Вечная пропасть

      Ветер рвал и метал мои длинные золотистые волосы, яростно пытаясь избавить меня от берета. Волосы, как у девушки по имени Камиль, только без благородного медного отлива и женского очарования, на которое повелся Вааст, а заодно и мистер Реймонд.       Как часто мой парень думал о ней, когда смотрел в мои голубые глаза. Ответ он мне дал еще вчера, на парковке вместе с ложным признанием в чувствах: "Сразу, как увидел".       Горькая на вкус реальность, которая стала моим излюбленным блюдом, уже не должна была меня разочаровывать и щемить сердце в груди. Но почему тогда так болит эта пустота между ребрами, почему не хватает воздуха от мысли, что первое признание в любви оказалось ложью?       После разговора с Рене, я попросила девушку не говорить Ваасту о нашем диалоге. В том, что он будет ее расспрашивать, я была уверена и попросила ему передать, что мне стало нехорошо, и именно поэтому я ушла домой. В тот момент я не думала, насколько это неубедительная отмазка и крайне подозрительное совпадение, но дома, лёжа на кровати, я наконец смогла дать волю чувствам и излиться беззвучными рыданиями в смятую от злости и обиды подушку.       Вааст начал звонить еще к тому моменту, как я только подходила в парадной многоквартирного дома. Он звонил, пока я трясущимися руками отпирала квартиру, нащупывая сквозь пелену слез замочную скважину, звонил, пока я десять минут стояла, склонившись над раковиной и не смея посмотреться в зеркало, звонил, пока я неспешно взяла ножницы и под гулкую вибрацию телефона на поверхности стиральной машины, срезала длинные пряди, падающие на белоснежную эмаль умывальника.       Спустившись в магазин на первом этаже, куда я бегала за тампонами и зубной пастой еще неделю назад, я положила на стойку две упаковки черной краски, а девушка-продавщица с сожалением смотрела на мое каре, неровное и кривое, обрамляющее заплаканное лицо.       — Тебе не пойдет, — тихо сказала кассирша, на вид чуть старше меня.       Я молча посмотрела на выбранную коробку и ответила:       — Тем лучше.       — Он того не стоит, чтобы портить свою природную красоту.       Будь во мне чуть больше отчаяния или чуть меньше воспитания, я бы нагрубила ей, но вместо этого промолчала, протягивая карту для оплаты.       — Если позволишь, я подберу цвет, который больше подходит под твой цветотип. Я учусь в колледже парикмахерского искусства.       Мне просто хотелось остаться наедине с самой собой, и если она отстанет от меня, то я была согласна на все. После моего усталого кивка, девушка забрала коробки с черной краской, будто я могла передумать и украсть их, скрылась за стеллажами и отсутствовала пару минут, пока я неотрывно наблюдала за счастливым лицом какой-то модели с глянцевой обложки журнала.       Когда продавщица вынырнула из служебного помещения вместе с новыми упаковками и ножницами, то спросила:       — И если ты не против, я немного подравняю кончики?       Я снова отупело кивнула и села на предложенный стул за стойкой с кассовым аппаратом, слушая почти что успокаивающий монотонный гул рекламы по телевизору на стене и щелчки ножниц. Спустя пару минут девушка удовлетворенно кивнула и показала выбранную краску:       — Твой цветотип «Весна», поэтому тебе не подошел был холодный, иссиня-черный цвет. Этот цвет «Пряный миндаль» с карамельными нотками. Очень глубокий и красивый каштан. Только не передержи. Справишься с окрашиванием сама?       Я кивнула. Вот бы все в жизни решалось одним кивком головы.       24 пропущенных звонка на нетронутом телефоне, несколько десятков СМС-сообщений, а я не могла оторвать глаз от своего отражения в зеркале. По ту сторону зеркальной реальности на меня смотрела совершенно другая Коралина Леклерк. Красные пятна от слёз розовели вокруг кристально-голубых глаз и на впалых скулах, а губы изогнулись в кривой, жутковатой улыбке.       В этом что-то определенно было. Цвет получился, как и обещала девушка-продавщица, насыщенно каштановым с перламутровыми нотками и блестящим, словно тягучий горячий шоколад, отливом. А главное совсем непохожим на медное золото. Каре выглядело совершенно непривычно, и если новый цвет казался уже моим родным, то короткая стрижка, едва доходящая мне до линии челюсти пугала.       Я ощущала себя голой: было слишком хорошо видно хрупкие плечи, тонкую шею и выступающие ключицы. Даже лицо будто поменяло свою форму, стало более изящным и женственным, даже казалось взрослее. От миловидного ребенка не осталось и следа.       Соскребая прилипшие к раковине волосы и выбрасывая одноразовые перчатки, я была слишком сосредоточена, чтобы думать о том, что сегодня случилось. Но как только захлопнулась дверь в мою комнату, и абсолютная тишина пустой квартиры объяла меня, новая удушающая волна снова поднялась к самой груди, а чувство одиночества царапало горло острыми когтями.       Не знаю, сколько прошло времени, но внезапно из прихожей раздался тревожный и требовательный стук. Я медленно поднялась с кровати и босиком прошла по прохладному паркету в коридор. Дверного глазка у нас не было, впрочем как и гостей, поэтому я лишь приложила ухо к двери, боясь подать голос.       Кто-то снова требовательно постучался, и я вздрогнула от неожиданности.       — Коралина, прошу, открой. Я знаю, что ты там.       Я зажмурилась и прошептала проклятия одними губами, в надежде, что Вааст решит, что дома никого нет, однако спустя десять секунд молчания, стук повторился, уже настолько нетерпеливый, что тонкая преграда заходила ходуном на петлях. Я вздохнула и щелкнула замком, убирая цепочку и распахивая дверь на лестничную площадку.       Ваасту потребовалась секунда, чтобы осознать, кто стоит перед ним, а я испытала какое-то внутреннее удовлетворение от выражения лица парня. Что, уже не так похожа на твою бывшую подружку?       — Черт тебя подери, Коралина. Что…       — Я плохо себя чувствую, сказала же передать Рене, что пойду домой, — подумаешь я пропустила всего-то сорок сообщений и звонков, и теперь выгляжу, как Маргарита из фильма «Пряности и страсти», причем в затяжной депрессии.       — Как легко и бессовестно ты стала лгать, — произнес парень, и я ощутила волны ярости, исходящие от него. Страшно представить, что было бы, если бы он, очевидно, не сдерживался, — Рене мне все рассказала.       — Предательница, — обреченно выплюнула я.       Вааст сдвинул брови и прислонился плечом к косяку, видимо, для того, чтобы я не захлопнула дверь.       — Она держалась стойко, но клянусь тебе, я бы разбил кому-нибудь лицо, если бы не узнал, что заставило мою девушку прогулять весь учебный день.       Я глянула на циферблат и поняла, что учебное время, оказывается, уже давно прошло, а время на часах показывало четыре дня.       «Мою девушку.» Это прозвучало так нежно из его уст. Мило, если бы я не знала правду. Мой подбородок затрясся, и я низко опустила голову, сдерживая дурацкие и неподконтрольные мне слезы, а волосы густой волной упали на лицо, обдавая ароматом ополаскивателя.       — Нет уж, Коралина, сначала мы поговорим, а потом можешь плакать на моем плече хоть всю жизнь.       Парень отодвинул мою руку, преграждающую ему путь, и вошел в прихожую, снимая «Вансы» и оставляя кеды на коврике. Он был слишком высок для низких потолков дешевых апартаментов и слишком красиво одет для ее скромного убранства. Только сейчас я поняла, что на мне растянутая до предела домашняя футболка моего отца и короткие шорты, но парень был непреклонным:       — Даже не предложишь мне чая?       