Вечная пропасть

      Я неслась в школу так, что мой шейный бант растрепался, а пучок, который я успела соорудить наскоро из густых непослушных волос, съехал и вьющимися от природы прядями падал на лоб. Я так спешила, что успела лишь плеснуть холодной воды в лицо и почистить зубы, хорошо, что хоть в душ сходила вечером.       Я пронеслась мимо зеркальной стены лицея де Грайф, взбегая по ступеням крыльца, и отметила свое бледное выражение лица. Коридоры и рекреации школы были пусты, несмотря на то, что до начала урока оставалось минут пятнадцать. Опоздания — это национальная привычка французов, поэтому все приходят почти к самому звонку, особенно это касается учителей. Что ж, сейчас мне это даже на руку.       Я поднялась на второй этаж, где была Рене, и ужаснулась размеру пакета с непристойными листовками в ее руке, которые она уже успела снять.       Пытаясь отдышаться, я поприветствовала подругу и спросила:       — Что ты вообще забыла в школе так рано? — я еще лежала в кровати, когда подруга срывала плакаты с моим лицом и написывала мне в Фейсбук.       Девушка, будто обиделась, и произнесла:       — Звучит, как предъява. Я живу недалеко от лицея и бегаю по утрам на районе. Забыла воду дома, вот и решила зайти купить газировки в автомате, — только сейчас я заметила, что она одета в спортивный наряд, а облегающая футболка пропиталась потом и прилипла к груди темным полукругом, — боюсь, что вдвоем мы не справимся, а это только второй этаж. Мне еще нужно успеть забежать домой и переодеться. Я сделала все, что могла, Коралина.       Я решительно закивала и забрала у девушки пакет, начиная усиленно сама срывать листовки. Фотографию моего лица взяли с аватара в профиле на Фейсбук. Я мило улыбалась, когда мама решила запечатлеть меня в саду у моей бабушки летом:       — Где Хуберт? Может быть, он сможет помочь, — с мольбой во взгляде спросила я у Рене.       — Он опоздает на первый урок, сегодня ему снимают гипс. Оставь это все, Коралина, кто-нибудь все равно это увидит, — она сжала мое плечо и забрала пакет, — это неизбежно. Отнесись к этому, как шутке на первое апреля.       Я безвольно опустила руки, глядя на чудовищное уничтожение моего достоинства, и отошла к окну, пряча непрошенные слезы. Она права: мы чисто физически не смогли бы снять все листовки, тот кто невзлюбил меня очень хорошо постарался. Возможно, это даже был не один человек. Сибилла, Вааст, Вивьен — кому еще я могла перейти дорогу?       Подруга пообещала, что скоро вернется и широким шагом побежала домой, оставив меня одну в рекреации в полном раздрае.       — Тебе идет этот прикид, — я резко подняла голову, и сердце екнуло от волнения: оставаться один на один с Ваастом я теперь откровенно боялась. В руках у парня была банка с лимонадом, и я прокляла, что автомат с газировкой стоит именно на втором этаже.       — Это твоих рук дело? — я хотела спросить гневно, но вся моя злость превратилась в неуверенное блеяние овцы.       Парень подошел ближе, внимательно рассматривая мое лицо, и большим пальцем поднял ушко алюминиевой банки. Характерный щелчок и шипение показались слишком громкими и тревожными в тишине вестибюля.       — Я? С чего бы это? Мне не нужны конкуренты, — он кивнул на провокационную надпись на плакате и занес руку над моим лицом. Я инстинктивно зажмурилась, но его пальцы лишь схватили мою светлую прядь волос и заправили за ухо. Сама того не осознавая, я ударила его по ладони, вжавшись поясницей в подоконник — отступать было некуда.       — С чего я тебе должна верить? — отбиваться словами было не самым умным решением в сложившейся ситуации, но и оставлять между нами дрожащее молчание было чревато последствиями.       — А с чего я должен доказывать тебе, что это не я? — я уловила опять знакомый аромат лаванды, исходящий от Вааста, и отметила про себя, что теперь это не самый мой любимый запах. Его вопрос был чертовски логичен, у меня не было абсолютно никаких рычагов давления на него и самого главного — доказательств.       — Я попрошу охрану посмотреть по камерам и вычислить того, кто это сделал, — на мое заявление парень сделал большой глоток лимонада и сократил дистанцию между нами.       — Даже, если бы кому-то было не все равно на эту мелкую шалость, камеры здесь повешены лишь для вида и иллюзии безопасности, — я метнула быстрый взгляд на неприметные полусферы под потолком и заметила, что световой индикатор, возвещающий о включенном устройстве, не горит.       — Но это же нарушение норм…— Вааст сделал последний шаг, разделявший нас, и, поставив банку на подоконник, заключил меня в ловушку, уперев руки по обеим сторонам.       — Ты такая правильная и законопослушная, что у меня не осталось сомнений, что ты действительно девственница, полторашка. На тебя начнется охота… — я похолодела и бросила ему в лицо презрительное:       — Меня что, будут насиловать?       Вааст наклонил голову и улыбнулся, от его губ пахло колой, а кудри падали на глаза, скрывая опасный блеск.       — Ты дурная, полторашка, или прикидываешься? Конечно, нет. Но отныне ты привлекла внимание, и многие парни захотят познакомиться с тобой поближе, попытаются соблазнить. Это азарт, гонка за респект, а…ну и еще штука зеленых в случае успеха, — я поморщилась и помотала головой, пытаясь отодвинуться еще дальше, что было невозможным.       — Это бред. Чушь. Никто в своем уме не будет домогаться до школьницы…       — Это не монастырская школа, а лицей де Грайф. И ты плохо знаешь внутренние правила и порядки. Я неправильно выразился: это не просто компрометирующая тебя листовка. Это призыв. Это «дано» сложной задачки со звездочкой и решить ее может кто-то один. Игра началась, — слова Вааста заставили мои глаза расшириться от ужаса, ноги онемели, а кровь резко отхлынула от лица.       Он блефует или говорит правду? Почему Рене не сказала, что это не просто позорящие мою честь листовки, а условия отвратительной игры? Парень видел, какой эффект на меня произвел, и, когда понял, что я не в состоянии сбежать, отстранился, допивая колу и с хрустом сжимая алюминиевую банку в кулаке, произнес:       — Только если ты не согласишься на сделку со мной, — я впервые за эти десять минут диалога судорожно втянула воздух от пропавшей близости и вопросительно посмотрела на одноклассника, — я могу взять тебя под свою абсолютную защиту. Если ты согласишься, никто к тебе и пальцем не притронется, не подойдет и на метр.       Очень заманчивое предложение от самого похотливого парня из всех, кого я только встречала.       Мои губы сложились в язвительный оскал, и я поинтересовалась:       — А взамен что? Моя девственность? — Вааст секунды две смотрел на меня, пытаясь понять, шучу я или нет, а потом запрокинул голову и засмеялся так, что его хохот волнами разошелся по пустой рекреации и еще пару мгновений эхом отдавался в ушах. Когда он успокоился и замолчал, его зеленые глаза искрились весельем, что на секунду я даже позволила себе удивиться, как притягательно преобразилось его лицо без надменной ухмылки:       — Сдалась мне твоя костлявая задница, полторашка. А — мне нравятся более фигуристые девушки, Б — более опытные.       — Тогда что тебе с этого? — холодно спросила я, не разделяя его веселья.       — Я хочу услугу. И не одну. Хочу, чтобы ты стала моей послушной собачкой. Давала списывать домашку, как попрошу. Послушно выполняла мои просьбы принести воды или булочку из столовой. Хочу, чтобы ты безотказно слушалась меня во всем. Без всякого интима, разумеется.       Я часто заморгала, будто меня не к месту хватил тик, а мое выражение лица, наверное, сейчас было невообразимо глупым, потому что я не верила в услышанное и пыталась осознать, насколько серьезны его слова. Непонимание сменила тихая и безудержная ярость:       — Ты рехнулся, Вааст? Засунь свои извращенные фантазии себе в зад. И держись от меня подальше. Мудак, — выплюнула я последнее слово и быстрым шагом пошла к лестнице, боднув плечом парня. Мимо меня просвистела помятая алюминиевая банка, которая стукнулась об пластмассовое мусорное ведро, умостившись прямо на его дне с расстояния в метров пять.       А в спину мне прилетело веселое:       — Я тебя предупредил, полторашка. Потом не жалуйся.       Я бросила пакет с листовками в то же самое ведро и, не оборачиваясь, направилась на смертную казнь, а именно к кабинету двести два. Туда, где начались все мои несчастья. Вся моя чертова жизнь это череда сплошных унижений, неудач и одиночества. Почему я решила, что здесь все будет иначе?

