***
Я лежала на кровати, пытаясь отвлечься за чтением книги и радуясь, что впереди наконец-то два дня спокойствия. Одна и та же строчка мозолила глаза, я перечитывала ее уже наверное в пятый раз, не понимая смысла, так как мыслями была где-то далеко, когда новый айфон взорвался от уведомлений: «ТЫ ГДЕ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, БЫЛА? Я ОБОШЕЛ ВСЮ ШКОЛУ ТРИ РАЗА» Я захлопнула книгу, осознавая, что к очередной лжи на сегодня я не готова, и ответила, как есть. Почти, как есть. «Я писала тебе, Вааст, после того, как закончился турнир, но ты не отвечал. Мистер Реймонд предложил подвезти меня, и я согласилась. Я уже дома, все в порядке.» Я удивилась, когда сообщение отметилось прочитанным, но ответа не поступило. Шли секунды, минуты, и я получила короткое и леденящее кровь: «Завтра в 18:00 я заеду за тобой. Оденься поприличнее.» Мама вернулась с работы вовремя, привычно раскидав узкие лодочки на шпильке на дверном коврике. Она заглянула в проем открытой двери и улыбнулась: — Здравствуй, Кора. Как прошел турнир? — Девять побед, одна ничья. Меня приняли. — Бог ты мой, дорогая, это отличный результат, — я рассмеялась, зная, что мама ничего не смыслит в шахматах, но ее участие было приятно. — Как смотришь на то, чтобы завтра сходить на концерт Полин Кроз в театре Ле”Крин и отметить твой успех после бокалом вина. — Мне нет восемнадцати, мам. — Ой, да брось, Кора, нет ничего страшного в том, чтобы пропустить бокальчик в присутствии родителя. Я подумала, что это действительно неплохая идея — мы с мамой давно никуда не выбирались и не проводили время вдвоем. И хоть я не была поклонницей творчества любимой маминой певицы, ее музыка была очаровательна и светла. И, возможно, хотя бы на время, она заполнила бы пустоту в моем сердце. Внезапно, моя улыбка померкла, а тоска разлилась внутри пуще прежнего: — Может быть, в воскресение? Завтра я занята, я…я иду на свидание. Слова застревали в горле, звучали приглушенно, а взгляд устремился вниз, на руки, беспомощно сжавшиеся в кулаки. Я столько раз отказывала Марианне в совместных ужинах, походах на шоппинг, просмотре глупых американских шоу, что этот отказ, когда я действительно нуждалась в материнском тепле, дался особенно тяжело. — Я занята в это воскресенье, Кора. Почему ты такая грустная? Это же замечательно. У тебя появился друг? Нет, мам. Друзей в моей жизни никогда не было, только лицемеры, готовые называться таковыми за списывание домашнего задания, улыбающийся мне в лицо за прикрытие их прогулов, когда я была старостой в прошлых школах. Я была удобна, ровно до тех пор, пока не переезжала. Они забывали меня тут же, без сожаления и тоски. То, что происходило между мной и Ваастом, было очень похожими взаимоотношениями: он использовал меня, правда не скрывая этого и не лицемеря. В какой-то степени, я делала то же самое, принимая его покровительство и защиту. Подобный симбиоз мог устроить меня полностью лишь в одном случае, если я через Вааста подберусь к «игрокам», к их системе и вскрою их грязные махинации изнутри. Для этого мне нужны ответы. Поэтому я подняла глаза, встречая взгляд Марианны, и, заталкивая боль поглубже, ответила: — Да, у меня появился друг, мам. Я просто переживаю, как все пройдет. Марианна ничего не заподозрила и села рядом со мной на кровать, узнавая, на сколько назначена встреча. — Я получила сегодня аванс, и завтра мы идем по магазинам. Даже не думай спорить. — Может, лучше отложить на ноутбук… — Ноутбук подождет, а твой новый парень — нет. Позволь мне быть частью этого, позволь сделать то, в чем я хороша. Я смотрела на светящееся лицо мамы, в ее восторженные голубые глаза, точно такие же, как у меня, и не смогла отказать ей. Мы лежали и обнимались на кровати пару минут, и в ее объятиях я ощущала такую острую нужду расплакаться, будто мне снова десять лет, и самая большая проблема в моей жизни — это двойка по литературе. Когда мама ушла из комнаты, тепло исчезло, горло свело. Подступили слёзы, и я разревелась, глуша рыданье в подушке.***
