Не навреди

Они припарковались у небольшого продуктового магазина, в ста метрах от точки, замершей прямо возле ворот дома Бородиных. — Может, подождешь меня здесь? — Елена отстегнула ремень. — Да прекрати, — раздраженно произнесла Вика, все еще ощущая на губах вкус чужой помады. Она вылезла из машины и глубоко вдохнула воздух, пропитанный ароматом леса. — Смотрела «Тельму и Луизу»? — вдруг спросила Елена. — Ну а как же, — Вика усмехнулась. — Золотой лесбийский фонд. Феминизм девяностых. Хотя между ними ничего, кроме дружбы, не было. «Связь» мне гораздо больше нравится. Думаешь, мы кого-то замочим сейчас? — До мексиканской границы далековато, — Елена махнула рукой в сторону деревьев. — Пойдем в обход. Там сзади есть калитка. Они обогнули участок по узкой тропинке, которая пролегала мимо высоченных каменных заборов, деревьев и диких кустарников. По прутьям металлической калитки вился дикий плющ. Елена достала из сумки связку ключей, выбрала нужный и, вставив его в замочную скважину, дважды повернула. С силой толкнула ржавую решетку и посмотрела на Вику: — Идем? — в голосе ее прозвучало легкое сомнение. Оторвав лист лопуха, она оттерла ухоженные пальцы от рыжины. — Конечно, — Вика улыбнулась. Обычно в кино с такой же бодрой улыбкой тупые американские домохозяйки прутся в подозрительные заросли и попадают на обед к сидящему в засаде маньячиле. По выложенной плиткой дорожке они прошли через сад со старыми яблонями к небольшому сараю. Вдруг Елена, которая шла первой, резко притормозила и прижалась к стене. — Стой… — она снова выглянула и прошептала: — Обалдеть. Что она здесь делает?! Пригнувшись, Вика сама заглянула за угол. Где-то в пятидесяти метрах от них, перед застекленной верандой, на качелях сидела симпатичная блондинка в тесно облегающем цветастом сарафане. — Кто это? — тихо спросила она. — Юля. Моя секретарь, — Елена усмехнулась и, отступив на шаг, прислонилась к сараю. — В моем сарафане. Во дворе зазвенел женский смех. Оставаясь в полусогнутом положении, Вика осторожно вытянула шею. К блондинке подошел Бородин в расстегнутой рубашке и начал легко раскачивать ее, каждый раз целуя, когда ее лицо приближалось. — Что там? — теплые руки ласково легли на Викины плечи. По телу разлилась сладкая истома. — Твой муж… — произнесла она. Где-то в глубине души вспыхнуло легкое злорадство. Довольно мелкое чувство, но она ничего не могла с собой поделать. Ее совсем не огорчало и даже отчасти веселило, что Бородин оказался таким уродом. И то, что Елена сейчас увидит это собственными глазами, ей тоже нравилось. — Ну-ка, — опираясь на нее, Елена осторожно высунула голову. Вика вздрогнула, ощущая, как ногти впиваются в кожу через ткань рубашки. — Полегче, — прошипела она. — Прости, — Елена убрала руки с ее плеч. — Вот гаденыш, — пробормотала она и снова прижалась спиной к стене сарая. Выпрямившись, Вика встала рядом с ней и, повинуясь внезапному порыву, поцеловала в висок. Елена повернула к ней голову и посмотрела в глаза так, словно собиралась сказать что-то важное. Может быть, даже судьбоносное. Вика затаила дыхание… — Юля! — завопил громкий мужской голос откуда-то из дома. — Вы идете?! Я жрать хочу! Бородин крикнул: «Сейчас» — и добавил что-то неразборчиво. Юля залилась переливчатым счастливым смехом. Качели скрипнули. Раздались удаляющиеся шаги. А затем наступила тишина, которую через пару мгновений нарушил стук закрывающейся двери. Подождав некоторое время, Вика снова заглянула за угол. Во дворе покачивались пустые качели. — Они ушли. — Нам нужно подойти ближе, — Елена потянула её за кисть, — окна открыты — Олегу вечно дышать нечем. Может, что-то услышим. Обогнув дом