***
Как только дверь в комнату Чжамао захлопнулась, парень выдохнул и посмотрел в увеличившееся в размере окно, что затягивало его чуть темневшим сгустившимся пейзажем одиноких улиц после дождя. На одной из таких улиц находился ровно такой же дом, а в нём такой же паренёк, возможно, тоже рассматривал этот гипнотизирующий больной вид снаружи, наполненный сыростью, тоской и несчастьем. Страдал ли он? Вытирал ли засаленным платком вспухшие от слёз алеющие глаза? Чжань знал наверняка, но просто не хотел об этом размышлять. Вжавшись пальцами в поднос, он почувствовал хруст пластика и вздрогнул, а после решил поставить добычу на стол, чтобы ненароком не уронить всё содержимое на ковёр, и лишь проделав эту несложную операцию, он боязливо осмотрелся по сторонам и обнаружил то, насколько темна и пуста его комната, подсвеченная одним только светом догоравшей лампы. Насколько темны и безжизненны простыни на наконец-то заправленной кровати и как бессмысленны комиксы на полке, даже то, как неказист и глуп подаренный сестрой рисунок, обволакиваемый вечерними сумерками. Из звуков до Чжаня доходил мирный звон посуды на кухне, тихий отцовский смех и возгласы сестры, на улице — пение сверчков, затаившихся в тёмно-фиолетовых кустах. И всё это, такое живое и усыпляющее, находилось вне его границ и не завлекало в свою мягкую колыбель осознанности. Оно было где-то там, по ту сторону двери или окна, а сам Чжань застрял где-то посередине, в полном одиночестве, и совершенно не мог сдвинуться с места подобно пиксельной жертве неопытного разработчика. Пустые, запылённые и изведённые временем стены испытывали нужду в постороннем, не принадлежащим им телу, что изредка приходило сюда и заливало их своим нежным светом, пока истинный хозяин только щурился от этих всепоглощающих лучей. Он не умел их ценить. Теперь же, стекая вниз по холодным стенам своей комнаты, Чжэнси закрывал своё лицо руками и изнывал, твёрдо решив, что пора всё исправить. «Пора не размениваться на глупые и детские обиды, недомолвки и никчёмные интриги. Пора ворваться в квартиру этого слезоточивого разгильдяя, схватить его за острые твёрдые плечи и вытрясти весь бред, что он успел себе надумать за время своей затяжной импровизированной простуды», — подумал Чжань и с надрывом вздохнул, всё ещё слушая пение сверчков и мистический гул тяжёлых одиноких стен.стены
1 мая 2022 г. в 09:14
После случившегося Чжань ещё долго приходил в себя, рассматривая оголившиеся от напряжения молочно-белые костяшки пальцев, как результат подавленной агрессии или, более уместно сказать, обиды.
Отныне пасмурный образ Цзяня И мелькал везде, забираясь под кухонный стол, когда он ужинал с семьёй, в плазменный экран и, в конце концов, в его собственное сердце.
Чжэнси это напрягало, и он нервно сглатывал, заставляя мать подумать о том, что их сегодняшний ужин оказался невкусным.
— Слишком солёный? — взволнованно спросила женщина, пробуя еду на вкус и забавно принюхиваясь.
— Что ты, мамочка, наоборот очень-очень вкусно! — вмешалась шумная сестра, не отводя глаз от тарелки. — Просто братик сегодня какой-то особенно хмурый.
Скорчив недовольную мордашку и картинно поджав губы, она посмотрела на СиСи но, не дождавшись его реакции, вновь уткнулась в ужин и вздохнула.
После этого каждый член семьи, включая рассудительного и слегка неразговорчивого отца, посчитал своим долгом поинтересоваться состоянием Чжаня, поставив напряжённого и ничего не понимавшего парня в самый центр их всеобщего внимания, отчего ему стало некомфортно до дрожи в коленях.
— Как там Цзянь И?
Вопрос слетел с уст матери легко, непринуждённо и безвозвратно, ударился о воздушное пространство и отбил Чжэнси не только лёгкие, но и, кажется, вкусовые рецепторы.
Всё внутри него начало переворачиваться и подавать признаки обморожения, но он, как и всегда, не выпускал эту нестерпимую тревогу на волю, держа её на крайне коротком поводке.
Коротком, прочном и сдавливающем. Таком, чтобы перехватывало дух и хотелось стиснуть зубы.
Чжэнси не знал, почему так сильно привязался к поводку, на котором держал сам себя уже который год и не спускал даже тогда, когда хотелось взвыть от боли, несправедливости и странного, непривычного чувства, что холодной поступью прокрадывалось в его сердце.
Он бы с радостью снялся с цепи, что гвоздем прибита к его собственной кровоточащей ладони, но всякий раз, как его мозг пытается сообразить что-то путное и изменить ситуацию, из губ выбрасывается неизменное: «Всё хорошо», и Чжэнси проваливается.
Проваливается в бескрайнюю серую пучину запретных, закрытых на замки размышлений, о которых он не желал думать.
Так случилось и сейчас, когда разговор зашёл про, черт его дери, Цзяня И: вместо того, чтобы поделиться сокровенным и тревожащим, молодой человек лишь нахмурился и аккуратно сложил оставшуюся еду на маленький поднос, поблагодарил маму за ужин и удалился в свою комнату, пообещав, что не будет мусорить.
— Я доем всё там, — глухо отозвался он, чуть обернувшись и звеня чашкой. — Мне... Мне бы хотелось посмотреть выпуск одной интересной программы... Как-никак, всем классом целую неделю ждали.
Легенда на то и являлась легендой, чтобы быть слишком неестественной и подозрительной, хотя от СиСи действительно отстали, подумав, что за эту неделю парень всего-навсего устал, но, по обыкновению, не посчитал нужным жаловаться.