Обитель, укрытая в облаках.

-Ухх, - пробуждение далось тяжёлым - моя голова... - Итэр даже не пытается встать, борясь с собственным телом, он лишь старается помассировать виски, вроде бы, в храме говорили, что это помогает. То ли от упорства, проявленного в массажёр, то ли от времени, затраченного на него, нестерпимый гул в голове утихает, с ним же уходит и резкая колющая, пульсирующая от самых висков через всю голову насквозь до затылка боль. Итэр открывает глаза и тут же жалеет об этом, резкий свет нещадно жжёт, правая рука с виска сама направляется к глазам, закрывая их. Итэр смотрит сквозь прищур на пробивающиеся между пальцами лучи света, потом он убирает руку, сильнее приоткрыл веки, привыкая к жгучему сиянию. После, попытавшись встать на кровати, Итэр с сожалением понял, что его тело ужасно ломит, будто некий затейник с завидным упорством протыкал все его суставы толстыми иголками, а затем ими же попытался раскрошить кости, не получив должного результата, он, разгневавшись, просто начал в безумном угаре бить по ним молотом. Воин с тихим стоном поднялся на локтях, удерживая верхнюю часть своего тела на весу, он осмотрелся. Комната, куда его положили, была большой с тремя дверьми из светлого, немного песочного дерева, напоминающего ясень с легким цветочным рисунком. На мятно-зеленом фоне по стенам росли изящными линиями виноградные лозы, ранее зеленые стебли присыпало золотом - признак созревания, а аппетитно налитые плоды красовались обилием цветов. На некоторых стеблях сверкали на солнце крупные янтарные капли, а на других спелые ягоды вобрали в себя краски многих вечеров и радовали глаз разнообразием оттенков от темного-синего, как небо, что вот-вот станет ночным с россыпью алмазов. Некоторым будто само солнце, уходя, чтобы уступить место луне, отдало свой яркий золотистый свет, а другие вобрали в себя то краткое мгновение вечера, когда пурпур заполняет все небо. Приглядевшись, Итэр разглядел, что стены были обклеены рисунком, нанесенным на ткань. Нечто похожее юноше доводилось увидеть в резиденции Сёгуна и в Доме клана Кудзе в кабинете отца, том месте где он принимал важных гостей. Обои использовались в самых важных и наиболее доступных для всеобщего обозрения местах в доме, все дело в том, что производство данного элемента декора было весьма затратным, от закупки качественных материалов до самого процесса шелкографии, особого метода нанесения изображений на поверхности с помощью трафаретной формы, представляющей из себя тончайшую сетку, через которую продавливается краска с помощью ракеля, инструмента с плоским гладким резиновым лезвием, используемым для удаления или контроля потока жидкости на плоской поверхности. Освещались стены металлическими конструкциями со свечами. Из-под двух медных, с едва заметным, но необходимым для завершенности образа золотым напылением листьев винограда вырастало плавной изогнутой линией вверх несколько переплетённых между собой лоз, оканчивающихся тремя виноградными листьями, выстроенными в форме чашечки листа, лицевой стороной вверх, чуть изогнутые, они поддерживали стройную фигуру длинной белоснежной свечи. Мебель и полы в комнате были выполнены из древесины теплого, практически медового цвета, вроде ольха, подумал Итэр. Стулья с высокой, будто у трона, спинкой, чуть отклоненной назад для удобства и широким сидением были с щедростью покрыты позолотой и красовались обилием росписи. Из-за изогнутых линий и некой пузатости кресла казались воздушными, они были обиты белой льняной тканью с небесно-голубыми вертикальными полосками. Такая пара стульев стояла вокруг столика на изящных резных изогнутых ножках посреди комнаты. На лакированной до блеска поверхности стояла крупная, больше одного чи высотой ваза, покрытая глазурью цвета бирюзы с едва заметным светлыми прожилками причудливым узором паутинкой струящимися по полированной поверхности. Едва ли не в два раза больше самой вазы был букет, стоящий в ней. Тяжело тянулись к столу крупные бутоны пионов мягких рассветных тонов, от нежного светло-персикового, до яркого багрянца на плотно прилегающих друг к другу лепестках. Гордо стояли высокие, будто к самому небу тянущиеся, темно-лиловые стрелы лаванды, возвышаясь