С самого утра в доме начался хаос, мама собиралась будто не за покупками, а на военные учения. Она параллельно проводила ревизию своего гардероба на предмет отсутствующих или лишних вещей и составляла внушительный план покупок. Непривычно было видеть Марианну в джинсах, толстовке и кроссовках с минимальным макияжем на лице. Все определенно слишком серьезно. Предметы первой необходимости из дамской сумочки перекочевали в огромную сумку-шопер от Валентино из круизной коллекции, туда же отправились бутылки с водой, запасная пара чистых носков. Когда я за завтраком потянулась за второй порцией хлопьев, мама забрала у меня коробку со словами: — Не наедайся. Ходить по магазинам лучше на чуть голодный желудок. И я пожалела, что вообще согласилась на эту авантюру, полагая, что к вечеру сил передвигать ноги не останется. Когда мы приехали в один из самых крупных торговых центров в Дижоне со стеклянной крышей, я надвинула на глаза капюшон спортивной кофты и с опаской зашла за мамой в поразительно сверкающий роскошью бутик. Ценники повергли меня в шок, я оторвала Марианну от диалога с консультантом, отведя ее в сторонку, и зашептала: — Я уйду сейчас же, если мы не пойдем в обычный магазин, где одна кофта не стоит, как наша месячная аренда. К моему удивлению, мама без стеснения распрощалась с разочарованной девушкой и покинула магазин со скромным названием «ALEXANDER MCQUEEN». Далее меня ожидали долгие часы выбора подходящего наряда на вечер. Убедить маму в том, что это должно быть не обязательно платье, у меня не получилось. И я с нарастающей тоской следовала из одного магазина в другой, твердо решив для себя, что готова согласиться уже на любое платье, предложенное Марианной. Однако, моя мама была излишне придирчива: то материал не тот, то крой, то цвет, то фасон. Когда ее придирки дошли до уровня, что наряд стоит слишком дешево, я устала и поискала глазами место, куда можно примостить свою пятую точку. Как внезапно заметила знакомую белокурую макушку старосты класса с какой-то девушкой в отделе нижнего белья, видимо тоже из нашей школы. Вот уж сюрприз: никто иной, как Сибилла, покупает нижнее белье в обычном масс-маркете. Я кинула быстрый взгляд на маму, которая увлеченно терроризировала консультанта магазина, вызнавая, из какого материала сделана подкладка платья, и приблизилась к своей однокласснице с целью вернуть ей пару приятных слов, как поняла, что они ведут интересный для меня диалог. Я затаилась за стойкой с бюстгальтерами, ощущая все нелепость и абсурдность ситуации, особенно в случае, если меня обнаружат рядом с лифчиками с эффектом пуш-ап. — Это нужно сделать было еще давным давно, Сибилла. — Я знаю, Кэрол, но, пока она была с нами, трогать ее противоречило правилам «игры», а теперь эта крыса слишком много знает и слишком много говорит. Я видела их вместе в тот день. — Может быть ее припугнуть и выгнать, как это сделали с Ваастом. — У меня есть идея получше. Я устрою вечеринку игроков в следующую пятницу у себя дома. Голос девушек приблизился, и я вжалась в немом испуге, когда они прошли мимо меня к кассе. Моя мама уже искала меня взглядом, и оставалось только надеяться, что она не начнет кричать мое имя на весь магазин, поэтому я схватила первый попавшийся комплект белья и направилась к ней, не давая вставить слова: — Как думаешь, стоит ли купить еще и это? — Ого, смелый выбор, Кора. Не слишком ли откровенно для первого свидания? — я только сейчас увидела, что держу в руках. Черный бюстгальтер из тонкого, гладкого кружева с полупрозрачной сеткой вместо чашки, и точно такие же трусики. — Ты права, отнесу обратно, — мама остановила меня, забирая вешалку и отвечая на мой пораженный взгляд: — Ты уже взрослая, Коралина. У каждой девушки должно быть красивое белье. Хоть и платье, которое я выбрала носится без бра. После услышанного я тут же готова была отказаться от варианта, вопреки собственному обещанию, как увидела платье, которое мама держала в руках, завороженно разглядывая небесного цвета шелк. — Я примерю, — прошептала я. Мягкий, ласкающий кожу атлас струился по моей фигуре, оголяя большую часть спины. В высоких разрезах на подоле с двух сторон виднелись стройные ноги. Я смотрела на свое отражение в зеркале, а мама резко отдернула штору в примерочной. — Боже… К