты же знаешь. Их взгляды скрестились, и Вика, не выдержав, опустила глаза. — Почему ты молчишь? Она сжала пальцами переносицу, слезы щекотно побежали по щекам. — Что с тобой? Вика? Горло словно сдавило обручем, Вика мотнула головой, склоняясь над тарелкой. Лицо ее горело от стыда — наверняка оно стало пунцовым. Нестерова не может не заметить… — Вика?! Она опустила голову еще ниже, почти утыкаясь в недоеденный кусок. — Не молчи. Слышишь? Скажи что-нибудь! — резко отодвинутая табуретка со стуком опрокинулась на пол. — Да, блядь, ты серьезно?! Крик ударил в уши, окончательно лишая ее способности говорить. И даже когда Света толкнула ее в плечо, она смогла открыть рот, только чтобы выдавить пошлое «прости». Света вылетела из кухни, хлопнув дверью так, что оконное стекло задребезжало. Вика встала, выкинула пиццу в мусор вместе с тарелкой. И опять почувствовала, как мокрое белье липнет к телу. Неожиданно к чувству раскаяния примешалось животное возбуждение. Она не могла себя контролировать: в памяти навязчиво всплывали образы. Тёмный напряженный сосок, заполняющий рот, и уютный кокон объятий, в котором хотелось остаться навсегда. Легкая ткань юбки, щекочущая ее бедра при каждом движении, и раскачивающаяся над ее лицом тяжелая грудь. «Пососи», — в очередной раз пронеслось в голове и в очередной раз отозвалось сладкой судорогой внизу живота. Когда она вошла в комнату и, достав с антресолей походный рюкзак, начала собирать вещи, Света резко поднялась, закрыла ноутбук и вышла. От дверного стука сердце захолонуло осознанием непоправимости происшедшего. Наверное, пора было уже смириться с тем, что она урод, не способный на нормальные отношения: властный тон, ласковые шлепки и возбуждающая разница в возрасте — останутся ее криптонитом до старости.***
Родители, увидев ее с рюкзаком, деликатно промолчали. Их стойкое невмешательство в ее личную жизнь радовало, хотя и попахивало пренебрежительным отношением к лесбийским пиздостраданиям. Возможно, в их гибкой, но все же стереотипной системе ценностей расставание с парнем стояло на уровень выше по трагичности. Она подумала о друзьях, которые считали их с Нестеровой идеальной парой. Наверняка они охренеют, когда узнают об этой истории. Скорее всего, Света сейчас перемывает в вискаре Викины кости со своей лучшей подругой Соней. А значит, уже завтра всей их лесби-тусовке станет известно, что она — Шевелева — корыстная сука, которая замутила с sugar mummy. В том, что Соня именно так интерпретирует, Вика не сомневалась. Но ее это не трогало. Почти. Вика заглянула в установленное Костей приложение. Красная точка мертво стояла на парковке. Внезапно вся эта история начала казаться полным бредом, напоминающим фантасмагорический сюжет мистического детектива — слежка на машине, пищащее устройство, спрятанное в лампе, смерть любовницы. Не хватало только скелетов, демонов и привидений. А еще Бородина что-то недоговаривала и вообще играла в какую-то свою игру, используя Вику вслепую. Мысли сгущались, превращаясь в обиду, еще немного и закипят на ресницах горячими слезами. Все правильно, надо было залипнуть на властный голос и ласковую улыбку, дать в машине, а после начать дергаться и ждать звонка. А не дождавшись, разочароваться и приступить к страданиям. У невротиков всегда всё по плану.***
Утром Елена написала сама. «Доброе утро. У тебя тоже показывает, что он пока на месте?» Коротко и деловито. А могла бы романтично написать, что Вика ей снилась голой. Вика еще раз вошла в приложение, в которое и так к неудовольствию Шишкиной косилась каждые пять минут, и ответила: «Да, там же, смена, видимо, до двенадцати». После лаконичного: «Видимо)» — Бородина вышла из сети. Возможно, она считала, что необузданный секс в машине не повод для вопроса «Как ты себя чувствуешь?». В конце концов, она не хирург на послеоперационном обходе. Не обязана спрашивать. В полдень точка ожила. Вика быстро набрала: «Он выехал». Елена отреагировала только через минут десять: «Вижу. Едет по Садовому». В течение нескольких часов «Фольксваген» хаотично перемещался по городу: судя по карте, Соловьев посетил магазины, заправку и качалку. Хотя рядом с качалкой находился Московский драматический театр, но Вика свято верила в бритву Оккама. Пациенты сегодня шли непрерывным потоком. Фобии сменялись мигренями, мигрени — расстройствами сна, а красная точка продолжала кружить в