***
Всю среду я провела дома. Наврала маме, что болит живот, и тупо валялась в кровати, бессильно сжимая кулаками подушку. Встретиться сейчас с Рене, Хубертом, Ваастом и…мистером Реймондом было равносильно самоистязанию, а меня и так ломало и скручивало от бессилия, ненависти и обиды. Я листала диалог с подругой сотни раз, перечитывая его снова и снова, выворачивая душу наизнанку от боли. В каждом смеющимся смайлике, сердечке и слове Рене сквозила фальшь, теперь я видела ее. Чем я не угодила ей настолько, что она, и часа со мной не пообщавшись, решила меня подставить с косяком в туалете, а потом устроить чуть ли не показную порку, да еще так умело, как будто делала не первый раз. Кому теперь я могу доверять? Пока я удаляла нашу переписку и кидала ее и Хуберта в блок, мне пришло огромное сообщение от Вааста. Это была инструкция. Огромная. Это что еще за контракт из «Пятьдесят оттенков серого»? «Решила спрятаться и переждать бурю дома, полторашка? Такая халява со мной не пройдет. Я ввожу штрафную санкцию и за каждый день прогула ты будешь тявкать» Мои брови взлетели вверх, а внутри зародилось нехорошее чувство, но я продолжила читать. «Исходя из нашего соглашения я пропишу несколько основных пунктов, которые обязательны к исполнению с твоей стороны: 1. Давать списывать мне домашнее задание, как только я попрошу, и соответственно делать его. 2. После второго урока, не важно, нужно тебе в туалет или в душ или в мед. кабинет, ты должна бежать в столовую и занимать очередь, дожидаясь меня. И не дай бог я приду первым, штрафная санкция — ты кормишь меня с вилочки. 3. По понедельникам и четвергам ты должна приносить мне кофе, а по вторникам и пятницам я хочу пирожные.» Нет, он определенно больной ублюдок с манией величия и огромным эго. Где же я возьму деньги на все его «хотелки»? «4. Мне нельзя перечить, нельзя язвить, нельзя отказывать в просьбах и нельзя врать. Штрафная санкция за непослушание тебе не понравится, так что поверь: лучше не проверяй. 5. У тебя хорошие отношения с мистером Диазом, так что, если я захочу воспользоваться библиотекой, будешь стоять на стреме и в случае чего — прикроешь.» Это не лезло уже ни в какие рамки, и сжала телефон так, что треснувшее стекло вот-вот выдавилось бы окончательно и посыпалось на меня крошкой. «Поскольку для мистера Реймонда мы — пара, то и для всех остальных — тоже. И чтобы поддерживать иллюзию и правдивость наших отношений, не удивляйся, если я буду приобнимать тебя за плечи или брать за руку. Если кто-то спросит — я твой парень. Из этого следует пункт шесть. 6. Я имею право тебя трогать, а ты не имеешь права противиться. Старайся не слишком сильно корчить лицо, я не собираюсь тебя трахать или целовать. Ты не в моем вкусе, полторашка.» Я жалобно застонала в подушку, мысленно уже отправляясь с этим сообщением в полицию, но вовремя себя одернула. «7. Я имею право запретить тебе общаться с кем-либо, с кем твои отношения мне не понравятся. 8. С завтрашнего дня, ты будешь сидеть за одной партой со мной. На всех уроках. 9. Ты должна всегда быть на связи со мной и принимать мой вызов после первого гудка. 10. В любые дни вне учебы, если мне станет скучно, я могу попросить составить мне компанию и пришлю за тобой машину.» Я в ужасе перечитала последний пункт. Я что теперь вообще не имею права на приватную жизнь вне этого беспредела и эксплуатации в школе? «В свою очередь я обязуюсь защищать тебя от нежелательных знакомств, домогательств, подкатов и встреч. Только назови имя и ты его больше никогда не увидишь рядом с собой. Поскольку я не всегда могу находиться около тебя, запиши мой номер в панель быстрого набора и не стесняйся звонить. За невыполнение одного из пунктов, ты знаешь, что будет. Если я не смогу справиться со своими обязательствами, я снимаю с тебя все эти десять пунктов и буду защищать безвозмездно. Если есть вопросы — задавай сейчас.» Я просмотрела