Вечная пропасть

      День 1       В кабинете мадам Крото пахло липовыми ветками и горячим шоколадом. Комната была выполнена в теплых пастельных тонах, с деревянными вставными панелями на стенах. Окна завешены плотными гардинами цвета морской волны, не пропускающими и лучика скупого осеннего солнца. А на полу лежал мягкий ковер в тон шторам и абажуру карельской лампы, из-под которой лился мягкий свет, погрузивший кабинет в приятный полумрак.       — Проходите, мисс Леклерк, располагайтесь на кушетке.       Я неловко кивнула, все еще ощущая некие сомнения по поводу принятого решения, но молча развернуться и выбежать за дверь было бы, как минимум, странно, как максимум, — невежливо. Кушетка была мягкой и все еще хранила тепло худенькой девушки, которая вышла до меня. Только благодаря надежде, которая искрилась в ее глазах, я нашла в себе силы зайти в кабинет школьного психолога.       — Скажите, пожалуйста, как Вам будет удобней общаться со мной, на Ты или Вы?       Мне было очень приятно, что мадам Крото сразу решила обговорить мою зону комфорта и оставила право выбрать социальную дистанцию между нами, поэтому я после нескольких секунд раздумий ответила:       — Вы можете обращаться ко мне на "ты", но мне будет привычнее называть Вас «мадам Крото», если можно?       — Ну разумеется, Коралина, — женщина улыбнулась, а я отметила, что у нее очень милая улыбка, которая расцветала весной на ее круглом лице, — Ты не против благовоний? Я привезла их из Индии.       Я помотала головой, а психолог зажгла тонкую деревянную палочку на журнальном столике и уселась в свое кресло с высокой спинкой, кивая на подушку.       — Можешь взять ее, мне, к примеру, часто бывает нечем занять руки при не самых приятных разговорах. Хотя я надеюсь, что тебе здесь будет комфортно, по крайней мере, я приложу все свои усилия для этого.       После этих слов я осознала, что это какой-то другой уровень квалификации нежели, чем у психолога Лауры, которой я зачитывала свой дневник. Подъем надежды и желания работать с мадам Крото заставил мои плечи расслабиться и поудобнее разместиться на мягкой кушетке, обнимая подушку на животе.       — Чтож, ты уже проходила до этого терапию, Коралина? Если да, что ты испытывала на приеме у прошлого специалиста?       — Стыд и неловкость. Я читала ей записи в своем дневнике, который она же и попросила вести. И мне это не помогло.       — Ведение дневника — это не пустая трата времени только в случае, если делать это осмысленно. Зачитывать дневник подростка при клиенте — спорная практика, конечно. И я не буду ставить тебя в неловкое положение, вызнавать твои секреты. Ты должна сама захотеть мне раскрыться и довериться, именно так мы и проведем нашу первую встречу. Со знакомства.       После этого мадам Крото узнавала про мою жизнь с мамой, про учебу, про мои увлечения. Даже несмотря на то, что ее вопросы были общими и зачастую на отвлеченные темы, я ощущала, что каждое мое слово подвергается тонкой и ненавязчивой аналитике. Мадам Крото пыталась выяснить, пришла ли я к ней по своему желанию или по принуждению родителей. Когда психолог спрашивала про Марианну, то я честно призналась, что мама не догадывается о моих проблемах, и я не делюсь с ней ничем, что могло бы ее расстроить. Далее мы обсудили частоту встреч и их длительность. Мадам Крото делала какие-то пометки в своем толстом блокноте карандашом, и этот звук вкупе с приятным восточным запахом благовоний вводил меня в некий транс комфорта и спокойствия.       — Коралина, я хочу проговорить очень банальную, но важную вещь. То, что озвучивается в этом кабинете, остается строго между нами и не разглашается за его стенами. Только если не увижу, что моему клиенту, а это в основном подростки в группе от 12 до 17 лет, необходимо медикаментозное лечение, либо существует риск суицида. Тогда я обязательно обговорю это с родителями, конечно же, после разговора с самим ребенком.       — Я поняла Вас, мадам Крото. Спасибо, что сообщили, мне важно было это услышать.       Мне даже не хотелось покидать кабинет, когда приятная женщина сказала, что на сегодня наш сеанс окончен, и контрастно яркий свет школьного коридора вывел меня из этого волшебного состояния, заставив столкнуться с жестокой реальностью.       