районе центра. К трем дня у нее самой уже начало давить на виски и рябить в глазах от напряжения. Пациент, сидящий напротив Шишкиной, больше часа нудил про свою странную чувствительность к лунному затмению и явно не собирался закругляться. Вдруг точка с Нового Арбата свернула на Краснопресненскую набережную и направилась в сторону Сити. Сердце в груди тут же отозвалось лихорадочной дробью тревожного предчувствия. «Кажется, он едет к твоему офису», — поторопилась она написать в чате. Елена не отреагировала ни минуту, ни пять спустя. Не обращая внимания на всё еще бубнящего что-то пациента, Вика выпалила: — Галина Петровна! У меня внезапный форс-мажор случился… личного характера, можно я… — Иди-иди уж, — отмахнулась Шишкина. — Мажорь. Только осторожно, — она усмехнулась. — И завтра можешь не приходить, меня не будет. — Спасибо! — крикнула Вика на бегу и, пулей вылетев из кабинета, набрала номер Бородиной. Но та не отзывалась. Она позвонила Косте, но и он не взял трубку. Все словно сговорились — в самый ответственный момент решили отойти от телефонов. «Ты мне срочно нужен», — написала она Косте и помчалась к метро. Елена перезвонила, когда она уже ехала по кольцевой. — Я еду к тебе, — вагон качнуло, и Вика схватилась за поручень. — Слышишь меня? Я уже на Красной Пресне. — Он, наверное… — голос Елены прервался. — Алло. Алло. Вика. — Что?! Алло! Я в метро. Еще несколько безрезультатных «алло» — и связь оборвалась. Она написала: «Он может быть где-то рядом с твоим офисом. Я в метро. Еду к тебе». Нажав на «Отправить», дописала: «Приложение виснет. Никуда не выходи». Отметка о доставке появилась одновременно с сообщениями от Бородиной. «Была на совещании». «Не волнуйся, всё нормально, я сижу у себя в кабинете, и в офисе еще полно народу». На очередной остановке в вагон ворвалась стая галдящих мальчишек в футбольной форме. Совпадение, или вселенная на что-то намекала? Вставив наушники, Вика набрала: «Буду через пятнадцать минут». В наушниках звучала Natural, тревога нарастала. В отравленном Голливудом мозгу невольно возник образ одинокого шутера в маске, с М-16 в руках. Поезд мчался по тоннелю, гремя на стыках. Мальчики-футболисты, усевшись на свободную скамью, потирали синяки на ногах и над чем-то зловеще смеялись. Шутер перестрелял обалдевших сотрудников компании, как куропаток, ногой выбил дверь в кабинет Бородиной и… на этом месте Вика, врываясь, набрасывалась на него со скромным кинжалом (всё же катана выглядела бы слишком театрально). При ударе в заднюю часть бедра, под ягодицу, повреждается бедренный нерв, и нога отказывает. А если изловчиться и пырнуть во внутреннюю часть верхней трети бедра, то можно перерезать бедренную артерию. Или лучше бить сзади в подколенную область, тогда повреждается сразу и артерия, и нерв. Смерть в течение пяти-семи минут от потери крови. Вику вынесло из вагона вместе с толпой, плывущей к эскалатору, как огромная стая идущих на нерест лососей. «Лососи обречены на нерест в реке», — она вдруг отчетливо вспомнила, как когда-то на уроке биологии от этой фразы по коже поползли мурашки. Хотя, возможно, всё дело было в Ольгином голосе. «Обречены», — воображаемый кинжал разрезал пустоту. На входе в здание пришлось выстоять очередь, чтобы пройти досмотр. Молодой охранник словно нарочно проверял содержимое сумки со скоростью черепахи, а потом другой парень с такой же скоростью сличал данные ее паспорта с пропуском, выписанным Еленой. «Я здесь», — написала она, входя в лифт. Лифт полз медленно, периодически останавливаясь, чтобы впустить и выпустить однотипных юбочно-пиджачных офис-менеджеров. Манагеры, очевидно, весело провели выходные, так как чересчур сильно благоухали парфюмом и жвачкой и угрюмо молчали, опустив глаза в пол. Вика засмотрелась на неровные слои тональника, нанесенные на щеки стройной девицы в эротично-строгом костюме, и чуть не пропустила свой этаж. Быстрым шагом она проследовала вдоль прозрачных дверей, за которыми суетились в трудовом угаре люди в дресс-коде. Мысль о том, что вся эта империя принадлежит женщине, которая вчера бурно кончила на её пальцах, казалась фантастической, но не переставала будоражить. Апофеоза её не поддающееся контролю возбуждение достигло в конце коридора, у дверей с массивной табличкой «Елена Бородина. Генеральный директор». Не обнаружив в приемной секретаря, Вика не стала церемониться — без стука