инструкцию еще раз и закусила губу: почему он так серьезно к этому относится? Неужели ему действительно нужны все эти мелочи, которые может выполнять девушка или друзья. Если снять с них аспект утрирования и абсолютности, я могла бы спокойно представить, как приношу кофе или занимаю очередь в столовой для своего друга. Я могла представить, как держусь за руки или составляю компанию своему парню. Неужели Вааст на самом деле так одинок? Или это очередные ненормальные игры? Я написала сообщение о том, что искренне желаю ему всего самого нехорошего, и добавила, что денег на ежедневные вкусняшки для него у меня нет. Спустя минуту мне в Фейсбук поступил денежный перевод на триста евро, и я поняла, что парень серьезен в своих намерениях и так просто соскочить с этого не получится. Я сидела на кухне и подчищала запасы сырных крекеров, запивая их апельсиновым соком, когда мама вернулась с работы, опять на пару часов позже обычного. От нее пахло новеньким салоном машины и неизменно сладким ароматом парфюма. Ее лицо, привычно виноватое в подобных случаях, сменилось на гневное: — Так и знала, что дело вовсе не в животе. Почему ты прогуляла школу, Кора.? Ты можешь мне обо всем рассказать. О таком я точно рассказать не могла, поэтому поморщилась, когда мама вырвала пачку крекеров из рук и закрыла глаза. Или могла? Могла ли я сказать, что мое сердце трепещет при виде учителя, о котором я даже ничего толком не знаю? О том, что меня предали мои единственные друзья, а я прикрывала Рене, уверяя, что она того стоит? О том, что меня ненавидит пол школы, а другая половина хочет заполучить мою девственность за штуку баксов? О том, что я попала в самое настоящее рабство к самому похотливому существу в школе, потому что меня чуть не посадили в машину и не увезли в неизвестном направлении? Я открыла глаза и придала своему голосу максимум спокойствия, ровно проговорив: — Все в порядке. Я тебе соврала, и мне не стоило этого делать. Прости, мам. Я очень хотела побыть сегодня дома одна. Видя, как Марианна смягчилась и примиряющим жестом протянула мне пачку печенья обратно, я поинтересовалась: — Как дела, с твоим…новый бойфрендом? Мама улыбнулась, будто радуясь, что я спросила и ответила: — Он очень услужлив, вежлив и хорошо воспитан. Я хотела бы устроить совместный семейный ужин… — Без меня, — отрезала я, потому что знала, чем все кончается. Она напивается, начинает откровенно флиртовать, заставляя меня испытывать стыд и краснеть. Либо напивались ее ухажеры, и все было еще хуже. — Но… Кора, на этот раз все будет по-другому. — Я это слышу каждый раз. — Я серьезно. Он не такой, как остальные. — И это тоже, мам… Избавь меня от этого. Поговорим, как дело пойдет к свадьбе. Я слезла с барного стула, прошла мимо оторопевшей Марианны и хлопнула дверью в своей комнате, чувствуя, как все повторяется снова. Как моя жизнь — петля, она замыкается узлом на горле, превращаясь в нескончаемый цикл боли. Когда-нибудь она так крепко затянется на моей шее, что выход останется лишь один: смириться и ждать, пока мучения закончатся. А пока что, я в ожидании того, кто выбьет табуретку из-под моих ног. И сегодня Рене ее пошатнула. Заводить дневник я больше не собиралась, да и ходить к Лауре смысла не видела — слишком дорого и неэффективно. Поэтому вечер прошел за уроками, которые мне прислала Вивьен, пришиванием порванных лямок рюкзака и разбором шахматных дебютов. Все произошедшее не должно помешать мне показать свои силы на сеансе одновременной игры, которая будет уже послезавтра.***