над другими цветами. Среди округлых бутонов пионов особенно выделялись светлые, с едва-едва заметным золотистым отливом по кайме фигурных листьев гортензии. И самым главным украшением композиции были немногочисленные, оттого еще более ценные цветы лилий, невинно кипельно-белые, с воздушными, длинными лепестками, волнистые по самым краям, с небесной голубизной в самой глубине гордого и изящного цветка. Весь букет был словно прямое олицетворение неба с его поразительным разнообразием цветов и оттенков, с причудливой до самых невероятных форм облаками, уникальным сочетанием светлой голубизны дня, золота заката и восхода солнца и беспросветной мглы ночи. Из открытого окна подул легкий ветерок, донося до проснувшегося Итэра терпкий аромат цветов. Юноша аккуратно, стараясь как можно меньше беспокоить конечности встал с кровати, к его несомненной радости, боль стремительно отпускала тело, спустя минуту, окончательно исчезнув и оставив после себя лишь неприятные волнующие воспоминания. Итэр огляделся, помимо стола и стульев в комнате был крупный платяной шкаф и четыре длинных тумбочки, две стояли по бокам от шкафа, оставшиеся у другой стены по обе стороны у двери. Медовая цвета поверхность янтарем теплела изнутри на солнечном свету, словно расцветая под ласковыми лучами резными цветами, высеченные рукой искусного мастера лепестки готовились вот-вот затрепетать на легком ветру, а стрелки листьев так и тянулись к ласковым лучам небесного светила. Комната была очень светлой, а все дело было в трех высоких окнах в два чи высотою и один в ширину расположенных напротив двери. Идеальна гладкая поверхность была настолько прозрачной, что в ней с трудом угадывалось стекло, казалось, будто его там и вовсе нет. Окна делились тремя горизонтальными деревянными полосами и одной вертикальной посередине, шесть стекол открывались совершенно независимо друг от друга, так, все правые срединные окна были открыты, впуская внутрь комнаты шаловливый ветерок, игриво колышущий тонкие, полупрозрачные голубые шторы с легким цветочным узором. Осмотревшись, Итэр первым делом проверил дверь, на краю деревянной поверхности находилась медная, изогнутая в виде переплетающихся друг с другом лоз без листьев ручка. Как в Ли Юэ, так и здесь, это показалось юноше крайне неудобным, так как в Иназуме он привык к металлическим, чаще всего медным или железным кольцам на дверях, обычно они были на тяжелых воротах, к примеру на склад или входные в поместье. Тогда как в помещениях использовались сёдзи, это были дверь, окно или разделяющая внутреннее пространство жилища перегородка, состоящая из прозрачной или полупрозрачной бумаги, крепящейся к деревянной раме. Подобные двери-сёдзи делаются раздвижными, что позволяет экономить внутреннее пространство, которое неизбежно бы заняла распашная дверь. К тому же, юноша раздраженно подергал ручку, пытаясь понять, как ею пользоваться, это крайне неудобно! Подытожил он про себя, когда небольшая конструкция поддалась, оказывается, надо потянуть вверх до тихого щелчка и потом резко дернуть вниз. Дверь бесшумно поддалась, выпуская юношу в длинную комнату, копию предыдущий, только в этой было больше кресел и столов, вдоль стены напротив двери стояли два дивана, на высоких ножках с чуть опущенной спинкой, они выглядели так, будто соединил три стула и убрали посередине подлокотники, оставив лишь те, что по бокам, Еще одним отличием было наличие уже не одной, а трёх дверей, не включаю ту, что ведет в комнату, где проснулся Итэр, юноша попробовал открыть их и столкнулся с двумя выводами, либо, подумал он, отпуская неподдающуюся ручку, они все закрыты, либо я что-то неправильно делаю. Итэр вернулся в комнату и заглянул в прозрачную поверхность окон, едва не отшатнувшись, так как обзор закрывали изысканные кипельно-белые кружева облаков, но стоило им разойтись, как внизу едва виднелись крошечные красочные крыши домов, перемешанные с густой зеленью многочисленных деревьев. Это место, подумал юноша, либо само по себе очень высокое, либо находится на возвышение, что более вероятно. По щеке едва ощутимо мазнула нежная ткань взметнувшихся под ветром штор, а потом и сам виновник ласковым, но не менее шаловливым касанием прошелся по