распахнула дверь и застыла, в ошеломлении глядя на стеклянную стену, за которой сверкали на солнце зеркальные небоскребы. Прямо на фоне этого дивного урбанистического пейзажа, за столом, в кресле с высокой спинкой, сидела Бородина. Увидев Вику, она рукой указала на огромный диван у стены и продолжила говорить по телефону: — Макеты четырнадцатый и семнадцатый посмотри внимательно, это всё-таки крем для лица, а не моющее средство. Проваливаясь в мягкие подушки, Вика прислушалась к хрипловатому голосу: — …Можно в более нежных тонах сделать упаковку? Крышечки нормально. Да, оставь так. Со стен на Вику глядели красотки с безупречной кожей, втирающие продукцию Pure Pleasure в эротично оголенные участки тела. Елена, в своем элегантном светло-голубом костюме из льна, прекрасно вписывалась в эту гламурную композицию и казалась совершенно чужой. — И пульверизаторы — уточни, когда можно будет получить образцы… Да. Все. Всю линейку. И, пожалуйста, помни, что срок до следующего понедельника. Несмотря на «пожалуйста», в голосе было достаточно жесткости, чтобы от затылка до ступней пробежали мурашки. Вика совершенно четко представила себя под столом, между раздвинутых бедер. На слове «пульверизаторы» Бородина должна была запнуться и громко застонать в трубку. Вика сжала кулак с такой силой, что ногти вонзились в ладонь, — с фантазиями пора было завязывать. Они никогда не доводили ее до добра. Елена закончила разговор и вдруг ласково улыбнулась, превратившись из холодной деловой тетки — в женщину, которая застегивала на ней штаны. — Что-то ты вся красная. Дать воды? Или может чай, кофе? Жарко на улице? — Жарко, — нервно взлохматив пятерней волосы, Вика с удивлением поняла, что они влажные. — Воды, если можно, с лимоном. Спасибо, — тут же добавила она и посмотрела в приложение. Красная точка застыла неподвижно. — Сейчас, — Елена потянулась к кнопке селектора, но тут же отдернула руку, хлопнув себя по лбу. — Юля же только что ушла. Придется без лимона. Из встроенного в стену небольшого холодильника она достала бутылку замерзшей «Бонаквы». Ледяной удар по гландам отвлек от созерцания опасно приблизившегося декольте. — Что будем делать дальше? — спросила она. — Он явно ждет тебя. Снова пасти начнет. — Он пасет меня, а я пасу его, — Елена усмехнулась и напела: — я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, чтоб посмотреть, не оглянулся ли я. Она взяла бутылку из Викиных рук и сделала большой глоток. — Больше всего бесит, что мы не понимаем его мотивов, — Вика посмотрела в телефон, чтобы не видеть каплю от растаявшей изморози, упавшую на соблазнительную ложбинку в вырезе блузки. Красная точка вдруг плавно поплыла по Тестовской улице. — Странно, но, кажется, он уезжает. Не отрываясь от экрана, Вика поднялась с дивана. Елена заглянула к ней через плечо. — Действительно странно. Почему не дождался? Даже обидно. Виски их соприкоснулись, и Вика перестала дышать. — Интересно, куда он поедет, — процедила она, медленно выпуская воздух сквозь зубы. — Сейчас увидим, — Елена отошла и, взяв в руки телефон, снова уселась в свое кресло. — Скорее всего — домой. Она забарабанила пальцами по столу. — Какой-то дурдом. Мы так и будем, что ли, в кошки-мышки играть? — Есть другие варианты? — с иронией поинтересовалась Вика. — Не знаю, — Бородина качнула головой и приблизила телефон к глазам. — Может быть, мне и вправду пора уже кого-то нанять, чтобы с этим мудаком пообщались. Жаль, я не могу дядю своего попросить, он бы решил этот вопрос быстро, — она невесело усмехнулась. — Школа девяностых. Такая классика: бывший боксер — рэкетир. Даже огнестрел получил. Естественно, сейчас он ничем таким не занимается, но опыт и связи, я думаю, не растерял. — Так может, стоит с ним поговорить? Чем ты так рискуешь? Может, это вообще никакого отношения к Самгиной не имеет, и это другой «Фольксваген», — Вика посмотрела в телефон: красная точка сместилась к Третьему кольцу и на развязке двинулась по Кутузовскому в сторону МКАДа. — А если имеет?! Ты просто не понимаешь. У моих родных зироу толерантности к подобным вещам. Мама даже развод считает отклонением от нормы. «Семью создают раз и навсегда», — с горькой усмешкой произнесла Елена. — Это она мне сказала, когда я год назад намекнула, что с Олегом хочу развестись. Она с этим принципом жила всю жизнь. Поэтому, видимо, терпела, когда отец пьяный на нее руку