***

      Прибывающие в школьное заведение ученики уже перешептывались, останавливаясь у плакатов, и спрашивали друг друга: Кто такая Коралина Леклерк?       «О, скоро вы узнаете меня» — мрачно усмехнулась я про себя и встала напротив кабинета математики, хмуро буравя взглядом ряд листовок, обильно украшающих стены четвертого этажа.       Мои одноклассники смеялись и чуть ли не тыкали на меня пальцем. Сибилла морщила свой маленький носик, глядя на неумело отфотошопленное изображение, однако, я видела в ее глазах злорадство и триумф.       — Тебе не привыкать, верно? — я удивленно посмотрела на парня, который встал рядом со мной и заметила, что мой сосед по парте выше, чем я думала. Это первый раз, когда Фирмин заговорил со мной. Сегодня его шарф на длинной шее был темно зеленого цвета.       — Да. Как-то раз в девятом классе одному мальчику не понравилось, что я отказала ему в танце на школьной дискотеке. Он рассказал всем своим знакомым, что я — шлюха и дала ему прямо в туалете, — мои кулаки невольно сжались от унизительного воспоминания из прошлого, но я продолжила, — я была глупой и не знала, что делать в подобных ситуациях. Решила, что лучше с ним поговорить с глазу на глаз, попробовать убедить рассказать всем правду. Мы договорились встретиться на заднем дворе школы после уроков, он был не один, а в окружении других парней, — я моргнула, а взгляд остекленел.       — И что было дальше? — спросил Фирмин после затянувшегося молчания, его голос казался безучастным, однако, он вытащил один наушник и смотрел мне прямо в глаза.       Во рту резко пересохло, слова дались с трудом:       — Он сказал им, что я назначила встречу, чтобы отсосать ему. Их удивленно-восторженные лица, когда я пришла, я помню до сих пор. Они поставили меня перед фактом: если я не отсосу каждому, они расскажут все моим родителям. Глупая угроза, если так подумать, но мне тогда было очень страшно. Я отказалась. Меня…меня отпинали, оплевали и еще забрали пару евро на обед.       — Гнусная история, — подвел итог Фирмин, и я поняла, что одноклассник немногословен, что, возможно, и к лучшему. Мне не нужна ничья жалость и сострадание.       — Да. Поэтому мне все равно на тупые картинки, — в рекреацию вошел Вааст с парой каких-то шумных парней и, отыскав взглядом меня, многозначительно улыбнулся, кивая на Фирмина.       Мой сосед по парте, будто не обратил внимания, и, прежде чем вставить наушник обратно в ухо, произнес:       — Это не просто тупые картинки. Это ивент.       — Ивент?..       Но ответа я получить не успела, прозвенел звонок на урок, как всегда оглушая барабанные перепонки. А вместе с ним широким шагом к кабинету направлялся мистер Реймонд. Он, наверное, как обычно, ехал на лифте и еще не видел ожидающий его сюрприз.       Я поджала губы и, не отрывая взгляда от его высоченной фигуры, следила за тем, как мужчина на секунду замедлил шаг, оглядывая стену. Весь класс затаил дыхание, готовясь к предстоящему шоу. Мое сердце забилось, а уши почему-то запылали, как будто это не мое лицо приклеили к сексуальной монашке, а это и была я. Его брови сошлись на переносице, время замедлилось, и каждая секунда тягучей каплей падала в чашу моего ожидания.       Затем, как ни в чем не бывало, учитель открыл кабинет и вошел первым, не обращая внимания на столпившийся в рекреации класс. Все потянулись к проходу, кидая на меня смеющиеся взгляды, и я с тяжестью, словно мой пиджак приклеили к стене, двинулась за ними следом.       Урок проходил, как обычно, на первый взгляд. Однако, я ощущала какую-то тяжелую ауру, исходящую от мистера Реймонда, агрессивную и опасную. Его взгляд прошелся по учащимся, будто видел каждого насквозь. Он остановился на секунду на мне, и я тут же уставилась в раскрытую тетрадь, где так и не написала ни слова. Мне не показалось: мистер Реймонд был поистине зол. Но на кого?       Я взяла карандаш и вывела на полях своей тетради вопрос, пододвигая ее к Фирмину:       «Что значит «ивент»?»       Сосед по парте раздумывал пару секунд, но взял мой карандаш тонкими пальцами и написал чуть ниже. Его почерк был хаотичным и еле читаемым, но я разобрала:       «Событие. Как в онлайн-играх.»       Далее моя тетрадь то и дело кочевала от его половины парты к моей, и я возрадовалась, что сижу в предпоследнем ряду, подальше от глаз учителя.       «И в чем суть?»       «Выполнить условие и получить награду.»       «Есть какое-то негласное правило, касаемо подобных листовок, или откуда ты это знаешь?»       «Это не обязательно должны быть листовки. Это могут быть посты в нашей конфе в Фейсбук, письма с инструкциями, надписи на доске и т.д. Каждый год происходит что-то подобное.»       «И кто их придумывает?»       «Никто не знает. Это может быть один человек или разные»       «Что было в прошлом году?»       