Сны были беспокойные, смазанные, тревожные, но хотя бы простыни остались сухими, и проснулась я по будильнику, еле разлепив глаза и в голос застонав. Сегодняшний день обещает быть сложнее, чем все предыдущие, если такое вообще возможно. Я в спешке запихала в рот пол сэндвича с абрикосовым джемом и чистила зубы, когда увидела свое отражение. Пухлые губы показались слишком бледными, и я неуверенно тронула пальцами мамину губную помаду, но тут же отдернула руку. Еще не хватало привлекать внимание макияжем, а то мало ли что можно будет подумать. Я бежала мимо витрин спящих магазинчиков к кофейне, которая, как мне помнилось, была недалеко от остановки, пытаясь разглядеть из-за трещин на телефоне геометку с ее расположением и проклиная Вааста с его заданиями. В автобусе мне стало плохо, что стаканчик с кофе помялся, а горячий напиток чуть не вылился на какую-то старую женщину с массивными бусами на загорелой шее. Как меня вообще пустили в автобус? Я раздраженно выдохнула, заметив своего мучителя у крыльца. Вааст небрежно скрестил руки на груди и наблюдал за тем, как я шагаю ему навстречу, перебирая на языке менее оскорбительные слова для приветствия. Верхние пуговицы на рубашке одноклассника были по умолчанию расстегнуты, и я заметила на его шее линию серебряной цепочки — неужто крестик. Тоже мне, святоша. — Почему так долго, полторашка? Холодный кофе те еще помои. — Если хочешь горячий — ходи за ним сам. Я езжу на автобусе с клаустрофобией, а теперь мне еще и за кофе твой волноваться? Парень взял у меня из рук стаканчик и выбросил в урну, даже не попробовав: — Пункт четыре. Не язвить и не перечить. Первое и последнее предупреждение, полторашка. Поняла? Я поджала губы и спросила: — Где мой дневник? Вааст схватил меня за бант и притянул к себе, обжигая лицо горячим дыханием. Его глаза грозно сверкали: — Вопросы задаю здесь я. Я могу превратить твою жизнь по одному щелчку в ад, и вчера ты убедилась в том, что случается, когда Вааста Лорана нет рядом. Ты поняла меня? Я кивнула, не в силах произнести и слова, и он ослабил хватку, все еще пристально вглядываясь в мои глаза. Затем его взгляд метнулся поверх моей головы, а рука плавно разжалась и скользнула на мои плечи, приобнимая. Я обернулась под тяжестью руки Вааста и сердце остановилось. Две пары хмурых глаз наблюдали за нами, приближаясь со стороны парковки — Хуберт и Рене. Пусть пройдут мимо, пусть не скажут ни слова, пусть проигнорируют меня. Шесть метров, три, один и вот они поравнялись с нами, застывая на первой ступени крыльца. Одно плечо Хуберта неестественно было выше другого, что свидетельствовало о недавней травме. А Рене буравила взглядом исключительно меня, такая чужая и далекая. Ее раскосые глаза смотрели презрительно, а тело было натянуто, как тетива лука, который вот-вот выстрелит. Молчание первым нарушил Вааст: — Как самочувствие, Хуберт? — Да пошел ты… — огрызнулся парень и окинул меня злобным взглядом, задержавшись на руке новоиспеченного «парня», вальяжно лежащей на моих плечах, — ты и твоя подстилка. Я кинула быстрый взгляд на красивый профиль Вааста с прямым греческим носом, заметив, как он предупреждающе прищурился, однако, улыбка на его лице не дрогнула: — Если у тебя все, то мы пойдем, дружище. Мне казалось, что Рене вот-вот что-то скажет, ее рот даже приоткрылся, и на секунду мне даже захотелось зажмуриться. Но брат и сестра лишь молча скрылись в здании школы, а я выдохнула, когда рука Вааста соскользнула с моих плеч. Затем он полез в карман рюкзака и достал коробочку: — Там уже есть симка и забит мой номер. И выброси свое треснувшее старье. Я с изумлением уставилась на белую коробку самого последнего айфона и помотала головой: — Я не могу принять, это слишком дорого. — Не дороже, чем твоя девственность, полторашка. Бери и не выкобенивайся. Пришлось принять коробку из его рук, и наши пальцы на секунду соприкоснулись, отчего я покраснела, а потом еще ближайшие полчаса злилась на себя из-за этого.***