по узкой бетонной отмостке, они остановились под окном, из которого звучали голоса. — Пережарила. Весь сок ушел. Недовольный мужской баритон, очевидно, принадлежал Соловьеву. — Нормальные битки. Олежек, тебе вкусно? — Божественно, — пророкотал Бородин. Вика бросила взгляд на Елену. На лице у той не дрогнул ни один мускул. — Доложить тебе салату? — не унималась Юля. — Да, солнце, спасибо. Викино сознание на автомате отреагировало «блюющим смайлом». Все умолкли. В тишине было слышно только жужжание шмеля, кружившего над клумбой возле их ног, и тихое позвякивание столовых приборов. Почувствовав вибрацию, Вика вытащила из заднего кармана брюк телефон. «Где вы?» — спрашивал Костя. Она коротко написала о том, что происходит. «Не лезьте никуда», — ответил Супруненко. «Буду через минут 25». — Как она сегодня? — голос принадлежал Олегу. — Ты сделала то, что я сказал, по поводу договора с этим… как его? — «Эмбоксом», — подсказала Юля, все еще жуя. — Не полуфилось. Она фесь день прошидела на месте… Совещание за совещанием. А потом Вадик приехал за мной. Елена приподняла бровь. Вика открыла диктофон и, нажав на «Запись», протянула руку под самый подоконник. — Плохо, — прокомментировал Бородин. — Нельзя, чтобы она успокаивалась. Пусть думает, что не помнит ничего. Пусть орет и истерит. Все должны видеть, что у нее крыша едет. Вика приоткрыла рот от изумления и с тревогой взглянула на Елену. Лицо у той по-прежнему оставалось неподвижным, только глаза сузились в недобром прищуре. — О, кстати, меня на днях финдир спросила: типа, не знаю ли я, что с Бородиной? Сказала ей по секрету, что никак отойти от смерти Анны Николаевны не может. — Вот-вот, хорошо, — удовлетворенно произнес Олег. — Ну, так чего вы приехали? Что за срочность? — Приехали, потому что я заебался ждать, — хриплый баритон звучал агрессивно. — Мы уже дохуя долго возимся с твоей бабой! Чего мы еще ждем? — Мы не ждем, мы действуем, создаем достоверную картину… — Хуину, блядь! — громко сказал Вадим. — Всё. Хватит мне эту лапшу на уши вешать. Ты сказал, она мою тачку пару раз увидит и сразу с катушек слетит. Я, блядь, за ней с мая как гондон катаюсь. — И это сработало, ты же видел… — Бородин попробовал его перебить, но, похоже, Вадик его не слушал: — Потом еще в пидорской шапке красной за ней гуляю. Что ты, блядь, еще придумаешь, чтобы время потянуть? — Вадик, ну хватит. Робкий голос Юли тут же заглушил Бородин: — Я не тяну время! Успокойся, всё идет по плану. Все уже видят, что с ней что-то не так… но еще недостаточно. Я хочу, чтобы никто вообще не удивился, когда она якобы покончит с собой. Ни мать, ни дядя, ни коллеги… мы уже близки к цели… Не веря своим ушам, Вика подняла телефон чуть выше и покосилась на Елену. — Хватит пиздеть! — перебил его Соловьев. — Ты что обещал? Врачихе ее покажешь, и мочить будем. Так чего теперь-то резину тянешь, хуеплёт? Скулы Бородиной напряглись, кожа побледнела, а глаза засверкали. Сейчас она походила на хищника, готовящегося к броску, и это показалось Вике невыносимо сексуальным. — Вадик, ну успокойся. Что ты разорался?! — опять вмешалась Юля. — Олег знает, что делает, у него все под контролем! Не надо его торопить. — Да блядь! Ты вообще заткнись! — от громкого стука по столу задребезжали даже стекла в оконных рамах. — Сейчас не посмотрю, что ты мне сестра, и схлопочешь по ебалу. Дура безмозглая. Соображать начни! Или тебя только хуй его интересует? А я ему его сейчас оторву и в жопу засуну. Иди сюда, ебаный ты кибасос. Скажи, что ты ссышь просто. Давай… «Вот что бывает, когда говоришь кому-то «ну успокойся», — подумала Вика, еле удерживая в себе подкативший к горлу истерический