Я молча засеменила на кухню, ощущая себя неловко, что в раковине болтается пара грязных тарелок, а на плите стоит одинокая сковородка с остатками «мак энд чиз». Поставив чайник на конфорку, я вжалась в угол между кухонными тумбами и внимательно наблюдала, как Вааст, не стесняясь, разглядывает интерьер. Наконец остановившись взглядом на моих ногах, он медленно произнес:       — Рене рассказала мне не только о том, что поведала тебе о моем…прошлом, — я закрыла глаза, проклиная девушку, на чем только свет стоит, и открыла вновь, встречаясь взглядом с пронзительной зеленью глаз Вааста, которые светились янтарем от теплого освещения кухни, — Но и том, что волнует тебя сейчас.       — Это «сейчас» уже не имеет смысла, если твои слова ничего не значат, и ты со мной только потому что я похожа на… Камиль. Была похожа.       Вааст спокойно выслушал так тяжело давшиеся мне слова и произнес, обходя крохотный столик.       — Ты была на нее похожа, Коралина. Ровно до того момента, пока не заговорила со мной первый раз, — я поняла, что не дышу, внимая каждое его слово, ловя каждый вздох, наблюдая, как двигается его кадык, когда он говорит, — После этого я перестал проводить между вами параллели. Ты можешь не верить мне, но я не разбрасываюсь признаниями в любви направо и налево.       Парень начал сокращать со мной дистанцию, а я поняла, что сама загнала себя в угол, где с одной стороны была стена, а с другой мой одноклассник с его широкими плечами, обтянутыми тканью рубашки.       — Прошло слишком мало времени, чтобы ты мог забыть ее, особенно, если вы расстались не очень хорошо, — я подняла подбородок, ощутив как непривычно короткие волосы щекотнули кожу на шее, — Я не записывалась в группу поддержки и утешения разбитых сердец, Вааст.       — О, ну разумеется, у тебя же большой в этом опыт, и тебе виднее, сколько времени должно пройти, чтобы влюбиться снова, полторашка.       Он сделал еще один шаг ко мне, а я вжалась в тумбу, ощущая поясницей ее холод.       — Мой опыт не сравнится с твоим, Вааст. Мне и жизни не хватит, чтобы догнать тебя.       Вааст скривился, а старенький чайник натужно забурлил, заполняя кухню шипением.       — Так дело в Камиль или в количестве моих половых партнерш, Коралина?       — Дело в том, что я узнаю, что твоя бывшая девушка, один в один моя копия, только с длинными ногами и убойным женским очарованием. Что она бросила тебя в прошлом году, а в начале следующего ты уже признаешься мне в чувствах. Как я могу верить, что это правда?       Вааст дошел до меня и упер руки в столешницу тумбы по обеим сторонам от моих бедер, отрезав мне путь к отступлению, а мне пришлось задрать голову, чтобы видеть его лицо и сосредоточиться на разговоре, а не на двух расстёгнутых пуговицах на его рубашке, умопомрачительном аромате его геля для душа и линии чувственных губ.       — Просто поверь. Просто будь со мной. Просто наблюдай, как я сделаю тебя самой счастливой девушкой на свете, — в его голос примешалась несвойственная ему хрипотца, а дыхание сделалось прерывистым, — Забудь про всех, кто был до этого. Все это не имеет значения, кроме нас двоих.       Я заметила, как он то и дело смещает свой взгляд с моих глаз на губы, мой пульс снова предательски участился, а в широкой футболке будто стало слишком тесно.       — Вааст, я… Мне тяжело не думать об этом… Фаби была права, насчет того, что я…       — Срать мне на Фаби и на то, что она думает.       — Но я правда ничего не умею…       — Тебе и не нужно… Остальное придет с опытом.       Видимо, заметив мои колебания, Вааст произнес, смакуя каждое слово и наслаждаясь алыми пятнами на моих щеках:       — Я и пальцем до тебя не дотронулся, полторашка, но уже готов. Можешь сама в этом убедиться.       Я против воли посмотрела вниз, совсем на секунду, но и ее хватило, чтобы заметить выступающий бугор под кожаным ремнем школьных брюк. Что, черт возьми, со мной происходит? Еще буквально пару часов назад я совершила чуть ли не монашеский постриг, а сейчас думаю о том, что мой парень меня хочет, и мне это нравится?       — Даже с такой стрижкой? — я еле заметно улыбнулась, боясь услышать, что выглядит это ужасно. Вааст схватил прядь каштановых волос, зажав их между двумя пальцами, и втянул носом аромат.       — Если тебе так будет проще верить, что я с тобой не потому что ты там на кого-то похожа, то ради бога, — его лицо преобразилось от легкой улыбки, а складка между бровей разгладилась, — Мне нравится.       Чайник уже давно закипел, и вода постепенно испарялась, наполняя кухню жарким паром. Мне пришлось извернуться и просунуть руку между нашими телами, выключая плиту.       — Покажешь мне свою комнату, полторашка?       Я кивнула только ради того, чтобы Вааст наконец отодвинулся, давая привести мысли в порядок, а дыхание в норму.       — Ну и ну, скукота, — присвистнул парень, разглядывая мою невзрачную и скудно обставленную комнату. На маленьком метраже поместились лишь узкий комод с резными ручками, стол и стул для учебы, и большую часть занимала просторная двухспальная кровать с кованной спинкой. Только сейчас я задумалась о том, что она выглядит до ужаса огромной и неуместной для одной меня весом около сорока пяти килограмм.       — Комната подростка — отражение его внутреннего мира, — зачем-то сказала я, вспомнив статью в журнале.       — Тогда не вижу тут пола в черно-белую шашечку и обоев, состоящих из статей из Википедии, — отозвался Вааст и дотронулся пальцами до стеклянной вазы с подаренным им букетом, а я поймала себя на мысли, что это первый парень за всю мою жизнь, которого я пригласила в гости, пусть и не совсем добровольно.       — Так ты меня видишь? — я театрально нахмурила брови и поймала его лукавую улыбку, — Никогда не видела смысла обставлять место, которое ты все равно покинешь через год. И это в лучшем случае.       Вааст заснул руки в карманы брюк и, разглядывая стопки книг на столе, ответил:       — В этом и разница между нами, Коралина. Я предпочитаю жить здесь и сейчас, не думая о том, что случится в ближайшем будущем, — тихим отголоском в моей голове раздались слова мадам Крото и ее сегодняшний совет.       — Боюсь, моя семья не может себе позволить плиточника, но идея с шашечным полом неплохая.       Вааст аккуратно сел на кровать, и матрас слегка прогнулся под его тяжестью, что почему-то снова смутило меня.       — Да что ты говоришь, маленькая лгунья, — он кивнул на тонкий макбук у изголовья тумбочки, а я отвела взгляд:       — Это подарок…       Вааст слегка откинулся, оперевшись на руки, будто давая мне любоваться плоским животом под хорошо сидящей рубашкой, узкими бедрами и…       — Да? И от кого?       Лимит вранья на сегодня был исчерпан:       — От Реймонда. Мне нужен был планшет для учебы, и мама рассказала ему об этом.       Вааст почему-то просиял, а глаза опасно сузились, отчего мне захотелось куда-нибудь спрятаться, но я так и осталась стоять на месте, прислонившись спиной к закрытой двери.       — Наверное, это очевидно, но все-таки скажу. Если тебе что-то понадобится, сразу проси у меня. Только я могу делать тебе подарки.       Наконец я отлипла от стены и присела рядом с парнем на безопасном расстоянии, поджав под себя босые ноги:       — То, что я хочу, ты не можешь мне подарить.       Вааст лишь вопросительно поднял бровь.       — Спокойную жизнь.       — Да. Но ради тебя я даже готов проводить вечера за просмотрами фильмов и чтением книг.       — Ты любишь боевики, Вааст, а читал ты только максимум школьные учебники. Боюсь, мы не можем быть вместе, — рассмеялась я, а парень уже разлегся на кровати, подперев голову рукой, и улыбался, словно довольный кот, объевшийся сметаны.       — И это мне говорит человек, которому неимоверно увлекательно двигать деревянные фигурки на доске.       Я показательно закатила глаза, и внезапно произнесла:       — Армана исключили. Я видела сегодня его мать, выбегающую из кабинета математики. Она была в ярости.       Улыбка Вааста сошла на нет, и он задумался на долю секунду, прежде чем ответить:       — Его машины действительно не было сегодня на парковке.       — А его друзья?       — Их я видел, но они не выглядели разъяренными, или типа того. Вели себя, как обычно.       