Не навреди

Сообщение от Елены пришло утром, когда Вика собиралась на работу: «Привет. Как ты? Спасибо, что всё время была рядом вчера. Меня это очень поддерживало». В душе разлилось тепло, а сердце застучало громче. Сев в кресло, Вика ответила: «Рада, если так. У меня всё нормально, выезжаю на работу. А ты как себя чувствуешь?» Из кухни доносился запах кофе. Мама готовила завтрак и тихо переговаривалась с кем-то по телефону. Дожидаясь ответа, Вика быстро натянула джинсы и футболку. «Ужасно. По мне будто трактор проехался. Следователь ушел в три ночи. У меня такое гадкое ощущение, будто меня раздели перед всеми». — Вика, блины готовы. Иди скорее, стынут! — мамин голос звучал раздраженно. Крикнув: «Сейчас!», она быстро напечатала: «Понимаю. Но главное, что тебе больше ничего не угрожает. А остальное рано или поздно закончится». Уже сидя за столом, она получила ответное сообщение: «Веришь, если бы можно было это как-то замять, я бы так и сделала. Не знаю, что скажу семье, когда они узнают обо всей этой грязи». — Вика, отвлекись на секунду от телефона. Ты слышишь, что я тебя спросила? — Что? — она непонимающе уставилась на маму. — Тебе сметану или варенье? — Сметану. Спасибо, — пробормотала она. «Какой грязи? Ты не виновата, что твой муж оказался подонком». Хлопнула дверь холодильника. Мама со стуком поставила на стол сметану и вышла. «На следствии выяснится, что я изменяла ему с женщиной. И об этом будут говорить в суде! Это стыд и позор!» Вика подняла глаза, посмотрела на стопку румяных, аппетитно пахнущих блинов, на дымящуюся перед ней чашку кофе и написала: «Если ты и вправду считаешь, что это стыдно, то ты не заслуживала любви этой женщины!» С яростью вжимая кнопку, Вика отключила телефон и встала из-за стола. Она не хотела знать, что ответит Бородина, и ответит ли вообще. Внутри нее всё клокотало от злости. Как же ее заебали все эти лесбиянки, «не любящие ярлыки» и падающие в обморок от «слова на букву Л». Лесбиянки, которые мучительно стеснялись, что предпочитают лизать клитор, а не канонично сосать член. Лесбиянки, которые, притворяясь «нормальными», хотели вечно оставаться невидимыми. Елена была именно такой. Дни однообразно потянулись один за другим. Июльская жара окончательно превратила город в пропахшую бензином и выхлопными газами сауну. Ни звонков, ни сообщений от Елены больше не было. К следователю Вику вызвали только через неделю, задали вопросы, к которым она была готова, и пообещали, что постараются больше не дергать. Костя, с которым она все же в один из вечеров встретилась в «Погребке», ввел ее в курс событий. Бородин на допросе вину не отрицал и с гордостью сообщил, что гениальная идея с инсценировкой пришла ему в голову в тот самый день, когда Елена, увидев в их дворе «Туарег», сказала, что теперь «Фольксвагены» ее нервируют. «Я вдруг представил, как моя жена видит на перекрестке машину Вадима и думает, что это та самая, как она дергается и давит на тормоза, как попадает в аварию… а потом меня осенило, — сказал он следователю. — Я не должен был ждать или надеяться, я просто всё взял в свои руки». О романе Елены он к тому времени давно уже знал от Юли, но притворялся, что не в курсе, не желая подталкивать ее к разводу. Лишаться источника дохода ему категорически не хотелось. Понимал, что Елена использует их брак как ширму, но в любой момент может сорваться и уйти — тогда жизнь могла стать куда менее комфортной. Его угнетала финансовая зависимость, и он даже пожаловался следователю, что «ощущал себя заложником ситуации». Он ненавидел жену не за измену, а за то, что она называла его «автором одного романа» и «посредственностью с претензиями на гениальность», — именно этих слов он не мог ей простить. «Полный ебанат», — констатировал Супруненко, на которого запись допроса произвела сильное впечатление. «Говорит: эти деньги мои по праву, я ее, дуру деревенскую, в люди вывел. И не собирался ждать, когда она меня кинет ради очередной извращенки». Упоминая в разговоре свою начальницу, Костя даже тон голоса менял, а глаза его затягивались мечтательной поволокой — это было смешно и немного грустно. Вика никогда раньше не видела его влюбленным, и, возможно, из-за этого он казался немного чужим. Узнав про Викин последний диалог с Бородиной, Костя похлопал ее по плечу и пробормотал: «Не грузись, она того не стоит». Но она стоила. И мысли о ней никуда не исчезли. Вика стерла чат, удалила контакт и изо всех сил старалась забыть. Получалось довольно хреново. Болезненное чувство потери вызывали даже рекламные постеры косметики в метро. Ее триггерило всякий раз, когда она проходила мимо стены с фотообоями в клинике: там над горной грядой плыли облака. Тогда она, тоскуя о том, чего никогда не было, думала об Алтае и воображала, как в какой-нибудь параллельной вселенной они с Бородиной могли бы… Она даже не смогла вытерпеть, когда родители смотрели по телевизору «Трою», — выбежала из дома и час бесцельно бродила по улицам. Рано или поздно якоря утонут в бурном течении времени, рано или поздно все эти мысли, непрерывно кружащие по одной орбите, сгорят в атмосфере. Вика хорошо это знала, но все равно злилась на себя за то, что не умеет мгновенно переключаться и продолжает мусолить ненужные воспоминания. Ничего не исчезло. Она не была готова. Потому что, когда в один из жарких августовских вечеров увидела красное ауди, припаркованное перед клиникой, ее сердце предательски замерло, пропустив удар. Вика шагнула к машине со ступенек, просто чтобы убедиться, что ошиблась и за рулем сидит совсем другой человек. Но никакой ошибки не было. Пассажирская дверь распахнулась перед ней, будто не оставляя выбора, и Вика забралась в салон, пахнущий хорошо знакомыми духами. — Может, хватит? — Что хватит? — спросила она и зачем-то пристегнулась. — Мучить друг друга. Правильнее было бы усмехнуться и сказать: «С чего ты взяла, что я мучаюсь?», но она произнесла: «Хочешь меня?» — и, услышав в ответ протяжный вздох, закрыла глаза и откинулась на спинку сиденья, чувствуя, как машина плавно трогается с места.