смех. Что-то загрохотало и звякнуло, будто разбившись. Юля завопила: — Вадик! Вадик! Отпусти его. Вадик продолжал орать как сумасшедший: — Мне уже похуй, реально. Мне бабки нужны. Еб назад не бывает, понял? Когда ты ее травить собираешься? Когда? Когда? Говори, сучара! — На следующей неделе… — голос Бородина звучал еле слышно. — Нет! — Но я же должен… Раздался хлесткий звук затрещины. — А так?! — В выходные. Вика заметила, как на губах у Бородиной заиграла презрительная усмешка. — Завтра, — твердо произнес Соловьев. — Ты сделаешь это завтра. Иначе я тебя, сучонок, замочу. Ты знаешь, что я могу… — Я не готов завтра, мне на… Раздался глухой звук удара, и Олег застонал. — А так… Хочешь, почки отобью? — Вадик, прекрати! — опять завизжала Юля. — Хорошо, хорошо, завтра, — дрожащим голосом произнес Бородин. — Завтра я поеду туда и все сделаю. Елена прикрыла на секунду глаза, словно ей стало стыдно, что муж ее — трусливое чмо. — Да хватит трястись. Блядь, ясно теперь, чего твоя жена к бабе от тебя сбежать хотела. Пива налей ему, а то аж посинел весь. — Погоди, Олежек, дай я вытру? Ой, тут на рубашку… я сейчас… — Не надо, я сам потом. Отойди от меня! — раздраженно выпалил Бородин. — А ты не нервничай, Олежек, — вкрадчиво произнес Вадик. — Лучше моли бога, чтобы она выпила. А то вдруг ей завтра бухать не захочется. — Я уже сто раз говорил, — у Бородина в голосе появились визгливые истеричные нотки, — у нее ритуал! Вино, ванна, спать! — Да я уж и не знаю. А вдруг решит не мыться. У тебя баба непредсказуемая, то хуй сосет, то пизду лижет, — Вадик довольно заржал. — Все будет как надо, — голос у Бородина затвердел, стал громче и уверенней. — Она выпьет, заснет и захлебнется. — Блядь, как-то это все стремно. Говорил я, лучше с крыши… — прогудел Соловьев. — Не лучше, следы все равно останутся. А здесь она сама. — А если соседки дома не будет? — спросил Соловьев. — Ты уже это в который раз спрашиваешь? Запомнить не можешь? Я же говорил, ей восемьдесят! Она всегда вечером дома. И я ей сообщу заранее, что зайду черновик статьи почитать. Он, кстати, еще не готов, и если бы у меня было больше времени… — Ничего, Гоголь, сегодня заебашишь свою статью, — что-то упало и покатилось по полу. — Я тебя, что, не вдохновил? — последовал очередной раскат сиплого смеха. — А? Гоголь? Чего ты молчишь, грустный? Ладно, — издевательский тон сменился на деловой: — Короче, сколько времени ты у этой старухи торчать собираешься? — Часа достаточно. Я вернусь и… — Бородин осекся. — Скорую вызову. А они уже полицию, наверное. Не выдержав, Вика беспомощно опустила затекшую руку. Елена быстро вытащила из негнущихся пальцев телефон и подняла его вверх. — Ну вот видишь, всё пучком. Смотри не обделайся, Гоголь, — Соловьев снова забулькал своим мерзким смехом. — Всё. Поехали мы. Я после ночи, не спал. Пиши свой черновик и не бзди. И это… слышь… не дури только, слиться не вздумай. Я тебя, если что, из-под земли достану. — Я понял. — Олежек, не переживай, у нас всё получится. Слышишь? Всё будет, как мы мечтали. Это ведь стоит того, — бодро пропела Юля. — Письмо отправлять? — Ты что, дура? — устало произнес Бородин. — Не отправлять, а создать документ на рабочем столе и в корзину кинуть. Будто она написала и передумала. Смотри, не перепутай! — Всё помню я, — обиженно произнесла Юля. — Просто оговорилась. — Все чаты наши удалите полностью. И контакт мой сотрите. — Да понятно, не дебилы мы тут, хоть и книжек не пишем. Ты, главное, порошок мимо бокала не просыпь от страха, — с издевкой произнес Соловьев. — Всё, Юля, харэ тут вату катать, пошли. — Сейчас, переоденусь только… — Да уже можешь так ехать, ей ее