«Please don't try to find me through my dealer He won't pick up his phone Please don't try my father either He ain't been home for years…»
***
— Блять! Да чтоб тебя…. Нервы Чиэ начинали сдавать. Она надеялась, что от её долгого игнорирования, кто бы там ни был, закончит свои попытки достучаться до неё через несчастное окно. Но от нескончаемых ударов раздражение взяло верх над терпением девушки. От резкого подъёма со стула в глазах потемнело. Последствием стала, на продолжительное время, закинутая назад голова. Кинув на стол почти докуренную пачку, Чиэ двинулись в сторону окна. До сих пор её терзали мысли: кто, черт подери, так отчаянно по среди ночи желал её внимание? Друзей и приятелей как таковых у неё не было. Разве что старая подруга со школы, с которой Чиэ пересекалась от силы раз в месяц, и то по инициативе первой. Щелчок затвора и оконная рама приоткрылась. Проживая на первом этаже, можно было без каких-либо затруднений детально разглядеть все, что творилось на улице. Свет уличного фонаря осветил давно знакомую, исчезнувшую из жизни Чиэ фигуру… Эиджи… Какие эмоции вы бы испытывали, если б перед вами спустя пару лет отсутствия предстал блудный родственник? Вот так и девушка плескалась в противоречивых чувствах. Удивление, злость, печаль, ликование — все эти эмоции смешались в одну массу под названием смятение. Но она продолжала сверлить его каменно-ледяным взглядом. Эиджи, в свою очередь, засунув руки в карманы штанов и слегка задрав голову, с лёгкой улыбкой и немного опущенными веками противостоял тяжёлому взгляду младшей сестры. Изменился… Больше не было той широкой улыбки, временами даже безумной — на смену ей пришла эта идиотская ухмылка. Теперь все его эмоции можно было прочитать только в глазах, цвета хвойного леса, которые с течением времени стали еще темнее и глубже. Единственная, отличавшая их с Чиэ, особенность, передавшаяся ему от отца. Юношеская округлость лица пропала, и стали ярче линии подбородка и скул. Выбритые со времен колонии волосы отросли и образовывали прическу «шторки». От внешности того пятнадцатилетнего пылкого ребёнка не осталось и следа. Теперь перед Чиэ стоял сформированный парень, который уже мог более менее контролировать свои порывы и эмоции. — Привет, ледышка. Извини, что в такой поздний час притащился. Планировал нагрянуть днем, но ты же сама знаешь, если меня накрывает какая-та ежесекундная идея, я сразу иду у неё на поводу. Тем более, постоянное игнорирование моих звонков и сообщений заставило меня сразу изменить курс и идти в другом направлении. — игривая улыбка появилась на его лице. Но Чиэ не торопилась отвечать на реплику брата. Уже как всю неделю один и тот же номер названивал в день по несколько раз или настрачивал довольно неоднозначные сообщения. Это жутко раздражало. Не дождавшись долгожданного покоя, девушка заблокировала неугомонного абонента. Тогда-то Чиэ и начала подразумевала от куда ветер дует. В те моменты, внутри неё мельком проскакивала та маленькая девочка, готовая кинуться к братику и простить ему все, лишь бы он никогда больше не бросал её одну в этом унылом мире. Но взрослая версия резко вытесняла подобную наивность, заполняя душу лишь злостью и давней обидой. — Скажи… В какой переломный момент твоей жизни, ты решил вспомнить о моем существовании? М? — Не было такого дня, чтобы я переставал думать о тебе… Я всегда волновался и беспокоился о вас с мамой… — Надо же. Как трогательно. Еле сдерживаю слезы. — Ты злишься…что ж, имеешь на это полное право. Как бы я хотел извиниться перед тобой, но понимаю, что никаким «прости меня» не загладить всю ту боль и обиду, что я в тебе вызываю… — …Почему ты бросил меня? Я промолчу насчёт твоего наглого вранья по поводу, якобы доставленной помощи и изменений в лучшую сторону. Черт с ним, маленькой девочке тогда не нужно было знать всю суровую правду про брата. Но почему ушёл?.. Если ты мне сейчас скажешь, что делал все во имя моего блага и безопасности, я начну думать, что подобная система уже превратилась в какую-то сушашедшую особенность рода Хагивара: бросать близких ради их благосостояния… Мне тебя не хватало. Не было той опоры и поддержки, что ты мне так обещал тогда в детстве на пляже. — Ох малышка, я знаю. В те времена я даже не думал о тебе и о