Новость о том, что мы с Ваастом «встречаемся» пронеслась по школе волной, зацепив каждый ее закаулок. И как ни странно, взгляды с колючих и презрительных, сменились на сочувствующие. Он не ходил за мной тенью, как я предполагала, не нависал, пока я повторяла конспект перед первым уроком, но из-за этих слухов желающих на знакомство со мной заметно поубавилось, отчего я выдохнула спокойно и позволила себе думать, что может оно и к лучшему. Перед первым уроком математики я подошла к парте Вивьен и поблагодарила ее за предоставленную вчера информацию. Девушка была одета сегодня обычно: вместо потертых туфлей «Александр Ванг», на ней были обычные кеды на толстой подошве, а сумку из комиссионки заменил новенький черный рюкзак из зернистой кожи неизвестного бренда. Она грустно посмотрела на меня и произнесла, понизив голос: — Я слышала о том, что произошло на парковке. И по поводу Вааста…мне очень жаль… Что тебе пришлось… — Что ты имеешь в виду? Мы…мы встречаемся, — я очень надеялась, что мой глаз не дергается. — Вааст ни с кем не встречается, Коралина. А если что-то подобное случается — это значит только одно… Звонок на урок громогласным звоном в ушах оборвал не один разговор, и мне пришлось сесть на место. Тут, я, спохватившись, собрала с парты пенал, тетрадь и учебник и переместилась на последнюю парту Вааста под удивленным взглядом Фирмина. Мой «парень» самодовольно убрал с пустого стула свой портфель и кинул его на пол, оглядывая меня одобрительным взглядом, как собаку, которая послушно выполнила команду хозяина. Мистер Реймонд сегодня слегка задержался, и пока класс без присмотра учителя галдел о своем, я с легким раздражением наблюдала, как Вааст списывает домашнее задание с моей тетради. Классный руководитель появился спустя пять минут после начала урока и, сухо извинившись, тут же приказал доставать листки для проверочной работы под недовольный гул одноклассников. Мистер Реймонд достал журнал и молча принялся проверять посещаемость, я затаила дыхание: — Леклерк сегодня опять нет?.. — внезапно он встретился взглядом со мной, и я помолилась, чтобы учитель пересадил меня обратно рядом с полюбившимся молчаливым Фирмином. Но, как и ожидалось, строгой рассадки не было, и по правилам каждый мог сидеть там, где захочет, если это не мешало ведению занятий. — Останьтесь после урока, чтобы объяснить вчерашнее отсутствие, мисс Леклерк. Теперь все записываем дату и имя на полях, страница тридцать пятая в задачнике, с шестого по четырнадцатую функцию. Время пошло. Я смотрела на мистера Реймонда и видела в нем какие-то едва заметные изменения. Он стал раздражительнее. Его галстук оказался завязанным более небрежно обычного. Всегда идеальная прическа была растрепана, хотя ему все равно безумно шла подобная неряшливость во внешнем виде. Наверное, когда он только просыпается все равно выглядит бесподобно. Какого это вообще проснуться с ним в одной постели, осознать что этот высокий мужчина любил тебя прошлой ночью… — Але, полторашка. Хватит пялиться, решай. Вааст ткнул меня ручкой в плечо, и я уставилась на его пустой листок. Чтобы нас не уличили в списывании, мне нужно решить все идеально правильно, чтобы он не списал одинаковые ошибки с меня, но почему сосредоточиться было так сложно? После сдачи работ и звонка на перерыв, я осталась сидеть на месте в ожидании, пока все не покинут кабинет. Затем не спеша подошла к учительскому столу, ощущая острую потребность деть куда-нибудь руки и жалея, что в юбке не предусмотрено карманов. Мистер Реймонд встал и вышел из-за стола, и я отметила, что галстук идеально сочетается с цветом бездонных глаз учителя, одинаково матовые, бархатистые и черные. На мое удивление, речь пошла не про вчерашний прогул: — Мисс Леклерк, расскажите, пожалуйста, что произошло вчера на парковке. Поскольку я была абсолютно не готова к подобному вопросу, то стояла и хлопала глазами, лихорадочно соображая, как соврать под пристальным взглядом мужчины и нужно ли мне лгать вообще. — Вааст вчера все рассказал, месье. Он…он кружил меня, у меня порвался рюкзак…потом…потом пришли Вы, — боже, что я несу и насколько это правдоподобно? — Вы совершенно не умеете врать, Коралина, — мистер Реймонд подошел