Фирмин прочитал мой вопрос, а его тонкие светлые брови нахмурились. Он не спеша подтянул пальцами мою тетрадь и нацарапал:       «Развести мистера Реймонда на секс»       Внутри что-то рухнуло, я тяжело задышала, буквы заплясали перед глазами, а невидимый паззл в голове дрогнул, складываясь. Полагаю, это были не листовки, а какое-нибудь анонимное сообщение в группе в Фейсбук.       «И что за награда?» — быстро вывела я.       Внезапно, знакомые длинные пальцы легли на мою тетрадь, закрывая ее. Волосы на затылке зашевелились, сердце забилось, и я, боясь даже посмотреть на учителя, положила руку на тетрадку, прижав ее к парте и решив, что буду бороться за нее до конца. Ему нельзя это прочесть.       Но мистер Реймонд не пытался ее отобрать, лишь смотрел на меня с высоты своего внушительного роста, смотрел без эмоций. И от его взгляда исходил холод, буквально опаляющий кожу. Ход времени замедлился и остановился, обратившись в бесконечность.       Я тупо пялилась на свою маленькую ладонь, вцепившуюся в однотонно синюю обложку тетради, и его большую, недвижимо застывшую рядом с моей.       Наконец он поднял руку и махнул в сторону кафедры, обращаясь ко мне:       — К доске, Леклерк.       Я беззвучно выдохнула и встала, молясь, чтобы он не забрал тетрадь, прошла к возвышению под колючими взглядами одноклассников. На доске была написана функция, и нужно было найти производные и их значения. Я бросила взгляд назад и с облегчением заметила, что учитель вернулся за свой стол, внимательно следя за мной.       Мел скользил в моих потных ладонях, я встала на цыпочки: он писал примеры действительно слишком высоко для моего роста. По классу прошлись тихие смешки, раздались негромкие комментарии.       — Молчать, — рявкнул мистер Реймонд, и ропот стих.       Ближайшие пять минут в аудитории раздавался только скрип мела по доске и скрежет ручек одноклассников, которые записывали решение за мной. Я ощущала взгляды спиной, но боялась обернуться, даже не зная, правильны ли мои вычисления.       Когда была поставлена финальная цифра, я отошла и робко взглянула на учителя.       Внезапно, он снисходительно улыбнулся и кивнул на мое место:       — Очень хорошо, мне уже показалось, что Вы пропустили все мои объяснения, — так и было, но у меня была отличная память, а это мы уже проходили в десятом.       Озвучивать подобное я, конечно же, не стала и направилась на свое место.       Фирмин одарил меня каким-то странным сочувствующим взглядом, тетрадь открыть я не осмелилась.

***

      Звонок с урока стал проклятьем, это я поняла немногим позже. Я забыла уже, как выглядят школьные стены без плакатов, и, к моему удивлению, чертовых листовок уже не было. Зато остались вездесущие взгляды учащихся: кто-то смотрел заинтересованно, кто-то презрительно, кто-то с жалостью. Теперь они все знали, кто я такая.       Я искала взглядом в толпе Рене, но ее, словно след простыл, зато мне навстречу шагал довольный Хуберт. Его широкая улыбка немного приободрила меня, и я пожала ему руку, осторожно ощупывая теплую кожу:       — Не больно? — парень рассмеялся и вызывающе сжал мою ладонь так, что я вскрикнула, — все-все, поздравляю, отпусти.       — Тебя тоже можно поздравить? Ты теперь местная звезда, Коралина, — я поморщилась, оглядела вестибюль и, желая укрыться от взглядов, потянула Хуберта на лестницу.       — Мне нужна Рене, я хочу задать ей пару вопросов.       Хуберт послушно пошел за мной следом и спросил, перешагивая через одну ступень:       — Я видел ее последний раз еще дома. Какие у тебя вопросы?       — Ты знал, что оказывается в этой чертовой школе даже буллинг не бывает обычным? Это все азартная игра. Гонка.       Лицо Хуберта стало серьезным, а голос тише:       — Это все знают, Коралина. Я остановилась ступенью выше, так, что мы сравнялись с одноклассником ростом, сжимая губы в тонкую полоску:       — Тогда почему Рене не сказала мне?       Парень пожал плечами, запуская здоровую пятерню в короткий ежик светлых волос, и произнес:       — Не хотела тебя пугать, наверное.       Я прищурилась, пытаясь отыскать в этом толику здравого смысла, и спросила:       — И что ты думаешь об этой «игре»?       Хуберт с немигающим взглядом, возможно, даже слишком быстро ответил:       — Я не участвую. Мне неинтересно. Играет только тот, кто хочет.       — Я могу пойти к директору и рассказать об этом?       Внезапно, одноклассник схватил меня за рукав и приблизился. Его голос перешел на шепот, а спускающиеся по лестнице ученики начали недоуменно оборачиваться на нас:       — Я тебе не советую. Я серьезно, Коралина.       — И что прикажешь мне делать? — я говорила спокойно, однако парень, если честно, ни на шутку напугал меня.       Хуберт расслабился, его лицо приобрело снова смеющееся выражение, однако взгляд остался настороженным:       — Успокойся, Коралина. Воспринимай это все, как шутку. Никто всерьез не будет до тебя домогаться. А если попробует, Рене и я всех раскидаем, только скажи, — мы двинулись дальше, а я обдумывала его слова. Подруга сказала мне то же самое сегодня утром, будто я действительно могла расслабиться и посмеяться с этого, как с безобидной шутки.