твоем состоянии. В голове были одни пизделовки и банды. После выхода, я и еще некоторые парни решили продолжить ставить на колени других ублюдков и закреплять за своим именем целые районы. Я понимал, что узнай об этом, вы бы с мамой снова стали волноваться, попытаясь вразумить меня или как-то отгородить от этого. А тогда мне это не нужно было, если честно… — пытался оправдаться Эиджи. — Что ж. Это все же лучше, чем «ради безопасности». Ну а теперь, когда ты «раскаялся», тебя здесь больше ничего не держит. Спокойной ночи… Как только девушка собиралась закрыть окно, то тут же была остановлена взмахом поднятой руки. — Чиэ, стой. Я это говорил не ради того, чтобы мне стало легче… — Слушай, если уж начали откровенничать, мне безразличны твои извинения. Я никогда не желала, чтобы ты приполз и на коленях вымаливал прощение. Мне были интересны истинные причины и мотивы твоего ухода. Не более. И раз для тебя было важно моё прощение, то хорошо, сделаю вид, что со мной все в порядке, и я не держу на тебя обиды. Теперь, надеюсь, твоя карма успешно очищена. Мне завтра рано вставать. Ведь нам, простым смертным, для того, чтобы чего-то добиться, придётся научиться пиздиться знаниями, а не как вам – кулаками. — едко высказавшись, Чиэ с характерной громкостью закрыла окно.***
Утреннее пробуждение всегда тяжко даётся, в особенности, когда большая часть ночи — бодрствование. А теперь нужно как-то старательно настраивать свой организм на длительный рабочий день. В случаи с Чиэ, ко всему этому добавляются последствия выкуривания почти целой пачки в один затяг. И теперь состояние девушки желало оставлять лучшего. Она бы с радостью пропустила сегодняшние пары, но прошлые прогулы могли в любой момент вылиться в большие неприятности и последствия. Не сказать, что она терпеть не могла специальность, которую взялась постягать, или обучение было суровым и тяжким. Наоборот, огромный спектр идей и предложений частенько выделял ее среди других учеников. Многие учителя проповедовали ей яркое будущее и блистательную карьеру кутюрье. Но Чиэ было тяжело фокусироваться на чем-то достаточно продолжительное время. У неё часто случались выгорания, каждодневная апатия была её верным спутником. Она была как спичка, которая могла резко зажечься, но в то же время так же быстро потухнуть. Чиэ не была тем самым трудоголиком, который отдаёт всего себя во имя работы. Она старалась работать в меру своих возможностей, не сверх много, но и не так ничтожно мало. Всегда старалась рационально и правильно разделить свою энергию и работоспособность, чтобы в случае чего не случился сбой в виде вышеупомянутого выгорания. Где-то в глубине души девушка признавала свою лень и несобранность, но была твёрдо уверена: она не будет следовать тому, чего от неё так рьяно ожидают, если, конечно, сама этого не пожелает. Но вот сегодняшнее утро пришлось внести в списки исключения. Превозмогая все свои утренние протесты и недомогания, Чиэ поплелась в ванную комнату на сборы. Подготовившись морально и физически, девушка стояла перед длинным зеркалом в пол, собирая темные, вьющиеся локоны, закрепляя результат крабиком. Лёгкий макияж, состоящий из пудры, подкрашенных ресниц и матовой помады скрадывал отеки и недосып. Она всегда была больше за естественную красоту во всех её проявлениях. Но сегодня было решено отойти в сторону от прежних установок, так как практически бессонная ночь, полная на события, изуродовала лицо девушки до уровня безликого призрака, и в него срочно нужно было вдохнуть немного живости. Направившись в кухню, она меньше всего ожидала увидеть там мать. Обычно в это время Умэ Хагивара уже во всю окуналась в критические обсуждения на какой-нибудь редакторской встрече. Сейчас же женщина сидела в своём фирменном халате и с полным бокалом багровой жидкости в руке, поджав одну ногу под себя и читала глянцевый журнал. Газеты она терпеть не могла, объясняя это тем, что «серых статей» ей на работе достаточно хватает. — Надо же. Утро начинается обычно с кофе, но я погляжу не в твоём случае. Или это твой личный способ настроить себя на продуктивный день? — спросила Чиэ, параллельно смакуя йогурт, облокотившись о кухонный гарнитур. — Нееет. Сегодня я дышу свободой. Этот напыщенный кретин отменил встречу, поэтому мой