ко мне и положил руку на плечо. Мое тело прошила волна тепла от его крепкой ладони, а ноги чуть не подкосились. Сердце ускорило бег, и мне пришлось поднять голову, чтобы поддерживать зрительный контакт с мужчиной. — Если Вам угрожает опасность, то Вы можете сказать мне об этом. Могла ли? Сможет ли он защитить меня, есть ли у него время на то, чтобы возиться с целым вагоном моих проблем? Что будет, если я все ему расскажу? Я почти что уже открыла рот, как услышала: — Коралина, ты скоро? Нам вообще-то нужно переодеться к физкультуре. Вааст впервые назвал меня по имени. Он прислонился к проему двери, беспечно раскачивая мешок с формой, но на лице было холодное предостережение. Я внутренне сжалась, когда учитель убрал руку и кивнул, разрешая мне идти, и поняла: Вааст не позволит мне вот так просто рассказать. Меня ожидает неустанный контроль и надсмотр за тем, чтобы ни одно неосторожное слово не выскочило из моего рта. Натянуто улыбнувшись, я попрощалась с учителем и, думая, как мне выпутаться из всего этого дерьма, поплелась рядом с одноклассником в школьные раздевалки.***
Какой-то бугай пнул меня локтем в бок, пока я стояла в очереди в столовой после урока физической культуры, и я, сделав неловкий шаг назад, пошатнулась, когда заметила знакомый узор татуировки на шее. На пол скулы Армана была нанесена марлевая повязка, аккуратно с двух сторон обклеенная пластырями. Он тоже узнал мое лицо, и его глаза расширились. Я, словно ошпаренная, выскочила из очереди за обедами, и плотный поток голодных подростков тут же сомкнулся, заказывая мне путь обратно. Я все еще ощущала на себе гневный взгляд Армана, а затем кто-то схватил меня за руку, и я придушенно взвизгнула: — Господи, ты чего шарахаешься? — Вааст пытался перекричать шум столовой, а я обратила внимание, что после душа он не досушил голову, отчего волнистые пряди вились еще сильнее, и от него снова приятно пахло лавандой — значит все-таки гель для душа. — Ты что, хочешь сказать, что еще очередь не заняла? — Там был тот парень, Арман, — пробормотала я, и Вааст закатил глаза. Парень подошел к какой-то девушке в начале очереди, и я заметила, как его рука обвила ее талию, а губы нежно коснулись уха, что-то горячо зашептали. Мне захотелось отвернуться, а внутри заговорила обида: зачем нам называться парой, если он может просто так взять и подкатить к любой другой, унижая этим достоинство, пусть и ложной «девушки». Спустя минуту Вааст вышел из толпы учеников с огромным подносом еды, а я уныло последовала за ним, усаживаясь за один стол. Все бросали на нас косые взгляды, но никто не осмелился хоть как-то прокомментировать эту ситуацию: — Твоим лицом только детей пугать. — Спасибо, Вааст, но не все девушки носят макияж, — угрюмо отметила я, поглядывая на картофельную запеканку с мясом. — Я вообще-то про твое выражение лица, полторашка. В чем дело? Тебя так испугал тот побитый ребенок? — я вспомнила лицо Армана и покачала головой. — Тогда что? — С каких пор ты такой заботливый? — С тех самых, как ты стала моей девушкой, — парень просмаковал это слово, явно забавляясь, и отправил в рот колбаску. Вдруг, неожиданно для себя я вспылила, забыв про придуманные одноклассником правила. — Видимо, для тебя это впервые, поэтому открою секрет: при девушке нельзя подходить к другим девушкам и лапать их за бог знает что. Вааст перестал жевать и удивленно поднял брови, его губы растянулись в ухмылке, а глаза хищно прищурились: — Ты что, ревнуешь, полторашка? — Нет, тупоголовый ты тюрбан, если ты хочешь поддерживать эту легенду, будь добр, соблюдай приличия и нормы, принятые в обществе. Вааст не мог определиться: предъявить ли мне за то, что я его обозвала или согласиться с моим высказыванием, поэтому произнес: — И это мне говорит человек, который только и мечтает, чтобы ее оттарабанил учитель по самые… — Заткнись! — я схватила его за руку, в которой была вилка, и несколько