лицу, затем по шее, а потом попробовал пробраться под белую ткань рубашки. Итэр недовольно поежился от холодка и ушел от окна к креслу, присев, он начал вспоминать недавние события. Он отчетливо вспомнил арену, неспешный, чуть шутливый разговор с Кадзухой, последующие нападение дракона а потом... Точно, вспомнил юноша, Дурин, что с ним, я ведь его поглотил, получается, он внутри меня, но почему до сих пор молчит? Эй, дракон! Позвал про себя юноша, Дурин, ты там живой? Легким, но заметным маршем прошлись мурашки по всему телу юноши, словно мокрым, холодным пером по спине мазнули, но цель была достигнута. Я здесь! Чуть сонно, видимо, подумал Итэр, оттого что проснулся вместе со мной или позже, но в то же время радостно ответил Дурин, этот голос очень отличался от того, что был у дракона в их первую встречу. Тогда он был тяжелым, чуть надрывным, будто недавно сорванным до жалкого хрипа, с проглядывающимся среди слов ядовитой змеёй отчаянием и отравляющей безнадежностью, теперь он был чуть волнующимся, явно более жизнерадостный, с неким мандражем и в то же время усталостью. Итэру это напомнило Иназуму, когда у Сёгуна откровенно поганое настроение, бесконечные грозы, пылающие вспышки и неудержимый грохот, будто само небо воет в приступе отравляющем отчаяния и дождь, холодными каплями орошающий землю, отбивающий марш гнева по крышам и плотно закрытым окнам домов. Спустя время оно смягчается, кончается дождь и грозы, расходятся облака, не полностью открывая солнце, но позволяя его лучам пробиваться на землю и наступает особая тишина, в некотором смысле благоговейная тишина, во время которой слышна легкая, простая но чувственная музыка стекающих капель, робкое пение птиц и тихий-тихий шелест листвы. Будто окончание зимы, когда отступили безжалостно режущие холода, не спали, но слабли ледяные оковы кипельно-белых снегов и пробиваются сквозь землю хрупкие нефритовые ростки цветов. -Как ты себя чувствуешь? - прозвучал голос Дурина в голове Итэра. -Сейчас вполне сносно, как ты? - на пробу подумал юноша, направляя свои мысли в сторону Дурина. -Гораздо лучше, благодаря тебе, только устал немного. - ответил дракон. Хорошо, в этот раз Итэр не направлял намеренно свои мысли к дракону, тот промолчал. А значит, с удовлетворением подумал юноша, все те медитации были не зря. Итэр как никогда особенно был рад, что его, как и всех детей благородных кланов Иназумы водили к жрицам храма Наруками на обучение, в которое входила и медитация. -Как ты думаешь, - смято спросил дракон, судя по звукам глубоко зевнув - где мы? -Предполагаю, - про себя ответил Итэр - что мы ещё в Мондштадте, так как он находится в стране Анемо стихии, не думаю, что постройка зданий поближе к ветру является чем-то из ряда вон входящим. К тому же не вижу причин, чтобы нас отвезли в другую страну, особенно после учиненного тобой разгрома. - дракон что-то виновато просопел себе под нос - Так как администрация города, где ранее находилась арена, напрям заинтересована в нас, кто знает, может быть и одному из двух правителей сообщили? -Двух? - с искренним удивлением уточнил Дурин - Я точно помню, что их было трое! - уверенно сказал он - Барбатос, Декарабиана и Андриус! -Второй умер. - без лишних слов сказал Итэр. -Как? -Тебе описать процесс убийства? - с насмешкой уточнил про себя Итэр. -А ты можешь? -Нет конечно же, меня там попросту не было. Знаю слов Барбатоса, вот уж кто был прямым участником событий, как он рассказывал, по его с Андриусом прибытию Декарабиана уже украсили дыркой от копья. -Глупо. - после некоторых раздумий ответил дракон. -Почему же? - заинтересовался Итэр, присев на подоконник, наслаждаясь чувством, как ветер мягко перебирает верткими невидимым пальцами волосы, едва касаясь шеи. -Он Архонт, - таким тоном сказал Дурин, будто эта фраза давала ответ на все вопросы мира - он не мог умереть от копья. -Ну не знаю, - протянул Итэр - а вдруг это было очень сильное копье, или сам нападавший превосходит Декарабиана по мощи? -Это глупая смерть! - Итэр тихо усмехнулся, Дурин напоминал ему ребёнка в такие моменты с его искренней и непоколебимой уверенностью в своей правоте и последующей абсолютной слепоте к её вероятно бредовости. Как некоторые