Я тяжело вздохнула и плюхнулась рядом на спину, глядя на потолок с осыпающейся побелкой:       — Будем надеяться, что никто не свяжет их исключение со мной. Почему вообще мама Армана делала мозг Реймонду, а не директору?       Вааст долго не отвечал, что мне пришлось лечь на бок, чтобы увидеть его задумчивое лицо со вновь появившейся складкой между бровей:       — Директор владеет школой лишь для вида, он в первую очередь бизнесмен, а лицей — одно из его прибыльных предприятий, не более. Скорее всего Реймонд старший в очередных разъездах, поэтому в его отсутствие всем заправляет его…сын.       Я быстро обдумала слова парня, и нашла их правдивыми, ведь мистера Реймонда старшего я видела только один раз, хотя в предыдущих школах директора всегда контролировали учебный процесс, выступали перед учащимися и руководили педагогическим составом, то и дело мелькая в учительской.       — Тебя что-то беспокоит Вааст? — я не могла похвастаться проницательностью Рене, поэтому в голову не пришло ничего лучше, чем задать прямой вопрос в лоб.       — Да. Я не хочу, чтобы ты была дома у Реймонда на этом вашем семейном ужине.       Он не знает, что это меньшее, о чем Вааст может беспокоиться, ведь вскоре начнутся наши индивидуальные занятия, и как я буду скрывать это от парня — остается загадкой.       — Почему?       — Может быть потому что ты — моя девушка, а Реймонд — чертов педофил, встречающийся со школьницами.       Это слово тяжелым кнутом хлестнуло меня по щеке, и я даже не нашлась, что ответить сразу. До этого, я почему-то не рассматривала их связь с такой точки зрения, но теперь мне стало жутковато.       «Школьницами»? Я не знала, что говорит в Ваасте — его обида за прошлые отношения, или он правда так думал, или знал то, чего не знаю я, но я резко осознала, что больше не хочу слышать подобное в адрес учителя:       — Вааст, извини, если эта тема тебя задевает, но Реймонд теперь с моей мамой, и у них все серьезно. Поэтому давай без навешивания ярлыков. Ошибаются все. И я в первую очередь хочу поддержать Марианну и пойти на ужин, во вторую — мне необходимо выяснить, что он замышляет, и я буду крайне аккуратной. Если пойму, что он чересчур подозрителен, то прекращу любые попытки. Договорились?       Парень взял меня за руку и мягко сжал тонкие пальцы, отчего по предплечью поползли мурашки:       — Хорошо, но тогда ты должна знать кое-что еще. Я никому не рассказывал подробности нашего расставания с Камиль, потому что вел себя…позорно, — я поджала ноги, свернувшись в клубок и ощутив холод, хотя окна в комнате были закрыты, а шторы задернуты.       — Это было на второй месяц отношений, Рене уже рассказала тебе, что я бегал за ней, словно слепой пес на запах, и совершенно не замечал, кем она была на самом деле. А именно — холодной, расчетливой тварью. Сибилла — безобидный котенок, по сравнению с ней. Как ты уже могла догадаться, она была «игроком», но задания выполняла в свойственной ей манере. Заставляла это делать других людей, манипулировала, мной в том числе.       Я открыла было рот, чтобы прервать его монолог и отложить разговор, так как видела, как непросто ему признаваться в ошибках своего прошлого, но Вааст лишь качнул головой и продолжил, сильнее сжимая мои прохладные пальцы:       — В ноябре прошлого года, в приложении появилось крупное задание, на которое не решались осмелиться даже самые безбашенные девушки лицея — развести Реймонда на секс. Тогда, я почему-то не связал ее повышенный к учителю интерес и этот квест, так как делала она это очень долго, постепенно и методично.       — Делала что? — прошептала я, с ужасом предвидя дальнейшие события.       — Соблазняла его, Коралина. Сейчас к нему не подступиться, он как ледяной Эльбрус, но тогда он вёл себя иначе. Со всеми. Мы с ним постоянно курили на заднем дворе между уроками, он мог без зазрений совести подвести кого-то из учеников до их дома, постоянные внеклассные мероприятия, поездки и так далее, — взгляд Вааста остекленел, и я поняла, что парень сейчас не в маленькой комнате со мной, а в своем десятом классе вместе с девушкой, которая разбила его сердце и растоптала чувства.       — Только когда я получил холодное смс от Камиль о том, что нам нужно расстаться, я прозрел. Поспрашивал знакомых, понаблюдал и понял, ради кого и почему меня бросили. С ней я пытался говорить множество раз, но делать это было сложно. Она была старше и авторитетнее, плюс ее одноклассники не подпускали меня, вставая стеной между нами, а я был слишком горд и одновременно с этим труслив, чтобы выяснять отношения с теми, кто мог дать мне пизды.       — Как ты понял, что она бросила тебя из-за Реймонда?       — Я…один раз я проследил за ней после школы. Камиль была осторожна и никогда не уезжала вместе с ним на машине, добираясь до родительского имения на авто с личным водителем. Но она сворачивала за квартал до своего дома и ехала на окраину, в частный сектор, где живет Реймонд. Потом по школе поползли гнусные слухи, и я разбивал ебало всем, кто смел хоть что-то вякнуть про их мерзкую связь. Я был туп, как олух, и верил, что все еще можно вернуть. А потом…       Вааст замолчал на добрые несколько секунд, а я не смела его поторопить, давая ему время собраться с мыслями:       — А потом, она сама призналась своей подруге, что они переспали, и…и что эта ночь не шла ни в какое сравнение с сексом со мной. Я нравился ее подружке, и она рассказала мне это, чтобы открыть мне глаза на происходящее.       Мне захотелось как-то поддержать Вааста, обнять, прижать его голову к своей груди, но казалось, что все эти жалкие попытки утешить его, только оскорбят парня, поэтому я лишь слегка сжала его руку в ответ.       — Ты ни в чем не виноват, Вааст. Как и мистер Реймонд. Камиль использовала вас, чтобы получить желаемые деньги, — я озвучивала очевидное, а Вааст медленно покачал головой:       — Это не все, Коралина. Вместо того, чтобы отпустить эту шаболду и смириться с произошедшим, я пошел к Реймонду и вызвал его на мужской разговор. По крайней мере, с моей стороны это выглядело так. Я думал, что расскажу ему про правила игры, что Камиль с ним только из-за денег, что ее чувства — обман, и он попался в ее сети, как и я.       Я затаила дыхание, а недостающие детали паззла встали на свои места. Вот почему Вааста исключили из «Инкогниты», он нарушил правило и рассказал «неиграющему» про игру. Ради любви или мести, уже не имело значения. Но то, что дальше сказал Вааст повергло меня в шок, а парень лишь горько ухмыльнулся:       — Знаешь, что ответил мне Реймонд? Что он в курсе, блять. Что Камиль ему все рассказала, и у них все по-настоящему и серьезно, и они любят друг друга. Тогда я кулаком проделал дыру в гипсокартонной стене кафедры, что потом кабинет закрыли на пару дней, заделывая ее.       — И что было потом?       Вааст прикрыл глаза и выпустил мою ладонь, ложась на спину, отчего я теперь не знала, куда деть руку и прижала сжатый кулак к груди:       — Да ничего. Об этом узнали консервативные родители Камиль. Устроили скандал, подняли на уши СМИ и газеты, престиж лицея начал трещать по швам. Пару звонков от директора и все улеглось, а его любимому сыночку все сошло с рук. Хотя, надо отдать Реймонду должное, после этого они действительно перестали общаться, а тот стал вести себя, словно глыба льда. Вот только сути это не меняет.       Вааст закончил историю, о чем дал понять затянувшимся молчанием и нашим неспешным дыханием в маленькой комнатке на большой кровати. Казалось, что мне нужно было что-то сказать, но я не могла подобрать подходящие слова, уместные в подобной ситуации. И что самое ужасное, я не знала, стоит ли рассказывать парню, что Камиль приходила в школу, приходила к Реймонду, но Вааст спас меня от данной необходимости, тихо прошептав:       — Теперь ты все знаешь, Коралина. Все еще думаешь, что вы похожи?       — Нет.       — Будь со мной откровенна, ты теперь считаешь меня круглым дураком? — Вааст снова лег на бок, а челка упала на его лоб, что мне захотелось убрать ее, коснуться его кожи, провести пальцами по скулам, но я не решилась:       — Честно? Нет. Ты был влюблен в нее. Тогда тебе казалось, что это единственный способ ее вернуть. И, скорее всего, Реймонд тоже влюбился, именно поэтому он закрыл глаза на «игру». И еще…       — Камиль тоже любила его? — Вааст закончил мою мысль, а я поджала губы, молча кивая, — Это невозможно, полторашка. Ты слишком наивна в таких вопросах, но я тебя уверяю, ей нужны были только деньги. Много денег, и она их получила.       — Тогда почему, она не рассталась с ним, как только переспала?       — Откуда я знаю, может он действительно был так хорош в постели, что она решила остаться? — Вааст лишь ухмыльнулся, а я поразилась, насколько же у него здоровая самооценка, что он так спокойно может об этом шутить.       — То есть, если я тебе не понравлюсь, ты со мной попрощаешься? — пошутила я, и села, скрестив ноги и натянув край футболки пониже. Редко мне доводилось смотреть на Вааста сверху вниз, но парень, кажется, был не против.       — Раз уж ты задаешь неудобные вопросы… Как тебе цветы, полторашка?       Мне захотелось взвыть или спрятать лицо в подушку, как я это делала, когда была наедине с собой, но под пристальным взглядом Вааста я не могла пошевелиться. Он буквально просил меня, чтобы я его поцеловала, а мне захотелось, чтобы в комнате стало темно.       Я медленно придвинулась к Ваасту, заметив, как зрачки парня расширились, а грудь стала вздыматься на полтакта медленнее. Осторожно, словно пугливая кошка, я прикрыла глаза и ощутила его теплые губы своими. Сердце стучало. Ноги дрожали. "Давай, Коралина", — уговаривала я саму себя, сгорая от стыда.       Я мягко дотронулась кончиком языка до его рта и ощутила ответное касание, пронзившее меня насквозь. Я придвинулась еще ближе, а Вааст лег на спину, перекидывая мою ногу через свой торс и усаживая на себя сверху. Мои волосы касались его щек, пока мы целовались, его пальцы сжимали мои ляжки, икры, а я руками обхватывала лицо парня, входя во вкус. По венам потек жар, мои соски, плотно прижатые к груди Вааста, затвердели, и он не мог не чувствовать это сквозь тонкую ткань рубашки.       Промежностью я ощущала, насколько он напряжен, и какое-то томное чувство отдавалась сладкой негой между ног, что мне захотелось тереться о него, вжиматься, привести в движения свои напряженные бедра.       Вааст дышал тяжело и прерывисто, а его руки уже легли на мои ягодицы, пальцы нагло подлезли под ткань коротких шортиков, кругами обводя нежную кожу, отчего я попыталась прервать поцелуй. Я ощутила под своими губами его мимолетную улыбку, его язык жарко скользил в моем рту, а мои пальцы лежали на твердых скулах парня. Мир стал зыбким, а кровать будто ушла из-под моих коленей, где единственный якорь — это крепкое тело Вааста между моими бедрами.       Горячие ладони легли на поясницу, прямо под футболкой, будто ему необходимо было трогать мою обнаженную кожу, двинулись вверх по позвоночнику, вырывая у меня протяжный вздох, и не прерывая поцелуя, Вааст обвел нежным касанием мои острые лопатки, отчего я сильнее, до боли вжалась в ширинку его брюк, уже буквально ерзая на его стояке. Я запоздало подумала, что не надела лифчик после душа, но было поздно, потому что наглые пальцы уверенно проложили путь к моим грудям и накрыли их широкой ладонью. Я застонала Ваасту прямо в рот, задрожав всем телом, что привело его в какое-то тихое исступление, и он сильнее впился в меня, если это вообще было возможно, дернулся бедрами, отчего я качнулась на нем, проклиная наличие на нас дурацкой одежды. Нам нужно было остановиться, пока все не зашло слишком далеко. А нужно ли?       Я была не против, если бы мама вернулась на пару часов раньше и прервала это безобразие. Или кто угодно позвонил в дверь, нарушая этот неконтролируемый, мучительно-сладкий процесс, потому что «эротическое либидо» взяло надо мной верх, и я уже не контролировала себя. Будто прочитав мои мысли, Вааст прошептал:       — Остановишь меня, полторашка?       Но я молчала, а мое тело словно улавливало все, что происходит с ним, одновременно наслаивая одно касание на другое: смешавшееся горячее дыхание, легкие поступательные толчки бедер Вааста, его большие пальцы, очерчивающие круги вокруг мои напряженных сосков.       Вааст прервал поцелуй и подтянул меня выше, отбрасывая мои волосы и находя губами шею, его горячий язык скользил по коже, пройдясь пару раз по пульсирующей жилке. Парень задрал мне футболку, и я увидела, его голодный взгляд впившийся в мою небольшую грудь:       — Останови меня.       Я лишь наклонилась к нему так, чтобы ему удобнее было обхватить губами мою грудь, а кончик его языка принялся ласкать ноющий от удовольствия сосок, затем Вааст выпустил его изо рта и, мягко сжав ладонью полушарие груди, приступил ко второму.       Дрожь сильной вибрацией расходилась по всему телу, а я благодарила богов, что он не видит моего лица, спрятанного в смятых простынях, поглощающих мои глухие стоны. Мне тоже хотелось сделать ему приятно, но я совершенно не понимала что. Все мое тело безвольно обмякло, и если бы не сильные пальцы парня, сжимающие мою грудь, я бы просто завалилась на бок тряпичной куклой.       Внезапно Вааст сел, прислонившись спиной к стене и подтянув меня к себе, поймал мой опьяневший взгляд. Его зрачки были настолько большими, что я практически забыла, какого цвета его глаза, полные губы блестели от слюны. Он убрал непослушные волосы с моего лица, обводя пальцем линию челюсти, и прошептал:       — Если ты сейчас же не прикажешь мне уйти, клянусь, Коралина, я тебя трахну.       Я облизнулась и дотронулась до его ключиц, выступающих в разрезе чуть расстегнутой рубашки, которая уже помялась и не выглядела так презентабельно, как в начале дня:       — Тогда моя мама застанет нас за этим непотребством.       — О, действительно хорошо подобранное слово, — я впитывала, словно губка, его жаркий взгляд, блуждающий по моему лицу, и слегка качнула бедрами ему навстречу: от того, что я долго была в таком положении, колени затекли и покалывали.       — Не шевелись, полторашка. Я серьезно, — голос Вааста был хриплым, и глядя на его рот, мне резко захотелось пить. Или снова поцеловать его.       — Я пойду, сделаю чай, — не дожидаясь, пока Вааст что-то скажет, я слезла с него, а ноги подогнулись, и я неловко плюхнулась на пол, споткнувшись о невидимое препятствие. Даже думать не хочется, какое было выражение лица у парня, но я секунд двадцать умывала лицо холодной водой, закрывшись в ванной, чтобы остудить пожар в другом месте.       Когда я вернулась в комнату с двумя кружками горячего чая и миской печенья на подносе, Вааст сидел на стуле с деланно заинтересованным видом листая шахматный журнал:       — Тебя так и не приняли в шахматный клуб?       — Нет, — коротко ответила я, не понимая, к чему он клонит, и ставя поднос на стол.       — Ты же обыграла всех на том турнире, кроме самого учителя, так? — мои брови взлетели вверх в немом удивлении. Я думала Ваасту было все равно, и он даже не знал результаты того шахматного состязания.       — Да. А что?       — Как-то несправедливо получилось, что в конечном итоге, это ничего не значило, и тебя так и не приняли.       — Да, но Реймонд сказал, что не в его власти выделить дополнительные места в клубе.       Вааст захлопнул журнал и сделал глоток напитка, если он и привык пить какой-нибудь элитный цейлонский чай, то вкус заварного из пакетика, никак не прокомментировал.       — Это странно, он всегда сам руководил клубом, не позволяя вмешиваться в его дела отцу.       