Более не было жизни.
Не было яркого солнца, тяжёлых оранжевых небес и кислорода.
Не было Цзяня И.
На горизонте оставались пустые жёлтые облака далеко над землёй, блеск мрамора и заплаканные лица.
В тот день плакал даже Мо ГуаньШань, склонив бритую голову в сторону абсолютно безжизненного, сконцентрированного на собственных мыслях Хэ Тяня, который всем своим видом напоминал людей, что с трудом пытаются держаться, смотрят наверх стеклянными глазами и считают в уме элементарные примеры, чтобы отвлечься и не сойти с ума.
— Такая глупая, глупая смерть, — сквозь зубы цедил Рыжик. — Ну почему?! Такая же глупая, каким был он сам.
Погорячившись, Мо поджал губы, махнул рукой и отвернулся, оставляя следы слёз на тёмном пиджаке Тяня.
Рыжик не подозревал, что однажды станет оплакивать человека, которого когда-то ненавидел и даже забил ему стрелку. Это просто не укладывалось в его буйной голове и вызывало катастрофический диссонанс.
Чжань Чжэнси стоял чуть поодаль от них, и если бы сейчас была зима, заслоняющая могилы заснеженными, густыми, как пена, покровами, то из-за побледневшей кожи его вряд-ли бы заметили остальные присутствующие.
Чжань помнил абсолютно всё, начиная с прощания, когда перед всеми было выставлено белое, слегка осунувшееся тело совсем юного парня, и заканчивая тем, когда это самое тело обратили в прах.
О, насколько пугающей и безнадёжной была эта угасающая неживая красота...
Этот спокойный лик, который омрачали лишь едва заметные изгибы белёсых бровей, как будто при смерти И отчаянно боролся, был расстроен или с несокрушимой жаждой к жизни пытался встать и сказать что-то.
Эти пепельные, тонкие волосы, мягко разбросанные по белой подушке, и руки, сложенные в своём последнем жесте.
Все вокруг плакали, стыдливо вытирая слёзы со стеклянного колпака открытого гроба и, уже уходя, подмечали, что, по крайней мере, он умер в спокойствии, но каждый раз, с жадностью вглядываясь в его черты, Чжань знал, что это далеко не так, и его друг детства умер в ужасных муках.
Это разрывало его на части.
Вина, скорбь, горечь утраты и поздно проявившаяся любовь были самыми настоящими всадниками апокалипсиса, а он — казнённыйв эпицентре событий. Он привязан к лошадям всадников, что разъезжаются в разные стороны и по итогу рвут его тело на части.
Чжань Чжэнси — пустой сосуд без души, что всю свою жизнь хмурился и отворачивался, пока рядом вертелся жизнерадостный Цзянь и смотрел ему прямо в рот, растягивая губы в подлинной детской улыбке.
«Хватит лыбиться без причины. Это странно», — ворчал СиСи всякий раз, когда И устраивал в своей голове незримое юмористическое шоу.
Теперь Чжэнси жаждал проявления этой глупой черты на лице, что более никогда не улыбнётся.
***
На следующий день после похорон Чжань более не метался в истерике, как это было до, и не хватался за голову, жалуясь самому себе на то, что изменить уже невозможно.
Телефон, на который приходили десятки сообщений с соболезнованиями, был выключен, и дома не было никого кроме их с сестрой.
Более не было оранжевых тяжёлых небес.
Была лишь серая квартира. Настенные часы. Горький чай. Как никогда выглаженная рубашка, висящая на вешалке.
Была и маленькая девчушка с русыми волосами со вплетёнными в них тугими бантами, которой родители зачем-то поручили приглядывать за старшим братом, пока их нет дома.
Ни в чем не повинное дитя, которому ещё в полной мере неизвестна смерть. Дитя, что искренне не понимает, почему на её веселье отвечают подавленной агрессией и игнорируют.
Малышка Чжань Цзы Цянь не знала, как подойти к брату, ведь он, совершенно не скрывая этого, от неё отгораживался, бросал несвойственные ему нервные улыбки и отмахивался, говоря, что просто хочет подышать свежим воздухом, так как засиделся в душной квартире.
— Родители зачем-то сказали за тобой приглядывать, — несмело начала она, почёсывая затылок маленький ручонкой, обрамлённой розовым шуршащим браслетом. — Говорят, что тебе сейчас очень тяжело.
— Врут, — отрезал Чжэнси и легонько коснулся кончика её хвоста.
— Нет! — нахмурила брови Цзы Цянь и отпрянула. — Мама с папой никогда не врут. Говори, что с тобой!
Выслушав эту грозную речь, Чжэнси закатил глаза и грустно усмехнулся.
— Я думаю, что скажу тебе! — сказал он уверенно и таинственно, вглядываясь в лицо сестры так, как смотрят взрослые в лица малышей, когда хотят получить их доверие. — Я просто-напросто жутко устал. Неужели ты не позволишь мне прогуляться немного в одиночестве?
Последний вопрос прозвучал подобно упрёку, и губы Чжань Цзы Цянь дрогнули, а задумчивые, почти кукольные глаза забегали.
— Я... Я думаю, что можно, — неуверенно прошептала она, не желая казаться надменной.
— Вот и славно.
***
Примерно через час в одном из центральных парков был замечен парень, подозрительно долго сидевший на лавочке в одном положении.
Казалось бы, что в этом особенного?
Обычный старшеклассник в красивой выглаженной рубашке, светлых джинсах и
контрастирующих с ними тёмно-бордовыми ботинками.
Спокойный, ясноглазый парень, что в тишине наслаждался расцветавшей, едва пробудившийся природой, которая яркими бликами отражалась в синеве опустевших глаз.
Парень, из разрезанных вен которого прямо на асфальт сочилась багровая, вязкая кровь.