Мне 17 лет, и всего за два с половиной месяца я потеряла двух подруг, парень, которому я, скорее всего, нравлюсь, обладает моим дневником, в котором описана страшная тайна. Что мужчина, который мне нравится — мой учитель математики и возлюбленный моей мамы. Ах да, еще у меня есть две недели, чтобы лишиться девственности, иначе мою подругу и ее семью ждут крупные штрафы, а, возможно, и уголовное наказание.       Сегодняшнюю ночь я провела в каком-то апатичном слёзном возлиянии в подушку, мысленно прощаясь со своей невинностью, как с чем-то трепетно важным для меня. А утром я встала с абсолютно четкой и ясной мыслью, что девственность переоценена, как ее сохранение, так и лишение. Инструмент, который попытались на мне использовать тайное сообщество «Инкогнита» — это стыд, вызванный тем, что на мне клеймо целомудрия. Я выжгу его, избавлюсь от него и перестану зависеть от собственных предрассудков и чужих манипуляций на этот счет.       Вот только я не подумала об одной неимоверно важной вещи… С кем, черт возьми, я планирую это сделать?       Мои странные и нетипичные мысли прервал возглас библиотекаря на первом этаже у стенда с информацией и расписанием уроков:       — Мисс Леклерк, задержались на дополнительных занятиях?       Я редко видела старика за пределами библиотеки и удивилась не меньше него, однако, озвучивать, что я была на сеансе у психолога, почему-то не хотелось:       — Можно сказать и так. Я думала, Вы не покинете свой пост даже под угрозой расстрела, месье Диаз, — у нас со стариком сложились очень теплые отношения, поэтому я позволила себе шутку и виновато улыбнулась. Библиотекарь хрипло рассмеялся и зашелся в старческом кашле, вытирая рот платком, и я только сейчас увидела, что он держит в руках листок из красивой пастельной бумаги.       — Иногда даже драконы покидают свои сокровища, хоть и не надолго. В этот раз повод действительно важный. Поди сюда, юная мисс.       Я обошла стенд и встала рядом, наблюдая, как месье Диаз аккуратно отодвигает стекло стендовой доски и приклеивает объявление о предстоящем шахматном турнире.       Я быстро пробежалась глазами по информации. Турнир будет проводиться в формате рапида, быстрые блиц-партии на время, в соседней школе им. Святого Иосифа в старом районе города.       — Ну? Будешь участвовать, мисс Леклерк?       Я поджала губы и поняла, что не хочу расстраивать старика, но и обманывать тоже не могу:       — Здесь сказано, что турнир только для участников шахматного клуба, а квот на лишние места в нем больше нет.       Библиотекарь озадаченно свел брови вместе к переносице, а широкие ноздри раздулись, действительно, как у очень грозного дракона.       — Чушь собачья. Прости мне мои выражения, юная мисс. Я могу поговорить с Алексом, он же не глупец, чтобы упускать такой талант.       Мне стало очень лестно это слышать, и я благодарно кивнула, тем не менее отметив:       — Мы еще не успели сыграть ни одной партии, месье Диаз. Может, вы ошибаетесь.       — Дорогая моя, иногда можно понять, что кто-то хороший шахматист только по тому, какую литературу он читает. Но насчет партий ты права, может сыграем одну быстренько или ты уже спешишь?       Я посмотрела на часы, отметила, что даже если наша партия затянется, то я все равно успеваю к ужину, и согласно кивнула, следуя за стариком в библиотеку.       Пока месье Диаз размышлял стоит ли идти в атаку и укреплять свои позиции на левом фланге, я рассеянно прокручивала в голове наш последний с Ваастом диалог. С парнем творилось что-то очень странное, и, кажется, причиной тому была я. Оказавшись в таких недвусмысленных с ним отношениях, я была даже рада, что он уже третий день не появляется в лицее, по крайней мере, пока я не разберусь со своими собственными чувствами. Его манера речи, его взгляд, его прикосновения изменились, и самое страшное, что мне это нравилось. Я никак не пыталась помешать и воспрепятствовать его вниманию. Но насколько сильно, я была ему интересна? Настолько ли, чтобы со мной…       — Мисс Леклерк, при всем уважении, но не соизволите ли сделать ход, — я извинилась и окинула взглядом шахматную доску, ища, что изменилось на столе. А, месье Диаз попытался подтолкнуть меня к размену ферзей, чтобы в эндшпиле использовать свое пешечное превосходство.       