Я задумалась, но причин, для чего Реймонду понадобилось лишить меня места в шахматной секции, не нашла. Вааст внезапно спросил с каким-то самодовольным выражением лица:       — Я могу оплатить тебе обучение в шахматной школе, если хочешь. Уверен, в Дижоне есть неплохие места.       Поскольку стул был только один, то я взяла кружку и, облокотившись о стол, сделала большой глоток. Вааста явно не устроил такой порядок дел, и он усадил меня на колени, уткнувшись в мою шею лицом и вдыхая аромат шампуня.       — Я очень ценю это, правда. Но если я захочу, чтобы тратил на меня свои деньги, то обязательно тебе сообщу.       Парень лишь пожал плечами, а весь остаток вечера мы обсуждали предстоящий нам проект на тему «Биологические основы удовольствия». Или правильнее сказать, практиковались. Но за час до прихода мамы, я выставила Вааста за дверь, будучи не готовой знакомить его с Марианной сейчас.       Я снова осматривала свое отражение в зеркале в прихожей, когда ключ снаружи провернулся два раза, и мама устало ввалилась в коридор, опираясь рукой о стену и сбрасывая сапоги на низком каблуке. Марианна даже не сразу заметила изменения в моей внешности, бормоча что-то о своем, а я отметила, что вернулась она в восемь часов вечера, как положено, без задержек. Видимо, спешила сообщить важные новости и пригласить на завтрашний ужин.       — Как же пятница долго тянется, невозможно…       Женщина замолчала, выпрямившись и увидев мои обрезанные волосы, а я заметила горькое сожаление, промелькнувшее в ее глазах. Мама всегда очень бережно относилась к своим генам и, как она называла, «дару судьбы». За всю ее жизнь Марианна никогда не меняла цвет волос, по крайней мере, так капитально, пару раз лишь осветляя несколько прядей для естественного блеска. Она гордилась этой особенностью, которая передавалась почему-то только по женской линии, и строго запрещала мне трогать свои густые волосы, когда в двенадцать лет я впервые захотела покраситься хной. Но сейчас, я не спросила у нее разрешения, и Марианна, приоткрыв рот, так и застыла на пороге в расстегнутом пальто.       — Только не говори мне, что твоему мальчику не нравятся блондинки, — то что мы с Ваастом встречаемся, мама поняла еще по букету роз, который доставили сегодня утром.       — Я решила, что хочу поменять имидж, мам. Волосы отрастут, не нужно делать вид, будто это конец цвета.       Марианна осудительно покачала головой, повесила пальто на крючок и, подхватив пакет с продуктами, позвала меня на кухню.       — У тебя на завтра есть планы, Кора?       — Нет, а что? — я бы предпочла провести время в компании парня, но тогда она будет еще год скрывать, что встречается с моим классным руководителем.       — Я хотела бы пригласить тебя на ужин и…и познакомить с моим молодым человеком, — я с притворным интересом рассматривала состав пачки кукурузных палочек, но слова мамы все-таки вынудили меня поднять голову:       — Есть еще кое-что, чего ты не знаешь. Только не ругайся сильно, — и кто из нас двоих провинившийся подросток? — Это твой учитель математики, Александр Реймонд.       Марианна заломила руки, а потом и вовсе заняла их нарезкой овощей для салата.       — Я знаю, — призналась я, — Видела его обувь, когда пришла с ночевки от Вивьен.       Мама застонала в голос, и огурцы ожесточенно полетели из-под ножа, что я испугалась, что она отрежет себе палец.       — Я догадывалась, что ты в курсе, но никак не могла признаться, боялась, что ты не воспримешь всерьез наши отношения.       Так и есть. Александр Реймонд и Марианна Леклерк не производили впечатление идеальной парочки. Слишком самодостаточный и закрытый мужчина. Слишком искренняя и наивная женщина. Этот союз заранее был обречен на провал, но впервые я поймала себя на мысли, что хотела бы в этом ошибиться. До моего 18-летия осталось четыре месяца, и потом я буду сама вправе выбирать, где и с кем жить.       Мама бросила мясные галеты на разогретую сковородку и, отвернувшись, мечтательно прикрыла глаза, подперев лицо руками.       — Я предложила ему поужинать в ресторане, а он пригласил нас домой, представляешь? Он очень серьезно настроен, Коралина.       Я улыбнулась, а внутренности живота шипели, словно котлеты на раскаленном масле, потрескивая в чувстве вины. Марианна слишком многого не знает, и как умерить ее боль от возможного разочарования, я не знала.       — Рада за тебя, мам, — женщина просияла, и, наклонив голову на бок, призналась:       — Тебе даже идет, очень красивая стрижка, ты сама так ровно обрезала волосы? Я рассказала ей о продавщице на первом этаже нашего дома, а разговор медленно перетек в нейтральное русло. Мама, как и ожидалось, спалила мясные галеты и виновато выкладывала их на тарелки с обугленной корочкой. Я тоже не умела и не любила готовить, но никогда не была привередливой и ела все, что предлагали.       — Расскажи, чем занимались с Ваастом. Ему понравилась твоя комната? — мама заговорчески подмигнула и на мой ошарашенный вид лишь рассмеялась, поясняя, — В раковине стоит две кружки, но я не против, что ты водишь домой мальчиков. Главное — предохраняйтесь, и если нужно, напиши мне заранее, чтобы я задержалась на работе.       Я покраснела до самых ушей, ругая себя, что так тупо прокололась.       — Мам, надеюсь ты не будешь обсуждать с мистером Реймондом мои личные дела, — Марианна перестала жевать и виновато отвела взгляд:       — Возможно, я чисто случайно сегодня проговорилась, что у тебя появился ухажер. Но я просто была так искренне рада, что ты влюбилась, что мне очень хотелось этим поделиться с Алексом.       — И что он ответил? — не знаю, почему мне было важно узнать, что думает мой учитель на эту тему, но мама лишь отмахнулась:       — Мы разговаривали по телефону, у него там был какой-то важный звонок по второй линии, и больше мы это не обсуждали. Так что вы делали с Ваастом? Уже того самого?..       — Нет! — тут же вспыхнула я, растеряв остатки аппетита и желая уединиться в своей комнате, но маму уже было не остановить.       — Эх, вспоминаю себя в твои годы. Жан был моим первым, он был так нежен и романтичен, но совсем не настаивал на близости. Наверное, это и подкупило меня, взрослый, статный и такой обаятельный. Как же я была влюблена.       Я знала, что у папы и мамы была большая разница в возрасте, пятнадцать лет, но я никогда не задумывалась об этом, когда видела их вместе, и в воспоминаниях ребенка отношения родителей были гармоничными, теплыми и идеальными. Но если так задуматься, когда моя мама впервые повстречала своего будущего мужа, она была несовершеннолетней девушкой, а Жану было чуть больше за тридцать.       Они построили семью, наполнили мое раннее детство любовью и создали теплые воспоминания о тихом и мирном семейном очаге, но был ли мой папа педофилом в таком случае? Захотел ли он строить отношения с Марианной дальше, если бы та не забеременела? Мои мысли прервал мамин вопрос:       — Когда ты последний раз общалась с отцом? Позвони хоть, сделай старику приятно.       Я хотела, но каждый раз рассматривая такие знакомые и одновременно чужие цифры, записанные милым «Папуля», откладывала телефон. Мне становилось легче от мысли, что свяжусь с ним в другой раз. Я знала, что многим обязана ему, я знала, что он постоянно спрашивает о моем здоровье и об успехах в учебе через Марианну, знала что оплачивает мое обучение в лицее, но не могла решиться, не могла пересилить себя и услышать голос из прошлого.       — Я позвоню, мам. Когда буду готова.       — Хорошо, родная, — мама встала и убрала тарелки, соскребая недоеденные галеты в контейнер, который забирала на работу. Я отметила про себя, что Марианна сильно похудела, а цвет лица стал более землистого оттенка, будто эта должность в турфирме, этот город сосали из нее жизненные силы и красоту.       — Я купила тебе презервативы, — внезапно огорошила она меня, — Хорошо, когда парень об этом заботится, но знаешь, бывает, что это случается так спонтанно…       — Мам, перестань… — я уже устала от этой темы, особенно, когда она висела надо мной актуальным вопросом.       — Так или иначе, положу их в твою тумбочку у кровати. И да, Кора, завтра к шести часам вечера будь готова, за нами приедет машина.       Боже, дай мне сил пережить субботу.       День 4       Уже с обеда квартира заполнилась множеством различных запахов: лак для волос, уходовые средства для тела, теплый аромат выглаженной одежды, сладкие духи. Когда Марианна нервничала, она много говорила, практически без остановки, будто стараясь перетараторить диктора из сводки новостей по телевизору. К пяти часам вечера я заразилась ее настроением и критически осматривала свое платье, в котором я уже была на свидании с Ваастом в ресторане. Нежно-небесное, струящееся и слишком открытое. Уместно ли идти на ужин к учителю в таком виде? Но моя мама убедила меня, что я выгляжу прекрасно, и помимо легкого макияжа уговорила еще и на укладку.       Мои волосы были уложены на боковой пробор и крупными волнами обрамляли лицо. Шея и плечи оставались абсолютно обнаженными, что пугало меня еще больше, чем разрез с левой стороны платья.       Я отправила завуалированное сообщение Фирмину, что собираюсь навестить нашего общего знакомого, на что парень прислал мне короткую инструкцию и приказал удалить ее сразу после прочтения:       «Самое важное — приборы видеонаблюдения, узнай есть ли они и работают ли. Почти все современные камеры оснащены ИК подсветкой для ночного видения, датчик горит слабым красным огнем. Попробуй сделать незаметно фото и потом мы приблизим изображение. Пока хватит. Но если получится заснять дом или найти его кабинет, то будет неплохо. Сильно не усердствуй.»       От напряжения я начала кусать губы, и мама стукнула меня по коленке, сидя в солидном "Ауди" черного цвета. Автомобиль вывозил нас за черту города, как и говорил Вааст, в частный сектор элитной недвижимости. В совершенно другой мир.       Марианна выглядела потрясающе в черном приталенном платье-рубашке с круглым вырезом на спине и перьевой отделкой на рукавах. Ее ноги в капроновых колготках выглядели еще стройнее, и только я знала, что она около часа скрабировала их в ванной, намазывая кремами с жемчужным сиянием, будто готовясь не к семейному ужину, а очень бурной и страстной ночи.       Вааст мне практически ничего не писал, только пожелал доброго утра и хорошего ужина, ведя себя как-то отстраненно, но я могла его понять и не лезла с расспросами. В машине играла приглушенная музыка, а водитель был скрыт за перегородкой, отчего происходящее казалось каким-то слишком торжественным и важным, а напряжение от этого лишь приумножалась, и я невольно начала дергать ногой и кутаться в свое кремовое пальто.       Когда автомобиль затормозил, скрипя гравием, я попыталась осмотреть закрытую территорию, но на город уже опустились глубокие сумерки, а тонированное стекло авто только усугубляло темень за окном. Когда мы вышли из машины, мама присвистнула, а я поняла, что вилла родителей Сибиллы — кукольный домик, по сравнению с этой презентабельной резиденцией Реймонда.       Идеальные геометрические формы, широкое остекление от пола до потолка, на крыше дома виднелась терраса для отдыха, а любовное переплетение фактурного дерева и черного матового камня не оставляли сомнений, что хозяин резиденции очень сдержанный и деловой человек. Участок не был окружен каменным забором, и мы с мамой беспрепятственно подошли к парадной двери.       — Откуда у учителя математики такие бабки? — озвучила я вслух наши общие мысли, а мама шикнула, нерешительно стучась в дверь:       — Не вздумай такое спросить на ужине, Кора.       — Тут есть звонок, ма, — подметила я, но, к моему удивлению, дверь открылась, и на пороге стоял сам хозяин дома. Почему я ожидала увидеть какую-нибудь молоденькую горничную или старого карикатурного дворецкого? Черная футболка поло подчеркивала атлетическое телосложение мистера Реймонда, плотно облегая неестественно широкие плечи, а вместо привычных брюк на учителе были темно-синие джинсы.       — Алекс, здравствуй.       Марианна широко улыбнулась, входя в дом, а мистер Реймонд поприветствовал ее тремя поцелуями, приложившись щекой к ее щеке на французский манер. Я надеялась, что эта участь обойдет меня, однако в правилах этикета Франции так встречали всех гостей, независимо от статуса и возраста. Я ощутила, как его теплая ладонь легла на мое плечо, а мужская щека, покрытая легкой щетиной, коснулась моей нежной кожи. Слева. Справа. Еще раз слева. За эти три раза мое сердце успело сделать ударов десять, и я поздоровалась, чтобы разбавить неловкую тишину:       — Здравствуйте, мистер Реймонд.       Учитель осматривал меня дольше, чем было принято в приличном обществе, а я только сейчас поняла, что это связано с моей новой прической:       — Отлично выглядите, дамы, — произнес Реймонд своим низким голосом с легким, едва уловимым британским акцентом, и смотрел он почему-то только на меня, отчего Марианне пришлось переключить его внимание:       — Куда можно повесить верхнюю одежду?       — О, прошу меня извинить, позвольте поухаживать за вами.       Мистер Реймонд взял мамину короткую шубу и убрал ее за выдвижную зеркальную панель, что я даже не догадалась, что за ней скрывается встроенный в стену шкаф. Затем мужчина обошел меня и осторожно снял кашемировое пальто с плеч. Мою кожу обдало прохладой, что я пожалела, что так открыто вырядилась. Либо виной тому был взгляд учителя, который я ощущала на своей обнаженной спине.       — Кролик уже почти готов, осталось нарезать салат.       — Так вот чем так вкусно пахнет, — восхитилась Марианна, без стеснения осматривая современные хоромы.       Реймонд закрыл за мной дверь, и зачем-то пропустил меня вперед, замыкая нашу процессию в сторону совмещенной столовой и кухни. Интерьер был выполнен в строгом, респектабельном минимализме: гладкие черные фасады шкафчиков, мерцающие встроенные световые панели, растения в матовых напольных кашпо и какие-то сюрреалистические композиции из обсидиана с меня ростом.       Мистер Реймонд встал за кухонный остров и слегка улыбнулся, я бы даже расценила бы это за виноватую улыбку, если бы совсем его не знала:       — Извините мне мою нерасторопность, я только закончил работу, поэтому Вам придется немного подождать.       Только сейчас я заметила, что на столешнице из черного мрамора разложены какие-то экзотические овощи, похожие то ли на огурец, то ли на зеленый перец. А в голове как-то не вязался образ солидного мужчины и его умение готовить:       — Ради бога, Алекс, на это я готова смотреть вечно.       Мама уселась на высокий стул за барной стойкой, а я так и осталась стоять посреди просторной кухонной зоны, не зная куда деть руки. В том, что Реймонд был профессионалом своего дела, не осталось сомнений, когда широкое лезвие ножа с невероятной скоростью запорхало в воздухе, а незнакомый мне овощ был нашинкован на идеальные бруски одинаковой длины и ширины. Ловкие пальцы мужчины заскользили по разделочной доске, и в следующую секунду неуловимые движения ножа измельчили стебли свежей спаржи.       Поразительно приятно видеть такого мужчину на своей кухне, просыпаться рядом с ним и засыпать, слышать его низкий голос у самого уха и знать, что ты принадлежишь ему. И судя по Марианне эти мысли неприкрыто блуждали где-то на подкорке ее сознания, а на лице застыло мечтательно-восхищенное выражение.       Я подошла к широкому обеденному столу из огромного массива дерева, вдоль столешницы застыла изумрудная река из прозрачной полимерной смолы, расколовшая ее пополам. Страшно представить, каких денег стоило такое произведение искусства, и против воли я приложила пальцы к гладкой поверхности, затаив дыхание от восторга. Если когда-нибудь я стану богатой, и не буду ни в чем нуждаться, не пожалею денег и закажу себе такой же стол.       