***

      Остаток учебного дня прошел весьма странно: в столовой ко мне подсели по очереди пара парней, пытаясь познакомиться, да и еще с таким невозмутимым видом, будто никакой листовки с ценой за мою девственность не видели.       На уроке французского мне на парту упала записка: «Не хочешь посекситься, красотка?» Я злобно ее скомкала и запульнула ее в ответ. Кажется, это был капитан футбольной сборной — Поль.       Урок географии на неделе был в первый раз, и я немного запуталась в кабинетах. На помощь мне пришел парень младше меня года на два с ямочками на щеках и услужливо показал дорогу.       Еще один «игрок» — так я стала про себя называть всех, кто делал жалкие попытки вступить со мной в контакт — предложил донести сумку до остановки, когда я вышла на школьное крыльцо. Я отмахнулась и удивилась, что ни один из ребят не был настойчивым. И, возможно, не знай я истинную причину их повышенного интереса к моей персоне, мне было бы приятно их внимание.       Подобной популярности я не ощущала за всю свою жизнь и подумала, что, быть может, это все не так страшно, как показалось на первый взгляд. В конце концов, до тех пор, пока никто не перейдет моих личных границ. И пока что, самое ироничное то, что сделал это человек, который предлагал свою защиту.       Рене я так и не встретила, как будто она растворилась в воздухе, я попыталась вспомнить, была ли она хоть на одном уроке, и поняла, что девушка, кажется, не вернулась после нашей утренней встречи в школу. Я написала ей в Фейсбук, все ли с ней в порядке, и поехала домой на автобусе.

***

      Брови моего психолога Лауры, то застывали неподвижно на несколько долгих минут, то взлетали чуть ли не к самому основанию лба, ту хмурились, надвигаясь на глаза, пока женщина читала мой дневник. По ее эмоциям я пыталась определить дошла ли она до момента, где я в подробностях описываю свой эротический сон с учителем, однако, вот она захлопнула мой дневник и пристально уставилась на меня. Я вжалась на мягкой кушетке, мечтая провалиться под ее изучающим взглядом, и приготовилась к целому часу унижения и лекциям на тему ограничений, связанных с отношениями между учителем и учеником.       — Я хочу сегодня поговорить о Вашем отце, Коралина. Расскажите мне о нем.       Я моргнула, не ожидая подобного разворота беседы и радуясь, что сегодня не придется говорить о моих чувствах к мистеру Реймонду:       — Каким я помню своего отца… — передо мной предстал образ мужчины с волнистыми каштановыми волосами и теплыми кофейного цвета глазами, который бесповоротно охмурил мою мать, приехавшую в Париж учиться по обмену.       Настоящий француз с звучным именем Жан Леклерк умен, начитан и любезен. Я мотнула головой и попыталась вспомнить его таким, каким видела в последний раз, в одиннадцать лет:       — Папа всегда шутил и очень громко смеялся. Нервничал, когда мама задерживалась на работе. Не любил говорить о делах в выходные дни, поэтому всегда отключал мобильник в вечер пятницы. Был очень самоуверен и остроумен, чем очень бесил мою мать, потому что она всегда проигрывала в спорах с ним. Он был скупердяем, не давал лишнего цента, пока не узнает, на что конкретно он пойдет. И одновременно с этим страдал от безнадежной лудомании, поэтому…поэтому мама ушла от него. Но причем тут он?       Лаура что-то черкнула в своем блокноте и ответила, как всегда лениво и тихо:       — Отцы, Коралина, влияют на детей не так, как матери, в частности в таких областях, как общение со сверстниками и достижения в школе. Исследования показали, что девочки, в чьих жизнях участие отца было минимальным, часто становятся сексуально распущенными, а когда они вырастают им сложно наладить здоровые отношения с мужчинами.       — Но я не сексуально распущена, я…я девственница, у меня даже нормального поцелуя не было.       — Это лишь возможный сценарий, Коралина. Папа — первый мужчина, которого девочка принимает в свою жизнь. Поэтому женщины зачастую подсознательно сравнивают мужчин со своим отцом и выбирают тех, кто больше всего похож на папу.       Я поразмыслила секунду и утвердительно выдала, стараясь не стесняться обсуждаемой темы:       — Но…мистер Реймонд полная противоположность отца. Я ни разу не видела, чтобы он улыбался или шутил. Да и не похоже, что он о ком то волнуется, кроме себя, — я вспомнила, как он сегодня сделал вид, будто листовок не существует, никак не прокомментировав эту вопиющую выходку.       — Как ни парадоксально, но мы можем искать в мужчинах черты абсолютно противоположные нашим отцам. В таких отношениях, сами того не осознавая, девушки начинают постоянно что-то доказывать: то свое право на свободу, самостоятельность и самовыражение, то необходимость в более явном проявлении ласки и заботы.       — К чему Вы ведете, Лаура? У меня нет никаких отношений с мистером Реймондом и не может быть.       — Ну разумеется, я просто пытаюсь донести до тебя возможные причины твоей привязанности к твоему классному руководителю. У девочек, которым не уделяли должное внимание: родители много работали, мама ставила на первое место себя, затем развод — случился ожидаемый дефицит любви. Это выливается в то, что мы начинаем обращать внимание на мужчин, которые намного старше нас, чтобы восполнить эмоциональный вакуум. Желание, чтобы рядом находился зрелый и состоявшийся человек, чаще всего просто необходимость почувствовать себя маленькой защищенной девочкой.       Я слушала все это и ощущала себя как-то неправильно, будто мне залезли в голову и вытащили что-то запретное, сокровенное, то, чем я не хотела делиться ни с кем. Далее Лаура спрашивала, какие у меня были взаимоотношения с отцом, как часто мы созваниваемся и что я чувствую при разговорах о нем.       Вышла с терапии я в какой-то отстраненной растерянности, что не заметила велосипедиста, который чуть не наехал на меня, если бы я не отскочила в самый последний момент. Путь до апартаментов занимали мысли о том, что, быть может, позвонить Жану, поговорить. Но мы действительно давно не общались, мы созваниваемся только по праздникам, а на день рождения он присылает мне большой букет моих любимых тюльпанов. Будет ли отец рад моему звонку?       Дома была удивительная тишина и чистота. Прошлые выходные мы провели с мамой за заключительной уборкой: вынесли весь пенопласт, коробки и ненужные, старые вещи на мусорку. Повесили уютные шторы, расставили цветы, мама постелила в гостиной пушистый ковер, купленный по уценке.       Кушать не хотелось, я разулась и сразу прошла в комнату, кидая рюкзак на кровать. Шахматная доска стояла на письменном столе в тупиковой ситуации, выход из которой я так и не придумала. Я вывела телефон из беззвучного режима после сеанса у психолога и проверила Фейсбук, где было несколько сообщений от Рене:       «Сори, Коралина. Я пришла домой, прилегла на пару минут и уснула. А потом уже решила, что смысла идти на последний урок нет»       «Ты там как?»       «Извини, что оставила одну со всем этим дерьмом.»       «Завтра исправлюсь и куплю тебе обед»       Кажется, на извинениях Рене я прилично сэкономлю на еде. Ответив, что все в порядке, я решила не писать ей по поводу «игры», а спросить об этом завтра лично.       Мама вернулась позже обычного часа на два, и я заподозрила появление нового мужика. Мда, недолго она была одна. Я вышла в прихожую и оглядела ее с головы до ног. Марианна помахала мне рукой, взгляд ее был слегка нетрезвый, но определенно счастливый. Опять новые, сексуальные и наверняка очень богатые грабли.       По моему многозначительному молчанию, мама тут же сочла нужным оправдаться:       — Ко мне пришел клиент за десять минут до рабочего дня. И как-то все завертелось, и он предложил выпить вина. Вот, — я удивлялась способности своей матери уехать куда-то по одному предложению незнакомого мужика, но читать нотации не стала, помогая ей снять пальто, в рукаве которого она запуталась.       — Ты подпишешь мне бумагу по профилю обучения или попросить об этом тебя завтра?       Марианна явно не хотела отказываться хотя бы от каких-то родительских обязанностей и тут же замахала руками, уверяя:       — Нет-нет, неси, сейчас подпишу. Какой профиль выбрала?       Мне так сильно понравился добрый и искренний учитель французского и литературы, что я почти что поставила галочку рядом с гуманитарным уклоном. Однако, знала, что точные науки мне даются лучше, что к ним лежит душа и что учитель математики мне тоже определенно нравился. Правда немного не так, как хотелось бы.       — Ты пошла определенно в отца, Кора. Всегда удивлялась твоему умению рационально мыслить.       — Это не имеет отношение к точным наукам, мам, — заметила я, но слегка пьяная Марианна отмахнулась, выпивая залпом целый стакан воды.       — Даже если так, это все равно остается фактом. Я так горжусь тобой, — мама всегда говорила подобное, когда напивалась. Надеюсь, предложение выпить вина не переросло в нечто большее, и тот мужчина не воспользовался ее беспомощным состоянием.       — Он хотя бы симпатичный или богатый?       — Все сразу, — лукаво подмигнула мать и оставила на листке свою размашистую подпись, — ты снова играешь в шахматы? Я видела доску в комнате. Жан пытался научить меня, но все тщетно. Я слишком глупа для таких интеллектуальных игр.       — Зато…зато ты вкусно готовишь мак энд чиз, — мама воодушевилась, ее глаза загорелись и она полезла в холодильник за ингредиентами. Отговорить ее и уложить спать у меня не получилось.

