***
Положив своё устройство на прикроватную тумбочку, И сам почувствовал то, как рагружается его миллион раз перекроенная душа. На ней, как и на любой другой идеальной душе, было действительно много швов: то душа росла и перетиралась о стенки ребёр, то в неё вонзались острые предметы, и бедняжка иссыхала от тревог, ревности и иных раздражителей. Теперь, превозмогая кривые швы, там росли ромашки, пропитываясь его собственной кровью вместо воды. Парень даже чувствовал, как их стебельки и листья щекочут, царапают его изнутри, и он не может ничего с этим поделать, потому что, как известно, никто ещё не делаел харакири лишь потому, что у него вдруг зачесался кишечник. Вместо этого находчивый Цзянь старался двигаться или кашлять, чтобы хоть как-то сдвинуть мешающие растения с места, но на самом деле это ещё ни разу не приводило его к нужным результатам, зато было неплохой «игрой», с помощью которой можно было на некоторое время отвлечься. Милой игрой со смертью. Он был даже рад, что недуг не застал его в то время, когда мама ещё была здесь, с ним. Она, при всей своей суровости, точно бы не смогла смотреть без слёз на то, как их прохладная ванная превращается в процедурный кабинет, наполненный кровавыми ватными тампонами, влажными алыми лепестками в раковине и добрыми тёмными сгустками всё той же свежей крови, что с завидной регулярностью производило на свет её единственное дитя. Казалось, что бы ни происходило в этом мире, Цзянь И был неизменно рад.***
В школе был большой обеденный перерыв, во время которого самые прожорливые наворачивали еду в столовой, самые счастливые бежали вкушать пищу домой, перебегая одну-единственную дорогу, а самые стойкие выходили на прогулку, чтобы питаться витамином D и собственными размышлениями (самые потрясные, поедавшие свой обед на свежем воздухе, раздражали самых стойких, и оба лагеря презрительно друг на друга поглядывали). Среди всей этой суеты вертелась всё та же неизменно-заурядная староста. Изнемогая от жары, девочка шагала к лавочке на своих коротких круглых ножках, пытаясь увидеть хоть что-нибудь из-под сальной чёрной чёлки. — Ты говорила с ним? — где-то рядом послышался знакомый, но на удивление резкий голос, и от неожиданности староста взвизгнула так, что её щёки забавно затряслись. Убрав волосы с лица, она увидела перед собой Чжэнси в сопровождении Хэ Тяня и Мо (последний стоял в сторонке и комично чесал затылок, делая вид, что он здесь не при чём). — Святые Угодники! — выпалила девочка, весьма развязно плюхнувшись на лавку. — Не дают продохнуть... Говорила я! — И… — пытливо протянул СиСи так, будто уже давно позабыл о собственном безразличии. — Что он тебе сказал?! Стоило Чжаню задать этот вопрос, как из-за спины парня выглянуло две недовольные и потные от жары юношеские головы, походившие на вылизанные леденцы в жаркий день. Леденцы косились на старосту и тоже ждали ответа, так что ей было крайне невыгодно возмущаться. — Да сказал он мне, что у него температура скачет, и он схватил сильную простуду, хотя мне слабо в это верится… — Почему же? — А это вы сами должны знать! — не вытерпела староста, доставая из рюкзака шуршащий пакет, в который был завёрнут сэндвич. При виде него у Рыжика непроизвольно разыгрался аппетит и он агрессивно сплюнул, отойдя ещё на пару шагов назад. — Дружите с таким красноречивым болтуном, а ещё спрашиваете, почему я считаю его слова ложью?! — Во-первых, он не лгун. Это раз, — вмешался в разговор Тянь, деловито опираясь на стоящее рядом дерево. —Во-вторых… Чжань Чжэнси посмотрел на друга очень странным печальным взглядом, и его губы дрогнули. Одна его часть была благодарна Хэ за то, что он заинтересован в их общей проблеме, другая же понимала, что Тянь сам того не подозревая выгораживает Цзяня, и эти янтарные весёлые глаза отлично умеют обводить вокруг пальца и лгать. — Во-вторых, скажи в каком настроении был малыш И, а после мы от тебя отвяжемся. Идёт, Альбондига? —Как ты меня только что назвал? — подняла брови девочка и с любопытством посмотрела куда-то вверх сквозь всё те же круглые нелепые очки. — Красотка, говорю, — подмигнул Тянь. — Я просто своего рода испанец. Учуяв явную наглую ложь и не оценив столь дёшевый и корыстный подкат, ГуаньШань стукнул Тяня по спине и открыл было рот, чтобы захлестнуть парня собственной ненавистью, но он вовремя, а главное крайне соблазнительно приложил палец к губам Мо и сладко прошептал заветное: «Тэцубинчик, не кипятись», чем разозлил его ещё больше, но дал неплохую пищу для размышлений, что же такое этот грёбаный «Тэцубин». — Ай, льстец! — махнула рукой староста, но всё же растаяла, как сахар. — Ваш Цзянь был как всегда в хорошем расположении духа: смеялся сквозь кашель, увиливал от ответов, шутил… Все трое парней, включая Мо, синхронно, но едва заметно улыбнулись, как бы страшась того, что своей преждевременной радостью перебьют что-то хорошее, но девочка продолжала говорить и даже не меняла тона, игнорируя эти ухмылки. — Плохо только, что разок-другой пошутил про смерть. Спокойно. Не меняя тона.