нему нужны какие-то украшения, а еще у меня есть идеальные текстильные босоножки. Как хорошо, что у нас один размер ноги, — не переставала щебетать Марианна, восхищенно всплескивая руками, заставляя встать меня на носочки и расправляя невидимые складки на льющемся по бедрам шелке. Но на мой взгляд, приталенное миди-платье с узкими бретелями и мягкими драпировками не нуждалось в декоре — с его ролью легко справлялось перламутрово-небесное сияние. — Ну что, берем? Меня смущало в этом платье все: отсутствие привычных рукавов, открытые плечи и спина, очертания груди без лифчика, разрезы на юбке. Но я окончательно влюбилась в него и ответила: — Берем.***
Чем меньше времени оставалось до шести часов вечера, тем больше я переживала: не слишком ли празднично оделась, не отменит ли Вааст встречу, будет ли уместен мой внешний вид там, куда мы поедем. Я несколько раз порывалась написать ему и спросить, однако, мама отговорила меня: — Место должен выбирать мужчина, Кора, и, если ему покажется, что ты неподходяще одета, то это его проблемы и головная боль. Твоя единственная задача на вечер выглядеть неотразимо. Марианна укладывала мои непослушные волосы в высокую прическу, оставив несколько вьющихся прядей у висков. Затем мама принялась за макияж, а я нервно вертела в руках телефон, то и дело бросая взгляд на циферблат часов. — Это подарок твоего парня? Он очень щедр, Кора, цени это. — Либо у него просто богатые родители, — отчеканила я, жалея, что затеяла все эти сборы. Я весь вечер буду чувствовать себя глупо и не в своей тарелке. Особенно, если он повезет меня в какой-нибудь клуб или на тусовку. Моя мама не обратила внимания на мою раздраженность и спросила: — Как его зовут? — Вааст. Вааст Лоран. — Красивое имя. И какой он, твой Вааст? Мой. Скорее это я была «его». Приложением, собачкой и слугой. Что ответить Марианне так, чтобы она не вмешивалась в наши отношения? Если распишу его в самом лучшем свете, то она тут же захочет пригласить его на обед или познакомиться с ним. Если наоборот, скажу как есть, то скорее всего она вообще запретит с ним общаться, и тут могут возникнуть совершенно непредсказуемые осложнения, к которым я не готова. — Он…он знает, чего хочет и хорошо шутит. Не знаю, откуда в моем сознании возникла подобная характеристика, но мама улыбнулась и ответила: — Твой отец был таким же, когда мы встретились. Замечательные времена, наслаждайся ими, дорогая. Юность нам на это и дана. Она отошла на шаг назад, одобрительно кивая, и ее глаза заслезились. Когда я посмотрела на свое отражение, то не могла подобрать слов, чтобы описать свои чувства. Я была красива, но не той необыкновенной красотой, которая потрясает с первого взгляда, а той, что постепенно словно окутывает и затягивает. Мне захотелось смыть макияж, снять изящные босоножки, серебряные серьги и переодеться, чтобы не делиться с миром этой красотой, оставить ее для кого-то особенного. Не для Вааста. Мама протянула свою маленькую сумочку на тонкой цепочке, в которой едва ли поместился бы телефон, однако содержимое поразило: зеркальце-расческа, губная помада, антибактериальная салфетка и…презерватив. Увидев мою реакцию на находку, она ответила: — Даже, если не собираешься, пусть будет. — Мам… Но наш не успевший начаться спор был прерван звонком телефона, и я поспешно подняла трубку после первого гудка, чтобы Марианна не успела заметить, как записан мой одноклассник. От голоса по обнаженной спине пошли мурашки, столько в нем было холода и равнодушия: — Выходи, я подъехал. На часах было ровно шесть, и я мысленно отметила, что не могла и предположить, что Вааст пунктуален. Мама сжала мои пальцы и поцеловала щеку, открывая мне дверь и протягивая свой удлиненный пиджак белого цвета. Я накинула его на плечи, а Марианна, прочитав волнение на моем лице, ободряюще улыбнулась: — Ты бесподобна, Кора. Хорошего вечера. Спускаясь по крутой лестнице на тонких каблуках, пусть и не самых высоких, я порывалась несколько раз вернуться и надеть привычные кеды. К последнему пролету я уже винила себя за то, что согласилась на шоппинг с мамой — не было бы всех этих приготовлений и марафета, то я