тряпки больше не понадобятся. Услышав очередной раскат смеха, Вика сжала кулаки: как было бы прекрасно сейчас ворваться и ударить Вадика табуреткой по голове. Она с наслаждением представила себе, как с хрустом ломаются лобные кости черепа и как испуганно верещит блондинистая Юля… В комнате раздались удаляющиеся шаги, где-то гулко хлопнула дверь. — Бежим, — прошептала Елена, засовывая телефон к Вике в задний карман брюк. Мимолетное прикосновение приятно отозвалось покалыванием в затылке. Они помчались к саду, оттуда к калитке. Костин джип уже ждал их на соседней улице. Влетев в него, они уселись на заднее сиденье. — Ты должен это услышать, — Вика включила аудиозапись. — Женский голос — это секретарь Елены, Юля. Быдлан — это Соловьев, и он походу этой Юле брат. — Наверное, наполовину, — сказала Елена, — у них разные фамилии. — Ну и второй мужчина — Бородин, — продолжила Вика. — Да там всё понятно будет. Пока они слушали, Елена, не проявляя никаких эмоций, глядела в окно, за которым зловеще багровел закат и ветер уже раскачивал кроны, обещая непогоду. Дослушав запись, Костя протянул Вике телефон и попросил: «Перешли это мне». — И что будет дальше? — поинтересовалась она, нажимая на «Отправить». — Дальше будем работать. Для возбуждения уголовного дела этой записи недостаточно. — Разумеется, — фыркнула Елена. — Нужно, чтобы был труп. Только тогда наши доблестные органы смогут что-то сделать. Вам тут фактически признались в покушении на убийство. Чего вам не хватает?! — Вещественных доказательств, — услышав звук входящего, Костя достал свой мобильный и начал быстро набирать текст. — Все, что мы услышали, — это пока только лишь бла-бла. И вообще ваш муж — писатель, он может, к примеру, сказать, что это всё было обсуждением сюжета… сценария пьесы. — Да что за глупости! — Елена дернула за ручку двери. — Ладно, я поняла. Видимо, это у вас норма. Не зря же пишут, что в полицию обращаться с жалобами на угрозы бесполезно, ответ один: «Вот когда убьет, тогда и приходите». Откройте мне дверь, пожалуйста. — Лен, да подожди, — Вика схватила ее за запястье. — Костя, ну что ты в самом деле. Какая пьеса! Ее завтра травить собира… — Успокойтесь обе, — гаркнул Костя. — Что у вас, женщин, за привычки кидаться в крайности? Чуть что сразу истерика. Я не сказал, что мы будем бездействовать. Я просто попытался объяснить, что необходимо провести доследственные мероприятия. У нас теперь есть основание установить в вашей квартире камеры, чтобы взять вашего мужа с поличным. — Извините. Вика почувствовала, как Еленина рука расслабилась, и, не удержавшись, погладила большим пальцем по тыльной стороне ладони. — В общем, вы напишете заявление, к которому мы приложим запись разговора, и на основании этого будут проведены оперативно-розыскные мероприятия. — Хорошо. Прямо сейчас надо написать? — Да… секунду, — он взглянул в светящийся экран телефона. Так, мне нужно позвонить… — он вытащил из папки, лежащей на передней панели, бланк. — Вот. Там сверху паспортные данные, внизу подпись и дата. Костя достал ручку и передал Елене вместе с папкой, на которую сверху положил бланк. — Так что именно там должно быть? — Всё в подробностях: что вы поехали в свой дом, увидели, как человек, который вас до этого преследовал, а так же ваша секретарь беседуют с вашим мужем, и решили записать их разговор. До этого про пищалку напишите. И про установку видеорегистратора — укажите даты, мы потом к делу приложим записи и вещдок. О незаконной слежке упоминать, конечно, не стоит. Мы только с сегодняшнего дня имеем право установить трекер. Он вылез из джипа и отошел в сторону, прижимая к уху телефон. — Ладно, — будто