Я передвинула коня на f3, и библиотекарь закусил большой палец, пробормотав:       — Глазастая чертовка…       Я лишь улыбнулась: мне нравилось, как старик забывал все свои манеры и полностью погружался в игру, отпуская смешные фразочки и иногда даже безобидные ругательства.       Внезапно раздался короткий стук, и в библиотеку вошел мистер Реймонд, отчего мне захотелось съежиться или оказаться любым другим человеком, только не Коралиной Леклерк. Учитель быстро нашел нас глазами за одним из ближайших к библиотекарской стойке столов и удивленно приподнял брови. Старик боялся упустить посетителей, поэтому выбрал такое место, чтобы хорошо видеть входную дверь. Высокий мужчина держал стопку шахматных журналов из свежей еженедельной партии, и я удивилась, что, оказывается, он собственноручно их приносит в библиотеку.       Преподаватель был облачен в безупречно черный костюм-тройку. Изящно повязанный галстук, белоснежная сорочка, на рукавах которой сверкали золотые запонки, и в дополнение ко всему обворожительная полуулыбка на губах.       — Алекс! — старик не скрывал своего удовольствия и радости, что аж так увлекшая его минуту назад партия резко перестала его интересовать, — А я тут решил тряхнуть стариной с юной мисс и вспомнить былые шахматные деньки.       Реймонд приблизился к нашему столу за три широких шага и быстро оглядел позицию фигур на доске:       — Теряешь хватку, Лионель.       — Коралина — юное дарование, Алекс.       — Не могу с этим не согласиться, — тут же ответил Реймонд, а я макушкой почувствовала его взгляд, но не подняла глаз, слишком сильно сосредоточившись на блеске своей черной пешки.       — И ты позволишь такому пропасть? Кто еще из нас теряет хватку? — месье Диаз лукаво мне подмигнул, а я пожалела, что не отговорила его от разговора с его бывшим учеником. Кто же мог знать, что он случится в моем присутствии?       — Не я распределяю места в шахматном клубе, Лионель. Но, возможно, мы что-то с этим придумаем… Я впервые подняла голову и столкнулась с черными омутами глаз, они пронзили меня острым ударом тока где-то в районе ног. Он же говорит о шахматах? Тогда почему в его взгляде промелькнул…голод?       — Ты уж постарайся, Алекс, иначе я тебе не прощу потерю такого таланта.       — Талант никогда не потеряется, если этого не захочет его обладатель, Лионель.       — Ну знаешь, сейчас такая молодежь пошла, быстро утрачивает мотивацию и тягу к знаниям… Ай, ладно, мисс Леклерк, тут все ясно: длинная рокировка, пешечный штурм на королевском фланге, тут съедаю, ты берешь компенсацию, король в безопасности и ставишь мне мат за счет связки. Сделал критическую ошибку на седьмой горизонтали, — старик сложил своего короля, а я не могла придумать куда деться от острого, давящего присутствия мистера Реймонда, — Беги, юная мисс, сейчас рано темнеет, а старику еще вносить новое поступление журналов в реестр.       Мы вышли с мистером Реймондом из кабинета одновременно, и я надеялась, что он пойдет в сторону лифта, однако мужчина спускался вместе со мной, подстраиваясь под мои короткие шаги. В гардеробе я забрала свое пальто и уже хотела попрощаться с учителем, как раздался вопрос, которого я боялась:       — Подбросить тебя до дома?       Боялась, потому что не могла ему отказать. В его машине слишком комфортно, от учителя слишком вкусно пахнет, от его голоса рождается слишком много мурашек на спине, а мысли в моей голове путаются и наскакивают одна на другую.       Мистер Реймонд сопроводил меня к своему гоночному Фиату, придерживая дверь на парковку, галантно открыл дверцу машины и мягко захлопнул, обходя свой неизменный спорткар и садясь за руль. Его руки были затянуты в кожаные черные перчатки, но я и так прекрасно помнила, как выглядят его изящные длинные пальцы.       — Как дела у Марианны? — внезапно спросил мужчина где-то на середине пути, — У меня в последнее время не было времени увидеться с ней.       — Она очень устает на работе, и мы тоже практически не видимся. Только вечером за ужином, — тихо проговорила я. И это было чистой правдой. Моя мама откровенно батрачила, чтобы оплачивать счета и аренду съемной квартиры. Я не раз предлагала ей найти что-то подешевле, подальше от центра города, но Марианна уперлась и отнекивалась, аргументируя это тем, что тогда мы все равно будем отдавать столько же, тратя деньги уже на проезд до лицея и ее работы.       — Понимаю, — кивнул преподаватель и зачем-то добавил, — Таким девушкам поначалу всегда тяжело войти в плотный рабочий график. Это пройдет.       Я почему-то разозлилась, хотя всегда считала маму не приспособленной к тяжелому труду, однако, она не заслужила, чтобы ее мужчина упрекал за прошлое, с которым она активно борется. Да Марианна не была идеальной матерью или женой, но она меняется в лучшую сторону.       — Возможно, вы чаще виделись бы, если бы ей не приходилось столько работать, мистер Реймонд. У нее двенадцатичасовой рабочий день. Это вообще законно во Франции?       Боже, я действительно сказала это в слух, буквально призвав его содержать Марианну? Преподаватель быстро посмотрел на меня и уточнил:       — То есть, тебе хотелось бы, чтобы твоя мама сидела целыми днями дома и тратила мои деньги, Коралина?       Я густо покраснела, но оправдываться не стала, лишь попыталась сгладить углы: — Я этого не говорила, сэр. Просто, возможно… Ей бы не пришлось так убиваться, и она смогла бы найти более щадящий рабочий график, зная, что у нее есть хоть какая-то финансовая стабильность.       — Она есть, — коротко бросил мистер Реймонд и внезапно очаровательно улыбнулся, — Просто ей не обязательно об этом знать.       Я открыла рот и закрыла. Наверное, мы не на таком этапе родственных отношений, чтобы я могла говорить всё, что думаю. Кстати о родственных отношениях…       — Мистер Реймонд, насчет совместного ужина, который отложился из-за…из-за пожара. Он еще в силе? Я думаю, что нас действительно необходимо познакомить. Формально. Потому что Марианна все еще это скрывает.       Реймонд усмехнулся чему-то своему и плавно завернул в мой родной район, покрытый мягкой вуалью осенних сумерек.       — Почему бы и нет. Я выберу ресторан и сообщу Марианне.       Я прикусила губу, сердце застучало чаще, а испуганные мысли сложились в слова:       — Насчет этого… Не кажется ли Вам лучшей идеей поужинать у Вас дома?       — У меня? — Реймонд оторвался от дороги, наши глаза встретились, а я опять испытала приступ паники неизвестного происхождения, которая томным гулом отдавалась в паху от его пристального взгляда.       — Атмосфера ресторанов не подходит для семейного ужина. А я хочу, чтобы в этот раз все было по-другому. Можно было бы встретиться у нас, но наша кухня не вместит сразу трех людей, мистер Реймонд.       Не знаю, как мне удалось закончить фразу, за которой запросто мог последовать грубый отказ, и не умереть от стыда и неловкости. Но учитель на полном серьезе задумался, погрузив салон машины в абсолютную тишину на целую минуту.       Наконец, он ответил, подъезжая к парадной моего дома:       — Это хорошая идея, Коралина. Я обдумаю это. Как и твое участие на шахматном рапиде в начале декабря, — он нажал на кнопку блокировки дверей, и глухой щелчок намекнул мне на то, что пора выходить.       Мамы все еще не было дома, и я провела остаток вечера до ее прихода, делая домашнее задание, листая журналы и выписывая интересные мне стратегии в блокнот. Если мне дадут возможность показать себя на шахматном турнире, я ее не упущу.       Пару раз я порывалась написать Ваасту и спросить, как у него дела, но не знала, с чего начать. Почему-то в голове блуждали неприятные мысли, что он, возможно, сейчас не один. Хотя права ревновать я, пожалуй, не имела, ведь никаких официальных отношений нас не связывало.       Впервые за долгое время мне захотелось поговорить с мамой. Марианна вернулась около одиннадцати вечера, и я вышла ее встретить, с ноющим сердцем наблюдая, как круги под ее глазами становятся все темнее и темнее, что даже консилер не помогает их скрыть.       — Приветик, Кора. Как дела? — она небрежно скинула шпильки и недовольно буркнула, удаляясь в ванную, — Еще неделя в таком темпе и я перейду на кроссовки.       — У меня все нормально, — крикнула я ей в спину, но звук воды заглушил мои слова, и я обреченно вздохнула. Видимо, поговорим в другой раз.       