человек за соседними столами посмотрели в нашу сторону. — Нет, тебе определенно, нужно перевоспитание, раз ты все еще язвишь, сквернословишь и указываешь мне. Встань. — Что?.. — я испуганно заозиралась, но вроде все утратили к нам интерес, уткнувшись в свои тарелки. — Встань, иначе я разозлюсь, — голос его был тихим, но убедительным, и я медленно поднялась. Вааст передвинулся на скамье вплотную ко мне, схватил меня за бедра и усадил к себе прямо на левое колено. Я вспыхнула, уши запылали, а тело затряслось от ярости. — Боже, ты вообще что-то весишь? Ешь, полторашка, может хотя бы чуточку вырастешь. Я чувствовала левую руку Вааста на своем бедре, а на моем лице блуждал его удовлетворенный моим послушанием взгляд. И хоть я привыкла испытывать унижение, но подобное со мной впервые. Я считала, что показывать чувства публично просто некультурно, а сама сидела на коленях у малознакомого парня, кушая из одной с ним тарелки и всем естеством противясь тому, что сейчас происходит. Позорище. После унизительного обеда, я яростно мыла руки в туалете, как в дамскую комнату зашла девушка, которую я уже видела один раз в библиотеке. Она одним движением руки закрыла кран и злобно проговорила: — Вааст — мой. И в твоих интересах поскорее с ним расстаться, шалашовка. Еще любовного треугольника не хватало, но что я могла сказать? Что мы не встречаемся по-настоящему, чтобы на следующий день это узнали все, а следом и мистер Реймонд, который начнет копать под истинные причины произошедшего? Или отказать ей и получить по лицу за парня, которого даже не люблю? — Я…не знала, что он — твой, — попыталась отмазаться я, но ее глаза неодобрительно сузились. — У нас ничего серьезного, я поговорю с ним. — Вот и славно. Девушка ушла, так и не сходив в туалет, что означало ее слежку за мной. Весело. Я достала новенький айфон и настрочила Ваасту гневное сообщение: «Важный вопрос — распространяется ли защита на твоих собственных обожательниц? Надеюсь, что да, потому что одна из них только что угрожала мне в туалете.» Ответ парня пришел мгновенно, и я скривилась, когда увидела, как он записал себя — Хозяин. «Кто? И где ты сейчас?» «Курица из библиотеки. Я на втором этаже.» — Ну некоторые вещи я все-таки не предусмотрел… Странно, что Фаби ревнует, значит видит в тебе соперницу, — мы шли рука об руку по рекреации на последний урок географии, как Вааст внезапно вгляделся в мой профиль. — Честно признать, ей есть, о чем беспокоиться. Если ты без макияжа выглядишь весьма симпатично, то с ним…я бы, возможно, пересмотрел свои вкусы. — Не засчитано за комплимент, Вааст. Рене говорила, что у тебя встанет даже на козла. Парень нахмурил брови, явно прикидывая — считать ли мои слова за дерзость, за которую нужно наказать, или это цитата. — И много правды оказалось в словах Рене? — парировал одноклассник и внезапно схватил мою ладонь, переплетая пальцы. Я увидела, мистера Реймонда, выходившего из учительской. Он сделал вид, что ничего не происходит, но я успела заметить его взгляд, на секунду метнувшийся к нашим сплетенным рукам. Если бы мои мысли транслировались буквами на лбу, то там уже жирным шрифтом вырисовывалось бы «SOS». Когда он скрылся за поворотом, я вырвала руку, и Вааст, будто нехотя, разжал пальцы. — Нам что, недостаточно просто идти рядом? Что за детский сад? Парень ухмыльнулся и без тени стеснения отчеканил: — Нет, может быть, мне просто захотелось. У кабинета географии мы встали у подоконника, положив на него свои сумки, и я вгляделась в осенний пейзаж за окном. Именно здесь я поблагодарила Рене, взяв ее за руки. Именно здесь был финальный момент, когда я считала ее подругой. — Вааст, слушай… Рене…почему она так поступила со мной? Вааст невесело ухмыльнулся, подтягиваясь на руках и усаживаясь на оконный выступ: — Рене профессиональный игрок. Она вербовщик. — Что это значит? — То и значит. Она вербует непосвященных в игры