не чувствовала бы себя так неловко и некомфортно. Я толкнула дверь плечом, выходя на улицу и вдыхая свежий осенний воздух. Сумерки уже сгустились, на узкой улочке не было видно никого, кроме Вааста, который прислонился к двери огромного Porsche Macan Turbo черного цвета. Парень был одет просто, но стильно. Зауженные черные брюки, джемпер с V-образным вырезом и его неизменные высокие кеды «Vans». И я поняла, что фраза «одеться поприличнее» была мной воспринята слишком серьезно. Мой спутник на сегодняшний вечер не шелохнулся, так и застыл у массивной машины, что мне пришлось самой сократить с ним дистанцию. Взгляд Вааста медленно прошелся по мне с ног до головы, смакуя каждый миллиметр моего тела, и наконец наши взгляды встретились. В его глазах читалось удивление, словно он видел меня впервые. Молчание затянулось. Мне надоело ждать, к тому же прохладный воздух забирался под юбку, и я коснулась ручки задней двери. Парень будто очнулся и произнес: — На переднее. Вааст будет за рулем, а это значило одно — ему уже есть восемнадцать. Почему мне казалось, что нас повезет его личный водитель? Усаживаясь в просторный салон, я быстро огляделась, пока одноклассник обходил машину. Ничего лишнего, темно-бордовая кожа, приглушенно играла музыка, прохладно и чисто. Будто у машины нет хозяина, слишком она стерильная и безликая. Вааст сел за руль и завел мотор, заученным движением руки, и, глядя в зеркало заднего вида, выехал на дорогу. Неловкое молчание затянулось, и я спросила, желая хотя бы немного разрядить обстановку: — Куда едем? — Я хотел в другое место, но судя по тому, как ты вырядилась, едем в ресторан. — Ты сказал одеться поприличнее, — так и знала, что случится нечто подобное, однако, надо отдать Ваасту должное, как и инструктировала мама — мужчина сам подстроится. Что он и сделал. Вааст был на удивление неразговорчив и хмур, всего пару раз он отвлекся от вождения, бросив на меня задумчивый взгляд. Когда я стала кутаться в мамин пиджак от холода, парень покрутил колесико на приборной панели, и спустя пару секунд в машине стало тепло. Если так продолжится и дальше, я не просто не получу нужных мне ответов, а попросту усну. Я решила, что если хочу достичь желаемого, Вааста нужно разговорить: — Если ты не в настроении, может быть лучше поедешь домой. — Давай я сам решу, в настроении я или нет, — парень не отвлекался от дороги, но я заметила, как его пальцы на руле сжались. Что-то явно было не так. — Если ты из-за вчерашнего, мне жаль, что мы разминулись. Я была уверена, что ты ушел. Вааст затормозил перед зданием ресторана, заезжая на небольшую парковку, подсвеченную световыми панелями, встроенными в асфальт. Когда мы вошли в здание, приятный администратор с ухоженной бородкой поприветствовал почтительным наклоном и, к моему удивлению, обратился к Ваасту по фамилии, уточняя, где он будет сегодня ужинать. Мой спутник дал короткие распоряжения: — Столик в вип-зале, сделайте потише музыку и попросите танцовщиц сегодня не приходить. Парень сразу двинулся к коридору в дальнем углу ресторана с черной дверью, которую охранял грузный мужчина в костюме. Он лишь кивнул моему однокласснику и пропустил нас в помещение вип запа. Оно было поистине роскошным: богатые мраморные колонны, тяжелые бархатные занавеси, элегантная мебель из слоновой кости, бронзы и редких сортов дерева — и это все на фоне белых кирпичных стен. Поддерживающие перекрытия на потолке и балки любовно переплетались с роскошными люстрами из хрусталя. Если это интерьер в стиле «лофт», то определенно очень странный. Когда мы сели на мягкий диван с высокой спинкой в закрытой ширмой алькове, я ощутила на себе тяжелый, изучающий взгляд. К счастью, подошедшая официантка меня спасла: — Мне порцию ростбифа с картофельным гратеном и кофейное мороженое со сливками. — проговорил Вааст, вальяжно раздвинув ноги на широком бархатном диване. — Что ты будешь? Я поискала глазами меню, и в голову не пришло ничего лучше, чем повторить часть заказа одноклассника. — Кофейное мороженое со сливками, — официантка кинула на меня жалостливый взгляд, а я потупилась. — Что будете пить, месье Лоран? — Я сегодня за