День 2       Мои мысли не покидал фоновый и не менее навязчивый звон тревоги, касаемо вступления в «Инкогнита». Пару раз я даже рассматривала вариант развития событий, где я отказываюсь от вступления, продолжаю жить дальше беззаботной жизнью, зная, что где-то страдает Вивьен. Устыдившись подобной идеи в моей голове, я решила больше не возвращаться к этой опции и держать ее, как самый-самый запасной план, если вдруг что-то совсем пойдет не так.       Осень набирала обороты, и Дижон превратился в золотую сказку, словно сошедший с картинок на календарях. Сегодня выдалось ясное утро, что мне захотелось проехаться до лицея на велосипеде, который принес неделю назад Густав, хозяин квартиры. Прохладный воздух обдувал порозовевшие щеки, а солнце тут же их обнимало едва ощутимым, но теплом, и я впервые не думала ни о чем, сосредоточившись на сухом асфальте с шелестящими листьями и на размеренном звуке велосипедной цепи.       Пристегнув свой немудреный транспорт у специальных железных креплений, на какой-то поднятой морали я взлетела на третий этаж, прямиком к кабинету биологии. И застыла в оцепенении. Прислонившись спиной к стене и сложив руки на груди, в полупустой рекреации стоял Вааст.       Свою неоднозначную реакцию на, казалось бы, приятную встречу, я объяснить не смогла, поэтому придется действовать по ситуации. Одно я знала точно: я была не готова его увидеть и тем более начать разговор, как ни в чем не бывало, держа в голове тот факт, что он единственный, с кем я смогу выполнить задание для посвящения.       — Привет, полторашка. Замерзла? — парень улыбнулся, когда я подошла к нему на негнущихся ногах, и приложил тыльную сторону ладони к моим обветренным щекам.       От прикосновения тело пронзило дрожью, от затылка по позвоночнику вниз. Я заметила еще не заживший рубец на его губе и разбитые костяшки, но решила не упоминать об этом.       — Привет, Вааст, — попытка сделать голос не таким блеющим была с крахом провалена, — Немного. Добиралась на велосипеде.       — В этом? — он смерил игривым взглядом мои шерстяные чулки и юбку, и я, как завороженная, наблюдала за тем, как парень языком провел по свежей ссадине на губе, а в голове эхом пронеслись непристойности про Вааста, которые выдала мне Рене.       — Да. В этом. А что такое?       — На улице сильный ветер, знаешь ли.       — Ага, вот бы он сдул это гаденькое выражение на твоем лице, — пробубнила я и достала тетрадку по биологии, бросая ее на подоконник, — Только не слово в слово, пожалуйста. Я сама описывала взаимосвязь круговоротов в биосфере.       — Я расторгаю наш контракт, Коралина. Ты больше не нуждаешься в моей защите, — его голос был серьезным, а внутри меня будто что-то оборвалось, и я не смогла это удержать.       — Я не понимаю… — Вааст сунул руку в свой рюкзак и достал до боли знакомый ежедневник в красном переплете. Я инстинктивно вцепилась в него пальцами, но парень не спешил его отдавать:       — Они уже придумали тебе задание?       Я кивнула, несмело глядя ему в глаза снизу вверх, и молила, чтобы он не начал расспрашивать про посвящение, потому что, как соврать Ваасту, я еще не придумала.       — Дай угадаю, это нельзя разглашать?       Я снова кивнула и отвела взгляд, не в силах больше выносить столь пристального зрительного контакта:       — Но не переживай, там нет ничего такого, чего бы я не смогла сделать.       — Это твой выбор, Коралина, — мне показалось, что в его голосе прослеживалась какая-то грусть.       Мне было страшно, что на это все закончится, и плевать я хотела на пресловутое задание. Мне было страшно потерять друга, которым стал мне Вааст за этот промежуток времени.       Но то, что сказал одноклассник далее, повергло меня в шок:       — Я хочу новый контракт. Без формальностей и дурацких условий. Будь моей девушкой. По-настоящему.       — Ты…ты смеешься надо мной?       Если бы Вааст выдал мне такое еще месяц назад, я бы подумала, что он просто издевается, посмотрит на мою реакцию, а потом рассмеется мне в лицо, что я осмелилась даже подумать о том, что это могло оказаться правдой. Но сейчас я была уже ни в чем не уверена.       И будто, в подтверждение моих мыслей, Вааст добил меня:       — Я люблю тебя, полторашка.