Мистер Реймонд сам запек кролика, вытаскивая исходящий паром поднос из духовки, сам сервировал стол на троих и сам разделывал ароматное мясо тонким ножом, отчего мышцы на его руках перекатывались под гладкой кожей.       Марианна без стеснения болтала о своем, изредка получая от своего возлюбленного кивки или короткие вопросы, рассказывала о работе, о том, что слышала в новостях, о планах на предстоящие праздники, а мне в голову закралась мысль, насколько же Реймонду все равно на ее болтовню, раз он молча ест и то и дело пересекается со мной задумчивым взглядом.       Но маме, видимо, не давала покоя мысль, что я никак не участвую в их диалоге, а если быть точнее — в ее сольных душеизлияниях, и она решила втянуть в разговор меня:       — Коралина, а помнишь, когда ты была маленькой, мы ездили к бабушке в коммуну Копсталь.       — Мам, не надо…       — Да ладно, Кора, что такого? — Марианна повернулась к Реймонду, и тот впервые заинтересованно обратился в слух, а я уже ощущала смущение от неуместных историй из моего детства, — У моей мамы там небольшое хозяйство, пара козочек, кобылка и двадцать курей. Коралине было тогда лет пять или шесть, она только путалась под ногами и ни в какую не хотела играть сама. А работы на участке было много, поэтому мы с бабушкой решили поручить ей простое задание: нарвать травы и покормить кур.       Нож в моей правой руке дрогнул, и я на полном серьезе задумалась о том, чтобы встать и уйти в туалет сейчас. Мама продолжала рассказ, то и дело используя в речевых оборотах локальные фразочки, будто воспоминания о ее родных краях в кантоне Капеллен, вернули ей утерянный деревенский диалект.       — Так эта дурёха нарвала дурман-травы и накормила ей курей. Видел бы ты глаза бабули, когда бедные наседки все, до единой, повалились на землю, а Коралина плакала громче всех: «Я убийца куриц.» Она неотрывно сидела у загона около часа и ждала, пока куры выйдут из комы.       Мои уши уже пылали от испанского стыда за свою мать и краснели с той же скоростью, как пустел ее бокал с вином. Реймонд лишь вежливо улыбнулся и поинтересовался, все ли было в порядке с курицами, а я не знала, куда деться от жгучей неловкости.       Внезапно мужчина задал вопрос, и мне потребовалась секунда, чтобы осознать, что он предназначается мне:       — Расскажи про то, как ты начала играть в шахматы?       Я отложила нож, сделала глоток сока, жалея, что в моем стакане нет чего-то покрепче, и встретилась с внимательными и изучающими мое лицо глазами Реймонда:       — С лошадей.       Реймонд удивленно поднял брови и переспросил:       — С лошадей?       — Да, мой отец увлекался конным спортом и отдал меня в секцию в восемь лет. Животные никогда не любили меня.       — Оно и неудивительно, — Реймонд улыбнулся, а я расширила глаза. Он что, действительно, будет припоминать мне уснувших куриц?       — В общем, я упала с лошади и сломала правую руку. Мне наложили гипс на два месяца, так как перелом был сложный, и тогда папа показал мне шахматы. Я знала, как ходят фигуры, но никогда не пробовала играть. Тогда мне казалось, что это скучно и слишком просто, но попробовав один раз и проиграв отцу в сухую пять партий подряд, я не смогла остановиться, — я рассказывала Реймонду свою короткую и довольно банальную историю, а он слушал меня так внимательно и сосредоточенно, что мне стало неловко. В первую очередь за маму. Марианна, если и не осознала эту разницу, то ощутила ее на каком-то интуитивном уровне и положила свою руку поверх мужской:       — Спасибо, Алекс, что будешь тренировать Кору. Для меня это очень важно, — тут мама, конечно, лукавила. Ей всегда было фиолетово, чем я увлекаюсь и как учусь, ее волновали другие вещи, есть ли у меня друзья или парень. И я очень надеялась, что это тема сегодня не всплывет.       — Мне несложно, Марианна, — отозвался мистер Реймонд и подлил вина в мамин бокал, а я заметила, что сам он практически не притронулся к алкоголю. Чтож, пора привести план в действие, я промокнула салфеткой губы и вежливо поинтересовалась, стараясь придать моему голосу больше непринужденности и подавить дрожащие нотки:       — Мистер Реймонд, как пройти в дамскую комнату?       Мужчина откинулся на спинку стула, а легкая улыбка тронула его чувственные губы:       — Прошу, зови меня в домашней обстановке Александр. Мы сейчас не на уроке.       Марианна усиленно закивала, а я почувствовала укол тревоги. Плохо, она начинает пьянеть:       — Вот-вот, Кора. А то все "мистер-мистер", не даешь бедному Алексу расслабиться.       Я выжидающе уставилась на своего классного руководителя и, получив инструкции, аккуратно встала из-за стола, проследив, чтобы разрез платья не съехал и не показал больше, чем нужно.       Когда я скрылась за поворотом, то передо мной предстал выбор: пройти в гостевой туалет или прикинуться дурочкой и попытать счастья в хозяйской ванной. Планировка дома не была слишком мудреной: на первом этаже просторный парадный холл, совмещенная кухня, обеденная зона плавно перетекала в гостиную с электрическим камином, отчего масштаб помещения казался поистине огромным, так еще за счет панорамного вида и грамотного освещения. Но когда я была снаружи, то заметила, что левый фасад резиденции не имеет окон, что позволяет тщательно скрывать приватную жизнь Реймонда. Значит вверх и налево находится либо спальня, либо кабинет. Меня устроит и то, и другое, единственная загвоздка заключалась в том, что я не увидела ни одной камеры.       Либо они были хорошо скрыты от любопытных глаз, либо Реймонд не вел видеонаблюдения своей частной жизни. И не знаю, что пугало меня больше.       Поднимаясь по лестнице вверх и стараясь, чтобы мои каблуки издавали, как можно меньше шума, я поймала себя на мысли, что дом до абсурдности чист. Как будто здесь никто не живет, как будто Реймонд снял его на день или только въехал. Нет разбросанной одежды, личных вещей, фотографий или открыток, абсолютно обезличенные комнаты с таким же обезличенным интерьером. Когда я практически уверовала, что все это какая-то подстроенная фальсификация, то увидела приоткрытую дверь.       Я незаметно включила камеру телефона и надеясь, что съемка идет, принялась записывать обстановку, прижав айфон к животу. Сердце билось так часто, что я даже не могла представить, что действительно нахожусь в самом интимном месте дома. В учительской спальне.       Комната была оформлена в черно-кофейных тонах, свет был приглушен и исходил от деревянных реек на всю стену с теплой подсветкой с обратной стороны. Кровать была без ножек и моя собственная показалось крошечной копией, по сравнению с этим черным кожаным монстром. Графитовые стены и потолок были матовыми с едва заметными белыми вкраплениями. На минималистичном квадрате тумбы, без ящиков и ручек, покоилась лампа для чтения с латунным плафоном причудливой формы и шахматная доска. С левой стороны стоял огромный стеллаж от пола до потолка, заполненный книгами, журналами и монографиями на английском языке, а справа на всю стену окно с захватывающим видом на дубовый лес, припорошенный осенним золотом.       Но в шок меня поверг другой элемент мебели, который я не ожидала увидеть в спальне. На небольшом деревянном пьедестале, прямо перед панорамным видом из окна, возвышалась черная матовая ванная, словно отлитая из вулканического камня, она была длиннее и глубже, чем обычные, и скорее всего делалась на заказ для длинных ног мистера Реймонда. Ни перегородок, ни занавесок, ни штор, это смотрелось так вульгарно и бесстыдно, что в голову начали лезть непрошенные мысли об обнаженном мужчине, принимающим водные процедуры на фоне лесного массива.       Я подняла камеру чуть выше, на потолок, чтобы Фирмину потом было проще рассмотреть наличие видеонаблюдения, как услышала тихий и проникновенный голос за моей спиной:       — Потерялась, Коралина?       