рулем, принесите Ривзальт сорок пятого для дамы. Я даже не успела отказаться, как девушка скрылась из вида, и меня опять охватила паника — все не так, все неправильно. Я нахожусь в одном помещении с человеком, которому все равно на меня. Сижу в потрясающем платье, с красивой прической, с дамской сумочкой, с накрашенным губами — как будто сейчас самое важное событие в моей жизни, и вместо того, чтобы ловить восхищенные взгляды и общаться на всевозможные темы, слушаю напряженное молчание. Вааст, будто уловил мое отчаяние, и произнес: — Ты что, в ресторанах не была ни разу, полторашка? Услышав привычное прозвище, я почти облегченно выдохнула и ответила: — Была, но там хотя бы давали меню. — Так оно перед тобой, — я не заметила, что на столе действительно лежал кожаный переплет, слившийся с черной матовой столешницей. — Я могу позвать официантку и закажешь то, что хочешь. — Ничего, кофейное мороженое — звучит вкусно. Мы снова помолчали, а я оглядела приватную комнату, закрытую от глаз посторонних. Стены мягкие, обитые матовой тканью, диван, на котором мы сидели, широкий и удобный, как будто предназначался для чего-то другого. Стол ниже обычного, больше походил на журнальный — и тут до меня дошло. Это комната для танцев и разврата. Я замерла в страхе, вспомнив его распоряжения, касаемо танцовщиц, и невольно отодвинулась, мой голос дрогнул: — Вааст, что ты…ты для чего привел меня сюда? Парень в непонимании уставился в мое лицо, а потом его губы растянулись в ухмылке: — Ты что, правда подумала об интим услугах? — но видя, что мне не до шуток, пояснил. — Я тебе уже сказал, что хотел свозить тебя в другое место, но ты слишком нарядно одета для него, а я не хочу, чтобы ты переломала свои ножки в этих туфлях, — он окинул взглядом мои голые лодыжки, а потом задержал глаза на бедре, которое оголилось в разрезе платья. — Поэтому привез тебя сюда. У меня оформлена бронь в вип зале на год, и этот столик всегда остается за мной. Я слегка расслабилась, и тактично не стала уточнять, чем он тут занимается в свободное от школы время. — Я слышал тебя приняли в шахматный клуб. — Да. — Ты довольна? — Да. —А мистер Реймонд? — А что он? — я бросила недоуменный взгляд на Вааста, удивившись его жесткому тону. —Не знаю, ты мне скажи. Раз он согласился подвезти свою ученицу, что не совсем входит в его этические принципы. С недавних пор. Опа. Кажется Вааст тоже в курсе той странной истории с Камиль и ее романом с учителем. Нужно было как-то осторожно подвести его к этой теме. — Я слышала о том, что раньше он был совсем другой. Позволял себе большее…в общении с учениками. Я внимательно наблюдала за лицом парня, и от меня не ускользнула ярость в его глазах, но он взял себя в руки и лишь пожал плечами: — Я не святой, чтобы судить других. Просто будь осторожнее с желаниями, полторашка. — Что ты имеешь в виду? — прямо спросила я, надеясь услышать историю про Камиль в подробностях, как официантка принесла вино, разлив темную жидкость по бокалам. После этого парень снова обернулся в кокон непробиваемого молчания. Я поерзала на месте, не зная, как к нему подступиться, как внезапно прозвучал неприятный вопрос: — Что ты искала в моем телефоне? Если скажу правду, ему это может не понравится, поэтому я выдала заготовленную ложь: — Хотела посмотреть, как я записана у тебя в контактах. — Ты могла спросить. — Как ты спросил меня, записывая себя «хозяином»? Он достал свой телефон и показал мне экран. На нем была цифра «1.5». Я надула губы и скрестила руки на груди, радуясь, что отвлекла его от щекотливой темы: — Богатая фантазия, Вааст. — Пей. — Я не буду. — Пей, полторашка. Ты за весь вечер ни разу не расслабила плечи. Он был прав, возможно, если я слегка пригублю вина, разговор пойдет более непринужденно. Обхватив пальцами бокал, я поднесла губы, обхватывая тонкое стекло, и сделала глоток. Вино на вкус было приятным и слегка кисловатым. — Ну как? —Я не разбираюсь. — Ты вообще хоть что-то в этой жизни пробовала, кроме игры в шахмат и зубрежки уроков? Слова парня не задели меня, я знала, что моя жизнь разительно отличалась от остальных подростков, и нельзя сказать, что я жалела об этом. Но