мозг в этот день не будет захламлен его бестолково написанной еботней… — лениво улыбнувшись, женщина отпила содержимое бокала. Чиэ нравилось, что дома ее мать не строила из себя ту самую заумную лингвистику и ханжу, кем часто выступала на публике. Порой её раскованной речи мог бы позавидовать самый отмороженный гопник Японии. На те же условия могли рассчитывать и Эиджи с Чиэ при общении с матерью. Высказывать все, что думали, и выдавать это в любой форме. Умэ не хотела давить на своих детей какими-то правилами и жёсткими установками, как в ее годы поступало старшее поколение семьи Хагивары. Видение идеального воспитания женщины заключалось в саморазвитии: дать ребёнку волю действий, чтобы он в случае каких-либо ошибок или неудач сам делал определённые выводы, в соответствии с которыми и решал как дальше поступать. Уже после череды событий в подростковой жизни Эиджи, Умэ поняла ошибочность своих суждений. Не дав детям должного внимания, любви и правильного, традиционного воспитания в детстве, полагаясь на их самопознание, результатом получила: импульсивного, неудержимого бунтаря-хулигана и малообщительную, мрачную девочку. А ведь на самом деле, женщина просто желала, чтоб ее дети стали для неё не просто какими-то наследниками, а равными ей людьми. Чтобы это была не только та идеальная семья, о которой она так мечтала еще в свои детские годы, а своего рода «друзья, союзники». Но её мечта разрушилась о неправильный подход. И сейчас, когда в её жизни осталась только младшая дочь и прожитые года бескрайнего одиночества, Умэ цеплялась за девушку, как за свой последний спасательный круг. Чиэ все же имела дозволенность переехать в район, где располагался колледж, но пронаблюдав, как ее мать одолевает печаль и грусть о грядущем самобичевании, брюнетка решила на неопределенный срок повременить с переездом. Но в глубине души Чиэ все же и сама не желала оставаться наедине со своим внутренним миром и затуманенными мыслями. Одинокие мать и дочь находили свое мимолетноем утешение только когда находились подле друг друга. Умэ была никудышной матерью и Чиэ это смогла осознанно заключить только спустя года. Но в то же время девушка понимала, как тяжело было женщине отдавать детям то, чем сама была раньше обделена. Она любила Эиджи и Чиэ скрытой, никогда не демонстрирующей любовью. И видимая печаль на осунутом лице Умэ в момент, когда Чиэ изъявила желание съехать во время обучения, — был самым первым и ярким жестом глубокой материнской привязанности и своеобразного беспокойства. — Кстати, что это были за удары ночью? Я сначала подумала, что словила парочку галлюцинаций из-за крепленного портвейна, и даже на секунду пришла идея завязать с бухлом… — Может какой-нибудь герой-любовник или отмороженный ублюдок окна перепутал. Не напоминай. И так голова раскалывается…. Чиэ старалась игнорировать беспрерывно поступавшие мысли о внезапном приходе Эиджи прошлой ночью, которые все больше набирали обороты с каждой последующей секундой. Она осознавала, что было бы не лучшем решением ранним утром объявлять матери о возвращении ее блудного сына. Поэтому, чтобы не попасть под влияние своих эмоций и искушения, Чиэ поспешила покинуть комнату. — Я ушла. — подхватив сумку, девушка сошла с порога родной квартиры, прокладывая путь навстречу грядущему дню. — Удачи тебе с колупанием гранита науки, надежда модной индустрии! — крикнула женщина с балкона.***
День, как назло, тянулся со скоростью дождевой улитки. Размеренно, медленно и нудно. Приложением к этой рутине стала неутихающая головная боль, которая ни на секунду не заглушалась даже при воздействии обезболивающих. И слава Будде всемогущему, что эта дневная тягомотина подходил к своему долгожданному завершению. Чиэ уже не терпелось вернуться в свою тихую комнатку-обитель. Каждый вечер у неё была устойчивая традиция: прийти домой, подкурить сигарету и, наблюдая через окно за пламенеющим на горизонте закатом, провожать прошедший день, параллельно выпуская душистый дым и остатки накопившихся нервов. Но на сегодняшнее положение, эти приятные устои придется отменить из-за ночного злоупотребления никотином: к её и так взбалмошному утреннему состоянию прибавился неплохой бонус в виде сигаретного отравления, что вылилось в виде адской головной боли и лёгкой тошноты. Поэтому на ближайшие пару дней ей выдастся неопределенное воздержание от столь любимого «наркотика». Сейчас же в приоритете стояло поскорее очутиться на пороге дома и без памятства погрузиться в желанное царство сновидений и вкусить ощущение расслебности, которой прошлой ночью Чиэ была нагло лишена.***