***

В комнате было так темно, что все мое тело обратилось в чувства. Я ощущала кожей чей-то тяжелый, хищный взгляд, но не могла двинуться с места. Мои босые ноги чувствовали, как по полу тянулся прохладный воздух, заставляя мое тело покрываться мурашками. Чьи-то сильные руки сжали мои обнаженные плечи сзади, и я осознала что на мне нет одежды. Совсем.       Они двинулись вдоль ключиц, пальцы легли в нежную ямочку на шее и медленно потянулись вверх. Я прикрыла глаза, отдаваясь целиком этим прикосновениям, совершенно забыв о холоде. Затем крепкая ладонь сжала мою шею, а мужчина с силой вжался бедрами в мои ягодицы. Я вспыхнула, как факел, почувствовав его твердое тело.       Горячее дыхание опалило мой затылок, и я услышала свой собственной рык, низкий и утробный, как будто я не была человеком. Его губы коснулись моей скулы, а затем язык прошелся по мочке уха. Я вздрогнула и замерла, кровь застыла в жилах, превратившись в парализующий яд.       Невидимая рука сжала мой подбородок, запрокинула его, а в моей рот бесцеремонно вторгся влажный язык мужчины. По телу пробежал разряд крупной дрожи, а внутри что-то сжалось с такой болью, что я едва устояла на ногах. Я буквально заставила себя открыть глаза, не рассчитывая, что разгляжу в такой темноте хоть что-то, как внезапно земля ушла из-под ног, и я провалилась в засасывающую тьму, заметив напоследок ядовитый зеленый отблеск.        Я барахталась в мокрых от пота простынях, сердце больно трепыхалось в груди, во рту было горько. Глаза, будто залепили песком, а запахи напрочь пропали. Я ощутила, что подо мной подозрительно мокро, и испуганно провела по простыни, поднося ладонь к глазам и часто моргая, привыкая к полутьме. Рука была определенно влажной, но не от крови, как я подумала, а от… Господи, серьезно? Вот уж не думала, что столкнусь с подростковыми поллюциями мальчиков четырнадцати лет.       Отдышавшись, я взглянула на часы на прикроватном столике. Шесть тридцать. Я тяжело выдохнула: кажется, слова Лауры о сексуальной распущенности начинают воплощаться в реальность.       С какой-то мрачной решимостью я сгребла постельное белье и запихала его в стиральную машину, туда же отправилась ночнушка, а кондиционер для белья был налит в тройном объеме. Простояв под душем около получаса, я просто пыталась вытеснить из своей головы мысли о том, что случилось. Я так яростно втирала карамельный гель в кожу, будто желала отмыться не от пота и следов оргазма, а от греха.       Моё отражение в зеркале смотрело на меня с укоризной и немым осуждением. Девушка по ту сторону пригладила влажные волосы цвета медовых сот и осмотрела тело. Стройные прямые ноги, идеально выточенная талия, торчащие ключицы, высокая небольшая грудь с маленькими розовыми сосками. Я прикрыла ее руками и отвернулась. И что на меня нашло? «Стало интересно, каким выглядит мое тело без одежды» — поймала себя на постыдной мысли, ведь я никогда не рассматривала себя так внимательно, стесняясь его, словно тело не принадлежало мне.       Из дома я вышла рано, надеясь, что библиотека открывается до занятий, где можно посидеть в спокойствии и тишине. К тому же, мне совсем не хотелось пересекаться с мамой и отвечать на вопросы, что не так с моим постельным бельем и почему мне приспичило его постирать прямо перед школой.       Внезапно, я остановилась напротив кондитерской "У Бернара" и, поддавшись мимолетному желанию, зашла внутрь, вдыхая аромат корицы и ванили. Купив небольшую коробочку с пирожными сохраненных за обед денег, я аккуратно держала ее в руках и радовалась, что автобус был полупустой.       На подходе к лицею я вспомнила про странную «игру» среди учащихся и почти заныла в голос: может каким-то магическим образом сегодня все исчезнет, и все снова забудут про меня, обращая внимания не больше, чем на уборщиков.       К моему великому сожалению, уже полюбившаяся дверь в библиотеку оказалась заперта, и я сердито уставилась на нее так, будто собралась брать штурмом. Чем себя занять в пустой школе за полчаса до занятий я не знала, и ничего лучше, чем зайти в учительскую и отнести профильный бланк, в голову мне не пришло. Коробочка источала приятный аромат, и я пожалела, что отказалась от бумажного пакета.       