прямо говорить об этом не хотелось, и ставя бокал на стол, я закинула нога на ногу и улыбнулась: — Смотря что… — Курить? — Нет. — Напиться. — Нет. — Наркотики? — Тем более. — Секс? — Сам, как думаешь? Вааст покачал головой и поинтересовался: — У тебя строгие консервативные родители? Я сделала еще приличный глоток, и на языке заиграли благородные нотки. Диалог почему-то вызвал у меня веселье, и я, порывшись в сумочке, вытащила презерватив и положила его на столешницу под удивленным взглядом собеседника: — Его дала мне мама перед выходом, это достаточно строго или консервативно? — Пожалуй, нет, — мое веселье передалось и парню, и он лукаво прищурился. — Тогда в чем причина? Я решила ответить искренне, чтобы задать доверительное русло беседе: — Потому что я не чувствую себя хозяйкой своей жизни. Знаешь, сколько школ я сменила за последние шесть лет? Девять. Девять, мать его, школ. Девять переездов. Девять городов. Я жду своего восемнадцатилетия, когда смогу где-то осесть, остановиться и наконец спокойно отдышаться. Вааст присвистнул и пальцами забарабанил по колену: — Ты рассматриваешь Дижон, в качестве своей остановки? Вопрос звучал вроде непринужденно, но тон парня был серьезным. С ответом я не спешила, в руке снова оказался бокал: — Не знаю, Вааст. Зависит от того, сколько боли мне принесет мое пребывание в этом городе. Пока что, все идет, к тому, что я опять уеду. — Как ты это определила? — Мама нашла нового хахаля здесь. Я в ожидании, когда он разобьет ей сердце и мы снова подорвемся в поисках нового пристанища. Остается надеяться, что это не случится до моего дня рождения. — И когда тебе исполнится восемнадцать? — Двадцать первого февраля. Я сделала глоток, смакуя напиток на языке, и вино уже показалось сладким и пряным. В комнате резко сделалось жарко, и я сняла пиджак, позволяя Ваасту внимательно следить за линией обнаженных плеч и спины. Он шумно сглотнул и налил в бокал воды, отпивая половину. Была подана еда, мне сразу принесли десерт в красивой розетке. — А что касается тебя, Вааст? Чего ты хочешь? — Хочу, чтобы моя полторашка не задавала вопросов и поела. Он придвинулся поближе, а я допила остатки вина в бокале, не заметив, что наши колени соприкасаются. Мои щеки уже раскраснелись от алкоголя, а в голове стало приятно и туманно. Я взяла стеклянную вазочку, и сняла подтаявшее мороженное сверху, отправляя ложку в рот. Почему «полторашка»? Это потому что у меня рост метр пятьдесят или размер груди первый с половиной? Вааст поперхнулся едой и рассмеялся, отвечая: — Никогда об этом не думал. Вообще, я имел в виду полуторалитровую бутылку. — А что с ней? — У нее формы, как у тебя. Песочные часы. Во рту было сладко, вино мутило голову, все стало каким-то простым и веселым: — Тогда ты ничего не слышал про мои размеры. — Нет, я именно запомнил, — улыбнулся парень, подливая мне еще вина. Внезапно, он выудил из небольшой плечевой сумки, которую я раньше не замечала, черный футляр квадратной формы и придвинул мне. Я осторожно открыла его и ахнула, на бархатной подушке покоились наручные часы. Циферблат был выполнен из мерцающего космического авантюрина. Его безупречно дополняли бриллианты и серебряный браслет. Удивительно, как Вааст заметил мой рефлекторный жест в библиотеке, когда спросил время, запомнил и теперь преподнес мне подобный подарок. Я абсолютно не разбиралась в часах, но могла представить, что они стоят целое состояние. Крышка футляра хлопнула, закрываясь: — Я не приму. Зачем ты делаешь мне все эти подарки? Вааст пристально смотрел на меня, а его взгляд на пару долгих секунд задержался на моих губах: — Потому что могу…и хочу. — Потому что у остальных девушек все есть, а я не так богата, как они? — Нет, полторашка. Я только что ответил, почему. И повторять не собираюсь. Я смутилась и отпила еще вина, доедая мороженое и жалея, что мне больше нечем занять руки и рот. — Я все равно не приму. А если возьму, то тут же отнесу их в ломбард. — Делай с ними, что хочешь. Они теперь твои. Футляр снова перекочевал на мою половину стола, и немного подумав, решила не играть с судьбой и надела их на запястье. Тяжелый металл приятно холодил кожу