Переулки и маленькие улочки начинали пустеть, в то время как центральные и главные будто набирали ещё больший темп жизни, чем днем. Сам по себе район Роппонги можно было сравнить с двуличной стервозной дамой. В дневное время она была строга и размерена, не терпела ошибок от офисных клерков и бизнесменов. Но едва солнце заходило за горизонт, как она превращалась в раскованную, развратную блудницу, наполняя улицы яркими, ядовито неоновыми вывесками от клубов, баров. Из тёмных проулков вылезали её основные приспешники: гопники, разыскиваемые преступники, зачинавшие или продолжавшие свою жестокую деятельность. Тут же плутали по подворотням торчки в поисках дозы и всегда оказывающиеся в нужную минуту дилеры, готовые щедро обеспечивать желанным товаром первых. Неискушенному, уязвимому человеку, чтобы не попасть в лапы «ночного района-бестии», следовало до захода солнца вернуться домой или, как в случае с Чиэ, уехать в родной район. Девушка пересекала центральные улицы, уже начинавшие свою подготовку к ночному ритму жизни. Ещё парочка улиц и уровень экстремальных препятствий Роппонги практически пройден: она будет у станции. Но Чиэ вдруг вспомнила, что для сегодняшнего ужина стоило бы всё-таки что-то прикупить из продуктов. Даже если мать и присутствовала весь день в квартире, это вовсе не оказывало никакого влияния на домашнюю обстановку в квартире. Поэтому еще с самого детства приходилось самостоятельно заботиться не только о доме, но и о себе и своих потребностях. Чиэ решила мигом посетить ближайший на пути супермаркет. Можно было бы сделать покупки и в родном районе девушки, но после каждой утомительной поездки в Сумиеси, у Чиэ отпадало какое-либо желание путешествовать по продуктовым точкам и заниматься прочими походными делами. Взяв все необходимые продукты, девушка продолжила путь до станции. — Эй, Чиэ, подожди! — раздался знакомый возглас и приближающиеся сзади шаги. — Теперь ты записался моим личным сталкером? — съязвила Чиэ, поворачиваясь всем туловищем назад, сверяя приближающегося к ней Эиджи хмурым взглядом. — Если бы. Увидел тебя у магазина, сначала показалось, что уже в глаза долблюсь, и теперь мне сестрёнка везде мерещится. Но потом вспомнил, что только ты во всем Токио можешь даже жарким летом носить свои крутецкие пиджаки. — широкая улыбка расцвела на лице брюнета. Только сейчас Чиэ довелось подметить, насколько окреп и возмужал ее братец. Больше не было того мальчика, с которым она в детстве разделяла неизменную разницу в росте ровно в спичечный коробок. Теперь перед ней возвышался столб почти в два метра. Не сказать, что и девушка в таком положении была мала и хрупка на фоне Эиджи. К своим восемнадцати годам Чиэ тоже имела выдающийся метр семьдесят роста, который для среднестатистической японской девушки уже считался выше среднего. — Кстати, что ты тут делаешь? Если мне память не изменяет, ты терпеть не могла Роппонги из-за его бешеного ритма жизни. М? — Да, не могла, и сейчас ничего не изменилось. Но в других районах не нашлось подходящего мне места для учёбы. — Буду с тобой чаще видеться, значит. Домой идёшь? Давай помогу донести, что ты там так пытаешься дотащить. Едва юркие ладони Эиджи уже хотели ухватиться за ручки пакета, как Чиэ тут же резко завела сумку за спину. Уже собираясь излагать свою гневную тираду, тут же была прервана раздавшимся со стороны голосом, который озвучивал грубоватые претензии в адрес Эиджи. — Эй, ебалыга. Куда тебя хер понёс, едва мы только отошли… — проговорил силуэт. Поравнявшись на одном уровне с Чиэ, фигуру подошедшего теперь предоставилась возможность описать в более детальных чертах. Высокий худощавый парень. Длинные темноватые волосы, заплетенные в ровные косы и идеальные, острые черты лица, отдававшие некой женственностью, из-за чего Чиэ со стороны казалось, что стоит рядом с высокой девушкой. Еще одна броская фишка, присутсвовавшая в его внешности — довольно странное окрашивание. Белый