Учительский сектор я нашла не сразу, здесь приходилось бывать моей маме при моем переводе, бумажная волокита, знакомство с директором прошли без меня. Я аккуратно постучалась и открыла дверь, чувствуя себя словно засланный агент на вражеской территории.       Большую часть комнаты занимал длинный стол из тёмного дерева, за которым без труда разместилось бы человек пятнадцать. Стеллажи с журналами были размещены в алфавитном порядке, небольшая стойка для верхней одежды в углу, за ширмой виднелся кулер и, видимо, там находилась кухонная зона. С правой стороны была еще одна закрытая дверь: что-то мне подсказывало, что это обитель директора.       Я аккуратно зашла внутрь, стараясь не шуметь, хотя в кабинете никого не было, и огляделась в поисках места, куда можно положить листок. Если я просто оставлю его на столе, есть вероятность, что он может потеряться. Может быть, попробовать постучаться в дверь, вдруг там кто есть, кто сможет сориентировать?       Я тихонько подошла к предполагаемому входу в директорский кабинет, прислушиваясь, есть ли кто-то внутри, как внезапно дверь распахнулась, и я шарахнулась назад, наступив на собственную ногу. Пытаясь удержать равновесие и не перевернуть коробочку с пирожными, я неуклюже приземлилась на пятую точку, вскрикнув.       — Мисс Леклерк? Чем могу Вам помочь?       Ну конечно же, кто еще как не мистер Реймонд, стал свидетелем моего неуклюжего падения. Он аккуратно закрыл за собой дверь и наклонился ко мне, взяв под локоть и ставя на ноги. Жвачка и табак. Почему мне это так нравится?       Я поразилась, откуда у учителя столько костюмов, что за неделю обучения я не увидела ни единого повторения комплектов одежды. Сегодня его выбор пал на классические черные брюки и жилетку, а рукава белоснежной и идеально отутюженной рубашки были закатаны, обнажая крепкие мышцы предплечий.       Я поняла, что неприлично долго смотрю на его руки и ответила:       — Доброе утро, мистер Реймонд. Я принесла бланк.       Мужчина бросил взгляд на коробочку из кондитерской и спросил:       — Не рановато ли для сладкого?       — Это подарок для Вивьен. Мне кажется, я задела ее. Вот хотела извиниться, — взгляд Реймонда изучающе блуждал по моему лицу, а затем улыбка слегка тронула губы, настолько незаметно, что почти ввело меня в ярость: неужели улыбаться так сложно?       — Очень милый жест, Коралина. Я уверен, ей понравятся эклеры.       — Как вы узнали, что это эклеры, месье? — я удивленно посмотрела на закрытую коробочку, а учитель слегка наклонился к картонной крышке, вдохнув воздух:       — По запаху. Я постоянно покупаю их в кондитерской «У Бернара». Это карамельные, — он бесцеремонно подцепил пальцем крышку коробки и удивленно уставился на фисташковый эклер.       Мои щеки враз сделались пунцовыми, и я отвела взгляд, оглядывая все вокруг, лишь бы только не видеть лицо учителя:       — Это мой гель для душа, сэр.       — Оу…— этот звук в тишине учительской прозвучал так интимно, что мне оставалось только надеяться, что слух у мистера Реймонда не такой хороший, как нюх, иначе он услышал бы мое стучащее набатом сердце.       Я не знала, как разрядить обстановку и требуется ли это от меня, что просто положила бланк на край длинного стола и хотела уже было попрощаться, как услышала:       — Коралина… По поводу вчерашнего. Листы, на которых были распечатаны плакаты маркированы лицеем. Уже ведется расследование и опрос всех, кто пользовался школьными принтерами в последнее время, особенно в таком количестве, — я благодарно кивнула, особо ни на что не рассчитывая: если видеонаблюдение не работает, то это практически бесполезно, — если у тебя будут проблемы, не стесняйся обратиться ко мне, — и секунду помолчав, Реймонд добавил, — ты не заслуживаешь подобного. «Развести мистера Реймонда на секс»       Я выскочила из учительской, отметив для себя три вещи: Александр Реймонд любит эклеры, он приходит в лицей гораздо раньше, чем за минуту до звонка, и последняя — я окончательно и бесповоротно схожу по нему с ума.