и удивительно удачно сочетался с платьем. — Спасибо… Вааст отчего-то стал очень довольным, он уже доел мясо и приступил к десерту, запивая его водой. Я заметила в уголке его губ след от мороженного и указала на него парню, как внезапно тот приказал: — Слижи. Я хихикнула, делая глоток вина, и моя улыбка померкла, когда пришло осознание, что он серьезен. — Я не буду этого делать. — Возможно, ты забыла свои обязанности, тебе напомнить? — Возможно, ты забыл, что обещал мне, что никакого интима не будет, — парировала я, а пальцы, сжимающие бокал, побелели. — Боже, расслабься. Я пошутил, — парень высунул язык и провел им по губам, заставив меня сделать судорожный глоток вина. — Очень смешно, Вааст. — Напомни, сходить с тобой в библиотеку и посмотреть в толковом словаре значение слова «интим», потому что ты чудовищно некомпетентна в этом вопросе. Я снова рассмеялась, удивляясь, откуда у меня столько веселья, видимо, всему виной был алкоголь. Который, уже кстати почти кончился во втором бокале. Я решила, что пора переходить к делу: — Расскажи мне про игру, Вааст. Как ты стал «игроком»? Парень кинул на меня удивленный взгляд, я поерзала на месте, еще больше оголяя бедро, и одноклассник вцепился в него голодным взглядом, аккуратно подбирая слова: — Я был у истоков. Все началось в восьмом классе, мы сидели с пацанами на стадионе и смотрели, как разминаются старшеклассницы. Один мой знакомый сказал «Слабо за пять евро подкатить к одной из них?» Я ответил, что проще пареной репы. Меня грубо отшили, но свои деньги я получил. Так и зародилась идея с небольшими пари, которые позже переросли в большую «игру», более жестокую и глобальную. — Как вы набирали туда людей? — Понемногу, проверяя их, устраивая небольшие экзамены и посвящение. Одним из таких парней был Хуберт. Он предложил создать закрытый клуб, придумать свой свод правил, систему денежных поощрений для всех участников и систему наказаний. — Вы брали в клуб только парней, — почему-то догадалась я, фокусировать внимание на диалоге было все сложнее, и я отложила бокал. — По началу да. Первой девушкой была Рене, ее привел Хуб. Ее отец известный мозгоправ. Неудивительно, что с детства она наслушалась разных историй, психологических трюков и стала применять их на практике. Она отлично разбиралась в людях, и с ее появлением были введены «вербовщики». Про себя я мрачно отметила, что, видимо, не так уж она и хорошо разбирается в людях, раз занесла меня в «жертвы». Предательство Рене снова отдалось приглушенной от алкоголя болью в груди. — И сколько в вашем клубе «игроков»? Вааст придвинулся ко мне вплотную, так близко, что я смогла разглядеть желтоватые вкрапления на радужке зеленых глаз и, понизив голос, произнес: — Это допрос, полторашка? — Я просто веду беседу, как видишь, вино делает свое дело, — я глупо заулыбалась и захлопала длинными ресницами, надеясь, что парень ничего не заподозрит. — Много. Сколько сейчас я не знаю. Я уже сказал, что меня выгнали и удалили из конференции, — вот в чем дело. Стоило догадаться, что будучи не у дел, он вряд ли хранил бы на телефоне компрометирующие диалоги и переписки. Зато они есть у любого действующего игрока. — За что? И как они купили твое молчание? — Купили? Им незачем это делать, полторашка. Я один из основателей клуба, и я первый погорю, если все это вскроется. Я замерла: при всей своей незавидной ситуации и достаточно спорных взаимоотношениях с Ваастом, я не могла отрицать, что этот харизматичный парень мне нравился. Если я влезу и обнародую то, что собиралась откопать, то подставлю его под серьезный удар. И почему-то мне этого не хотелось. Стоп, Коралина. Ты используешь его, как и он тебя. Если бы не ваше соглашение, он без стыда и зазрения совести развернулся бы и ушел, оставив в руках Армана, Габриэля и Хуберта. Ему плевать на тебя, а тебе должно — на него. — Так почему тебя выгнали? Но Вааст лишь скучающе взглянул на часы и произнес: — Уже поздно, я отвезу тебя домой. Циферблат новых наручных часиков показывал пол одиннадцатого, и я удивилась, как незаметно пролетело время. Не помню, чтобы я когда-либо так поздно возвращалась домой, да и мне особо не с