цвет, распределенный на концах и ровно по середине всей длины волос, в то время как другая часть волос не переходила четких границ темного. Либо это было выполнено неопытным мастером, который не смог добиться нужного эффекта и оставил все как есть, либо просто сделано на скорую руку. В любом случае, Чиэ завороженно не могла оторвать глаз от этого новшества. Подметив на себе заинтересованный взгляд, парень, чуть задрав точенный подбородок, фамильярно ухмылялся, демонстрируя свою яркую харизму. Следом, из-за его спины, показался ещё один парень, почти одного роста с Чиэ, имевший блондинистые пряди вперемежку с голубым прожилками. В глаза бросились округлые очки, позолоченная оправа которых дорого переливалась в свете фонарного столба. Этот парень в отличие от своего высокого приятеля был более отстранен и скуп на эмоции. Блондин в глазах Чиэ представлялся в образе начитанного английского денди. Проведя параллели, девушка выдвинула предположение, что двое парней являлись друг другу кровными братья, так как имели идентично схожие черты лица. Но самая, наверное, главная и безоговорочная схожесть, из-за чего она так подумала — аметистовые радужки глаз. Чиэ впервые довелось встретить людей с подобной расцветкой. Каждый из них как будто смотрел в самую душу, считывая подлинные эмоции. Можно смело утверждать, что парни удивили Чиэ своей непохожестью, изысканностью, в перемешку с неформальностью и пышашей харизмой. Но в то же время, не смотря на их довольно-таки «располагающие манеры», вокруг парней витала какая-то жуткая, отталкивающая аура. Чиэ понимала, что представшие перед ней, не просто какие-то там «гопники из переулка», а скорее всего уже преступники со стажем и медийные личности. — А говорил, что не связываешься с девками после траха…— ухмыляясь, ленивым взглядом осматривал Чиэ темноволосый. — Заткнись нахуй… — Не плохая политика у тебя, братик. Вот тут-то самодовольная ухмылка слегка подснялась с лица высокого парня. Поначалу можно было подумать, что он немного смутился от подобного обращения. Но по всей видимости он имел потрясающее самообладание и жесткое управление над своими эмоциями: на его лице образовалась широкая улыбка, от которой становилось и страшно, и мерзко одновременно. Но Чиэ стоически сохраняла свой фирменный «покер фейс» на подобные смены настроений. — Оу, что ж ты братик Эиджи нам раньше не рассказывал про свою миленькую сестрёнку? Как тебя зовут, ангел? Про нас ты, наверное, уже в курсе, знаешь, что мы за люди… — Извини, утром перед завтраком не читаю энциклопедию гопников… — пыталась отмахнуться Чиэ. И вот тогда-то вечно скучающий и безразличный взгляд стоявшего поодаль блондина приобрёл пугающий блеск. Белесые брови опустились к переносице, зрачки сузились и выглядывали из-под полуопущенных век, придавая устрашающий вид. От такого взгляда хотелось поскорее скрыться или раствориться в воздухе, лишь бы больше не видеть эту почерневшую в раздражении сирень глаз. — А малышка я смотрю с характером. Сразу ощущаю эту родственную связь между вами. Говорите все, что на уме, не боясь последствий. Ну раз ты у нас «непросвещенная», тогда придётся представляться. Меня Ран зовут. А это мой младший братишка Риндо. Думаю, вы бы с ним поладили. Ринни у нас тоже иногда бывает чересчур прямолинейным и несдержанным. — потрепал высокий парень по макушке стоявшего рядом брата. Тот, в свою очередь, продолжал неотрывно сверлить Чиэ внимательным, испепеляющим взглядом, подобно хищнику, высматривающему свою жертву и ожидающему её дальнейших действий, чтобы в нужный момент сделать контрольный бросок. — У тебя, я смотрю, сегодня дохуя хорошее настроение… — резко отдернув руку старшего, низким хрипловатым голосом произнёс Риндо. — Ладно, я сейчас провожу и вернусь.— старался закончить этот странный диалог Эиджи. — Не надо меня провожать, без твоей помощи как-нибудь доберусь. — Чиэ… — Нет. Хватит строить из себя заботливого и милого братика. Ну не идёт тебе это… — разворачиваясь и не дожидаясь ответа, девушка поспешила скрыться от дотошно проникновенных взглядов фиолетовых глазниц, направляясь в сторону станции. — Эй, малышка Чиэ. Было приятно познакомится! Очень надеюсь, что мы ещё встретимся! — крикнул игривым голосом Ран в спину уходящей брюнетки.