Сердце сделало кульбит, и не будь у меня ребер, то обязательно выскочило бы из груди. Я заблокировала телефон, гадая, как могла не услышать шагов мистера Реймонда, и обернулась, отметив, что учитель стоит в проеме, скрестив руки на груди, а приглушенный свет комнаты скрывает от меня истинное выражение его лица. Как много он видел?       — Извините, я и правда заблудилась, сэр.       — Александр, — мягко, почти ласково поправил учитель и подошел ко мне. Боже, его рост вообще не вписывался ни в какие нормы, но при этом мистер Реймонд умудрялся выглядеть гармонично и изящно в любой обстановке. Даже на шпильках мне пришлось высоко задрать голову, чтобы видеть его глаза, — Я понимаю перепутать комнату, но этаж…       — Мне нужна была ванная. Для женских дел, — я сказала первое, что пришло в голову, густо покраснела и надеялась, что в гостевой уборной ее нет, иначе моя ложь буквально проявится жирным шрифтом на моем лбу.       — И поэтому ты решила заснять ее на камеру?       Черт. Черт. Черт. Я решила сказать правду.       — Я просто никогда такого не видела, мист… Александр, — слово еле протолкнулось из гортани, но учитель почему-то откровенно веселился, глядя на меня сверху вниз, а я молилась, чтобы мама заметила наше длительное отсутствие и пришла на помощь. Его взгляд был настолько прожигающим, настолько пытливым, что я буквально физически ощущала его на своей коже, гораздо ярче, чем все ласкающие прикосновения Вааста к моему телу. Реймонд посмотрел на свою ванну и, подойдя к ней, повернул в сторону кран, присаживаясь на ее край. Внутри что-то обрушилось, а во рту резко пересохло:       — Что…что вы делаете?       — Ты же сказала, что тебе нужна ванна, — учитель улыбнулся одним уголком рта и добавил, — Для женских дел.       — Но…не здесь же, — я как-то обреченно оглядела заправленную кровать, а Реймонд приподнял бровь:       — Другой у меня нет, Коралина.       В комнате как будто стало холоднее на пару градусов, по телу расходились волны мурашек, а громкое журчание воды вводило меня в какой-то транс. Вместо того, чтобы лихорадочно перебирать варианты, как можно выпутаться из тупиковой ситуации, я подошла к учителю и посмотрела на плескающуюся на дне глубокой ванны воду.       — Я утону в ней.       Учитель смотрел на меня пару секунд, и мне показалось, что произнес он совершенно не то, что хотел сказать изначально:       — Тогда не будем рисковать, — он двумя пальцами опустил незаметный встроенный в стенку клапан, и вода медленно затянулась в воронку.       Мы молча спускались вниз, а мои мысли то и дело возвращались к этой дурацкой матовой посудине и что было бы, если бы я согласилась учителю назло. Сбросила свое шелковое платье, погружаясь в горячую воду. Вышел бы он из комнаты? Отвернулся бы?       Марианна сидела за столом и водила кончиком наманикюренного пальца по ободку опустевшего бокала. Завидев нас, она громко воскликнула, отчего ее голос эхом отразился от высоких потолков и стен помещения: — Ну наконец-то! Ты там где заплутала, Кора? Хотя в таком дворце любой заблудился бы…       Моей маме откровенно было достаточно вина, и я была благодарна учителю, что он взял ее бокал и отставил подальше к стопке грязной посуды.       — Знаешь, Алекс, я так рада, что мы с тобой встретились, — мне хотелось провалиться сквозь землю, язык Марианны заплетался, видимо, от долгого воздержания от алкоголя ей хватило и пол бутылки, чтобы опьянеть, — У нас получилась бы отличная семья… Только вот рожать я снова не буду…       — Тебе и не нужно, Мари, я же говорил, что не хочу детей, — я вжалась в бархат на спинке стула всем своим естеством ощущая себя лишней.       — А Коралина? Смог бы стать ей отцом?..       — Нет, у нее уже есть отец, — твердо произнес Реймонд, не глядя на меня и кладя ладонь на плечо Марианны, спросил, — Может тебе пора прилечь? Я попрошу Ромена отвезти вас домой.       Глаза мамы уже слипались, а тушь скаталась в уголках глаз от того, что она то и дело терла их кулаком.       — Только приехали, а ты уже выгоняешь нас, Алекс. Кстати ты никак не промен…проте…прокомментировал радостные вести. У моей девочки наконец появился молодой человек.       Я встала из-за стола так резко, что ножки стула скрипнули о поверхность пола с неприятным визгом:       — Мам, поехали домой, — но женщина будто не слышала меня, продолжая закапывать мой и без того зыбкий комфорт под плинтус.       — Сегодня даже пригласила своего мальчика домой, уж не знаю, что они там делали, но явно не чай пили…       Мои щеки пылали яростным жаром, что если бы дом не был окружен лесом на десятки миль, то, клянусь, я бы побежала домой на шпильках, лишь бы не выслушивать о моих отношениях с Ваастом в присутствии классного руководителя, да еще и в подобном ключе.       Надо отдать должное Реймонду, он ничего не ответил, приобнимая Марианну за плечи и помогая ей встать. Я шла прямо за ними к парадному холлу и, поджав губы, наблюдала, как мужчина помогает маме надеть шубу, в рукава которой она попала с пятого раза. Это полнейший крах.       Марианну окончательно развезло при перепаде температур, и, только сев в автомобиль, мама завалилась на сиденье и уснула. Я прикрыла дверцу машины, на случай, если она все-таки услышит мои слова:       — Извините за то, что произошло. У нее были некоторые…проблемы с алкоголем в прошлом.       — Это я уже понял, — сухо произнес Реймонд, и мы оба неловко замолчали.       Тишину прерывал только ветер, срывающий с крон деревьев последние листья, и звук заведенного мотора. Мужчина успел перед выходом накинуть короткое пальто с высоким воротником. Он как-то инстинктивно сунул руку в карман, доставая портсигар, и заколебался:       — Ты не против, если я закурю?       Я затаила дыхание, будто учитель предложил мне остаться у него или разделить с ним прием ванной, настолько это интимно прозвучало в пугающей тишине наступившей ночи.       — Нет.       Во мраке вспыхнул огонь зажигалки, на секунду осветивший его губы, впалые скулы, когда он затягивался, чтобы прикурить сигарету, зажав ее между длинными пальцами. Сизое облако дыма, подхваченное ветром ввысь, расступилось, а я невольно задержала дыхание, будто, если вдохну, случится что-то непоправимое:       — Вааст знает о наших индивидуальных занятиях, Коралина?       Я вздрогнула и помотала головой, вспоминая наш недавний разговор с парнем.       — Хорошо, — что хорошего я не поняла, но спрашивать почему-то не хотелось. Стойкое ощущение, что их неприязнь взаимна, не давала мне покоя.       — Вы исключили Армана?       — Не я, а директор, — коротко ответил Реймонд, затягиваясь так сильно, что оранжевый уголек на кончике сигареты стремительно увеличился и слетел на землю, угасая уже на полпути.       — Вы любите мою маму? — вопрос повис в воздухе, а Реймонд сделал еще одну затяжку, изящно стряхивая пепел указательным пальцем.       — У тебя есть сомнения?       — Я знаю про Камиль. Все знают про Камиль, — не знаю, что придало мне храбрости, но будто факт, что Реймонд курит при мне сблизил нас, вывел наши отношения на иной уровень. Либо я надумала лишнего, и виной тому лишь, что мы сейчас не в статусе «учитель» и «ученица» и находимся за пределами школы.       — Я не обязан отчитываться перед тобой, Коралина, — холод осенней ночи показался знойным по сравнению со льдом в его голосе, но я уже решила идти до конца.       — Да, но тем не менее она приходила к вам вчера в кабинет.       — Мой кабинет — не спальня, и туда разрешено приходить всем желающим, — я смутилась, а мое следующее предложение где-то затерялось, так и не обретя форму под его властным взглядом и бесстрастным лицом.       — Нам пора, — тихо произнесла я, приоткрывая дверцу машины, но прежде чем сесть в нее, услышала:       — И да, Коралина, тебе очень идет этот цвет волос.