кем было гулять. На обратном пути я позволила своим мыслям блуждать, как им заблагорассудится, а сама в это время смотрела, как за окном машины проплывают городские пейзажи. В салоне было темно и тихо, только мигала приборная панель и доносился мерный звук двигателя. Внезапно Вааст задал вопрос и я не сразу поняла, его смысл: — Ты нарушила уже слишком много пунктов соглашения. Хотя бы сегодня. Ты мне соврала, — голос парня доносился будто издалека, хотя он сидел совсем рядом, что даже руку не было надобности протягивать, чтобы коснуться до его плеча. — Ты думаешь, я не понял, ради чего все эти расспросы про игру? Ты искала в моем телефоне доказательства, переписки. Я прикусила язык, сдерживая ругательство, и окончательно пришла в себя. Нехорошо. Машина остановилась, и я узнала знакомый район, до дома оставался буквально десяток метров. — Я не забыл про наказание, Коралина. Я вздрогнула от звука своего имени и кивнула. — Я помню, что согласилась тогда. Что нужно сделать? Очертания лица Вааста в темноте было не разобрать, но голос оказался хриплым: — Сядь ко мне на колени. Я не знаю, почему я послушалась, почему сняла босоножки, бросив их под сидение, почему послушно перелезла через коробку передач и устроилась на парне напротив его лица. То ли тому виной был его низкий голос, то ли отсутствие выбора, то ли вино. — Положи ладонь мне на пресс. Мое сердце учащенно забилось, и я залезла рукой под ткань джемпера, ощущая под пальцами плоский твердый живот, выпуклости кубиков, которые уже видела на той злосчастной фотографии. — Ниже, Коралина, — прозвучало моё имя из его уст, мой пульс тут же ускорился. Рука послушно опустилась к ремню его брюк, я почувствовала, как Вааст напрягся, и качнулась на его коленях. — Еще ниже, — его голос стал прерывистым, в темноте я видела лишь отблеск уличных фонарей в его глазах и заколебалась в нерешительности. В воздухе потрескивали электрические разряды от повисшего между нами напряжения. Вааст не торопил, будто знал, что я сделаю это, и моя ладонь легла на его на пах, дрогнув. Он был тверд, напряжен до предела, и я приоткрыла рот, испытывая странное волнение между собственных ног. — Теперь поцелуй меня. Я задохнулась от возмущения, но его возбужденный взгляд выбил из головы все мысли. Целоваться мне приходилось один раз в своей жизни с Томасом, смогла бы я повторить это с Ваастом? Проверять не хотелось, впрочем как и злить парня, который опасно молчал. Я быстро наклонилась и легко коснулась его губ своими, отстраняясь в диком смущении и с пылающими щеками. Хорошо, что здесь было темно. — И что это было? — Поцелуй. По моему замешательству и ошеломленному выражению лица он догадался: — Господи…ты никогда не целовалась. Вааст схватил мой подбородок левой рукой и притянул к своему лицу, вторгаясь в мой рот языком. Вот так просто, без предупреждения и прелюдий. Мое тело ответило инстинктивно, быстрее, чем я успела воспротивиться. Не нужно было быть экспертом, чтобы с уверенностью сказать — целоваться Вааст умел. Он делал это грубо, жадно и так умопомрачительно, что у меня задрожали колени. Его вторая рука обхватила мою обнаженную талию, вжимая в себя крепче, что ширинка брюк оцарапала нежную кожу бедер. И клянусь, его член стал еще тверже, если это вообще было возможно. Сердце бешено колотилось где-то в горле, а низ живота ныл от вожделения, когда парень резко отстранился, убрав руки, и облизнулся: — Вот это поцелуй, Коралина. До понедельника. Я ошарашенно вернулась обратно на пассажирское сиденье, голова кружилась, а рука никак не могла нащупать в темноте босоножки. Вааст включил свет, и я поморщилась. Застегнув обувь, я заметила, что парень неотрывно смотрит на мою грудь. Бросив быстрый взгляд вниз, я вспыхнула, чувствуя, как приливает кровь к щекам. Через тонкий шелк легко просматривались очертания бесстыдно стоячих сосков. — Это…это от холода, — зачем-то пояснила я, желая поскорее убраться из машины. — Как скажешь, полторашка, — еле заметно улыбаясь, произнес Вааст, и в голосе было что-то неуловимо зловещее и голодное. Я буквально бежала до дома, сгорая от жгучего стыда и осознания, что совершила крупную ошибку.