самой себе сказала Елена. — Только вот зачем я вдруг поехала сюда? Причина какая? Вика пожала плечами. — Чтобы поехать в свой собственный дом, не нужны причины. Но вообще для драматизма можно написать, что хотела рассказать мужу о преследовании. — Боже, — Елена вздохнула. — Представляю, как он радовался про себя, когда я ему жаловалась! Все у него шло по плану, — на губах ее появилась кривая усмешка. — У меня пока в голове всё это не умещается. Получается, он про нас с Аней знал всё. И никогда, ни словом… — она покачала головой, сокрушаясь то ли о притворстве мужа, то ли о своей невнимательности. — Получается, да. Но откуда? — Я не… — Елена замолчала, задумавшись. — Ну, вероятно, это Винокурова. Юля, — тут же уточнила она. — Аня часто заезжала в офис, и мы… — она слегка покраснела. — Ничего такого… но мы говорили о многом, сидели близко… может, дверь была неплотно прикрыта… Опустив голову, она принялась писать, так и не закончив фразы. Разглядывать склонившийся над листом бумаги профиль Вика сочла неприличным. Отвернувшись, она посмотрела на Костю, который говорил по мобильному, курил и улыбался той самой идиотской счастливой улыбкой, которая бывает только у влюбленных. Только бы ей не впасть в это состояние, только бы не потерять контроль и не превратиться в блаженную дуру, парящую в небесах. — Помнишь, какого числа мы установили камеру? Вика повернулась: брови у Елены напряженно сошлись на переносице. Вот бы сейчас поцеловать ее в маленькую вертикальную складку, образовавшуюся на лбу. Что бы она сказала? Как бы отреагировала? — Двадцать четвертого. Пометив дату, Елена произнесла: — Передай, пожалуйста, еще раз спасибо своей девушке. — Мы больше не вместе, — Вика затаила дыхание, ожидая вопроса «Почему?» — Извини, — сказала Елена, продолжив писать. На бумаге выстраивались ровные ряды слегка наклоненных вправо букв. Строчки складывались в личную Еленину драму, в которую никак не вписывались Викины чувства и эмоции. — Не думаю, что тебе жаль… — она не стала договаривать, ощущая, как слова вязнут в густом киселе чужой беды. Елена некоторое время молча дописывала, наконец, поставив размашистую подпись, резюмировала: — Недооценила я Олега. Знала, что он деньги любит, но чтобы так… — она усмехнулась. — Дело в деньгах? — Думаю, да. У нас оговорено в брачном контракте, что я не претендую на его гонорары и проценты с продаж, а он — на мой бизнес. Когда мы его составляли, я только открыла фирму, а он еще рассчитывал заработать миллионы на своем втором романе. В общем, если бы мы развелись, он остался бы ни с чем. — А в случае твоей смерти он всё наследует? — Не всё, но контрольный пакет достался бы ему… Бородина аккуратно положила лист в папку. — У меня все деньги в дело вложены. Видимо, он не слишком осознавал масштабов, но когда Фарков предложил за компанию два миллиона долларов, понял, что нельзя птицу удачи из рук выпускать, — Елена усмехнулась. — В общем, что тут говорить… гадко все это, — она закрыла папку и, меняя позу на более удобную, слегка отодвинулась к окну. — А теперь еще и полиция вмешается… — она кивнула в сторону Кости, который как раз направлялся к машине. — Готово? — спросил он, садясь в джип. — Вот, — Елена отдала ему папку. — Проверьте, всё ли там в порядке. Может, я что-то упустила или не так написала. Костя быстро пробежал глазами по тексту. — Вроде всё нормально. Мы сейчас заедем в управление на Новослободской. Там нас ждут уже. Они вышли из джипа и сели в Киа. — Хороший парень, — сказала Елена и завела машину. Мотор заурчал с какой-то грустной безнадежностью, и Вика, ответив: «Да, замечательный», откинулась на спинку сиденья и прикрыла глаза.