новичков. Сближается с ними, узнает лучше, втирается в доверие. Сильных личностей со стержнем и минимально выраженным чувством эмпатии она просто посвящает в правила, принимая их в некий клуб «игроков», всех остальных делает «жертвой». Как тебя. — Но как они сговариваются? Как узнают о заданиях, не считая…тех плакатов. Вааст секунду помолчал, будто размышляя стоит ли мне говорить, а затем произнес: — Есть закрытая конфа, туда поступают задания, некоторые мелкие, вроде незначительных шалостей, некоторые крупные, вроде тебя, полторашка. Там же совершаются платежи и обсуждения хода игры. Я неверяще пыталась осмыслить услышанное. То есть из нашей «дружбы», общения, секретов, которыми я делилась с ней, Рене определила меня, как «слабую», и отправила на закланье. От подобного предательства я ощутила неконтролируемую ярость в груди, отчего пришлось сосчитать про себя до десяти, чтобы успокоиться. — Вааст? — М? — парень глубоко ушел в себя, задумчиво наблюдая, как опадают листья с деревьев за окном, и не сразу перевел на меня взгляд зеленых глаз. — Ты тоже игрок? — Был. — Немногословно. — Что случилось? — Я нарушил самое главное правило. — Какое? — я злилась, что каждое слово из обычно болтливого Вааста приходилось тянуть клещами. — Игрокам запрещается рассказывать об игре «жертвам». — Тебя выгнали, потому что рассказал мне? — Нет, это было в прошлом году. Я…я вмешался в ход игры… — парень огляделся по сторонам и замолчал. И я поняла, что не вытяну из него больше ни слова на эту тему. Внезапно, я вспомнила, что не только Вааст знал про игру и рассказал мне о ней. Еще это сделал Фирмин. Может мне удастся поговорить с ним и узнать чуть больше про эту подпольную школьную секту? После нашего диалога бодрый настрой Вааста сошел на нет, он больше не язвил, не пытался уколоть или подшутить, а после звонка с урока, молча проводил меня до остановки и, не говоря ни слова, посадил на автобус, находясь в глубоких раздумьях. Такое же настроение было и у меня. Что, черт возьми, происходит в этом лицее? Куда смотрят учителя, знают ли они об игре, и если да, почему не могут никак это пресечь? Сколько всего игроков? Сколько жертв? И как, так получилось, что я оказалась в центре всего это беспредела?***
Передо мной лежал листок с именами всех одноклассников и учащихся. Я записала в "игроки" каждого, кто подходил ко мне познакомиться. Вместо имен, которые не были мне известны, я просто описывала внешние данные, благо память на лица у меня хорошая. Игроков уже было больше, чем мне казалось. Однако, некоторые имена остались в стороне: Вааст, так как его выгнали за нарушение в прошлом году, Сибиллла, ее причастность на данный момент недоказуема, Фирмин, который нарушил главное правило их клуба и стал бы он так рисковать ради меня, если бы был действующим игроком, и...Вивьен. С девушкой все было сложно, она предупредила о нападении, при этом очень боялась, что-то кто-то увидит нас вместе. У нее совершенно не было друзей после выхода из свиты Сибиллы, и она симпатизировала мне. Но я очень сомневалась, что могу ей доверять. Не знаю, стоило ли начинать это расследование, но я ощущала острую потребность вывести всех этих лицемеров на чистую воду и отомстить за то, что они со мной сделали. Мне как-то необходимо было попасть в их круг, в их секретную конфу и сделать несколько скринов переписки: этого бы уже было достаточно для доказательств. Можно было бы пойти с ними к директору или сразу в полицию — вряд ли то, чем они занимаются законно. С Сибиллой или с кем-то из ее пташек сблизиться не получится, я точно птичка не их полета, по крайней мере пока у меня не появится сумки Биркин и личного водителя. Я обвела два имени — Фирмин и Вивьен — необходимо выяснить, какое отношение они имеют к этой секте игроков и от этого уже строить планы. Коралину Леклерк сложно вывести из себя, но у вас это получилось, богатые выродки. Я вступлю в эту игру.