поднимал, — серые глаза гневно сверкнули. — Да, я не понимаю, — честно сказала Вика. — У меня совсем другая семья. — Ну вот именно… — пробормотала Елена, уставившись в свой телефон. — Интересно… этой дорогой я обычно еду в Давыдково. Там у нас дом. Вика опустила глаза на экран: точка застряла в красной полосе трафика и еле ползла по Внуковскому шоссе. Они некоторое время сидели молча, следя за тем, как машина медленно, но верно продвигается к Боровскому шоссе. Всё ближе к Давыдково. — Олег сейчас там, — Елена встала. — Может, позвонить ему? Хотя… что я ему скажу? Что ему угрожает опасность? Он ведь не воспринимает всерьез ничего из того, что я говорю. Боже, — она нервно улыбнулась. — Это как в сказке про мальчика, который кричал «Волки!». — С поправкой на то, что ты ничего не выдумала, — Вика тоже поднялась с дивана. — А что если мы вообще всё неправильно понимаем? — Бородина схватила сумочку. — Может, всё дело не во мне, а в Олеге? Может, это за ним охотятся? Не знаю, во что там он впутался, но я сейчас поеду туда и просто закопаю этого Соловьева. Реально, меня достало всё! — в бешенстве она швырнула телефон в сумку. — Мы вряд ли успеем его догнать, — Вика посмотрела на карту. — Если только он не застрянет в пробке, вот тут вроде впереди затор… — Не мы, — прочеканила Бородина. — Если это касается моего мужа, то тебе там точно делать нечего. Я сама разберусь. В дверь постучали, и они обе как по команде вздрогнули. — Лена, хорошо, что ты еще не ушла, — невысокая плотная блондинка с каре протянула черную папку. — Договор от юристов с комментариями пришел, просмотришь? — Завтра! — отрубила Елена и стремительно вышла из кабинета. Чуть не сбив с ног оторопевшую блондинку, Вика кинулась за ней следом. Нагнав, сердито произнесла: — Чушь какая. Конечно, я поеду с тобой. — Нет, — Елена быстро шла по коридору, кивая встречным «До свидания» и «Хорошего вечера, Елена Владимировна». — Не поедешь. — Потому что там твой муж? — обогнав, Вика забежала вперед, не обращая внимания на сотрудников за стеклянными стенами. — Не знаешь, как объяснить ему, кто я? — она попыталась презрительно усмехнуться, но вместо этого как-то жалко скривила рот. — Об этом я думаю в последнюю очередь, — Елена вошла в открывшуюся дверь лифта и нажала на минус один. — Я же сказала, я не знаю, что там может случиться. И не хочу тебя втягивать. — Ты меня уже и так втянула… — она замолчала, потому что в лифт вошли люди. И только когда они очутились на подземной парковке, она, идя следом за Еленой, сказала: — А вдруг этот Соловьев одержим тобой и хочет убрать всех, кто тебе близок? Вначале Аню, теперь твоего мужа. Ты хоть понимаешь, как это опасно? — Не выдумывай, — Елена вытащила из сумки брелок и пискнула сигнализацией. Вика встала перед бампером. — Без меня ты не поедешь. Только через меня. — Какая же ты, оказывается, упрямая, — Елена провела рукой по ее волосам и ухмыльнулась: — Ну что мне с тобой делать? — Дверь открой, — буркнула Вика. Костя позвонил, когда они выезжали на Можайское шоссе. — Что-то случилось? Я не мог говорить. — Случилось. Соловьев в пятнадцати километрах сейчас от Давыдково, там у Лены загородный дом. Мы едем за ним. Впервые произнесенное «Лена» интимно щекотнуло нёбо. — Вижу локацию. Я не понял, что значит «едем за ним»? Что вы собираетесь делать? — Не знаю еще, сориентируемся на месте. Муж ее там, в доме. И мы… Костя перебил её: — И вы? Что вы? Вик! Не вздумайте лезть к нему сами. Я сейчас выеду к вам. Сидите там тихо и не рыпайтесь. Ты поняла? Я бы тебе сказал вернуться, но по факту я даже не могу туда участкового направить. Полномочий не хватает. Разве что анонимный сигнал. — И что сказать? — поселковый участковый ассоциировался у нее с толстым мужиком в мятом мундире с огурцом вместо пистолета в кобуре. — Скажи, что проникновение незаконное. Бля, но не такими словами, человеческими. Типа: «Грабят дом, кажись, у писателя», — зашамкал Костя по-старушечьи. Вика прыснула. — Хорошо, я позвоню, когда доедем и точно поймем, что он там. — Правильно. Всё, не ссы. Я выезжаю через пять минут. На связи будем. Пиши, если говорить не сможешь. Закончив разговор, Вика всё еще улыбалась. С Костей было как-то спокойнее. — Всё в порядке. Он подъедет. Если что, сказал вызывать наряд. Ну если этот Вадим и правда войдет в дом. — Поцелуй меня, — произнесла вдруг Елена, останавливаясь на светофоре.