взрослые, с некоторой апатией отметил юноша, даже та же Сёгун, что пренебрегла мнением своего народа ради достижения вечной и непоколебимой вечности. Если так подумать, усмешка сошла с лица Итэра, закусившего нижнюю губу в раздумьях, то слова Дурина не лишены здравого смысла, конечно, не в том контексте, в котором он говорил, но все же... Один из правителей целой страны, что пережил Войну Архонтов, а там явно были не слабаки, в большинстве своём противники если не превосходили, то были примерно равны по мощи. Если Декарабиана пережил ту Войну, то явно смыслит в боевом искусстве, как Итэр вычитал из многочисленных книг в резиденции клана Кудзе и Сёгуна, после уже в библиотеке дворца, милосердие просто исчезло как само понятие во время Войны. Архонты, что пытались решить обстановку миром или словами уничтожались сразу. Это значит, что Декарабиана явно преуспевал в боевых искусства хотя бы на том уровне, чтобы за себя постоять, вряд ли он утратил эти навыки, забросила тренировки, когда как сам наверняка должен был понимать, чем грозит малейшая ошибка на Войне. Итэр по себе знал это чувство на поле битвы, когда любая ошибка стоит жизни твоей или же твоих подчинённых, подобные мысли заставляют держать тело в боевой готовности. Тогда возникает следующий вопрос, кем же был предполагаемый убийца, если он вообще был, чтобы убить Архонта, это был кто-то как минимум равный ему по силе, или собрание тех, кто объединившись, сравнялся или превзошёл того. К тому же, внезапно пришло в голову Итэра, Декарабиана ведь буквально Анемо Архонт, как тот же Барбатос, а как юноша успел убедиться на своём опыте, тому ничего не стоит обратиться ветром, Итэр в мыслях поморщился от неприятных воспоминаний, судя по тому, что его до сих пор не нашли, если вообще искали, на что юноша искренне надеется, то Барбатос вполне успешно сбежал с охраняемой территории Гео Архонта. Тогда что же мешало Декарабиана, когда он понял, что проигрывает, просто напросто сбежать, обратившись ветром? Гордость? Спросил сам себя Итэр, раздумывая над ответом, вполне вероятно, подумал он, вспоминая того же Моракса, хотя не понятно, как Декарабиана в этом случае пережил Войну Архонтов... -Наслаждаешься погодой? - лёгким шёпотом обдало ухо. Итэр в то же мгновение вскинулся прочь от окна. Обернувшись, он увидел в открытую насмехающегося Анемо Архонта. Чёрные локоны с бирюзовыми, чуть сверкающими в солнечных лучах локоны были собраны в высокий хвост, лишь пара непослушных выпавших прядей обрамляло лицо Барбатоса. Чужие губы плавно линией растянулись в ухмылке, сам же правитель Мондштадта сидел на подоконнике рядом с тем местом, где мгновение назад находился Итэр, Архонт положил одну ногу под себе, а другую согнул в колено вверх, опираясь на неё рукой и частично телом, будто лёжа на ней. -Нравится? - усмехнулся Архонт. -Вид из окна, - уточнил Итэр, с подозрением и готовностью оглядывая Анемо Архонта - несколько мгновений назад, вполне. -Что же теперь не так? -Омрачился вашим внезапный прибытием. -Ну а как тебе я сам? - Анемо Архонт с горделивой улыбкой встал с окна и игриво покрутился, позволяя разглядеть во всех подробностях тонкое, подтянутое тело, облаченное лишь в излишне свободного покроя, чуть прозрачную белую рубаху и обтягивающие темно-коричневые брюки. Итэр сразу понял, себя Барбатос любил и считал самым красивым, о чем буквально кричал развязный вид, горделивая походка и снисходительный взгляд. Юноша решил подыграть Архонт, он подошёл к тому, отмечая, что сам Барбатос выше его на полголовы, обошёл, осматривая. По сравнению с Сяо, немного мстительно отметил Итэр, Барбатос выглядел красиво, бесспорно, однако в Адепте была та красота далеких гор, окутанных мягким кружевом облаков, прекрасные, но недоступные, лишь в мечтах люди смели прикоснуться к ним, оттого появлялось особое очарование. Эта была та красота, которую люди воспевали в легендах, приукрашивая и возводя в абсолют, что было несравнимо с мимолетностью, светлым шлейфом везде следующей за Барбатосом. -И как? - нетерпеливо спросил Барбатос. -Ну, - Итэр сделал вид, будто напряженно думает, как бы помягче объяснить все Архонту, не задев его чувства, так как новость обещает быть не лучшей по своему содержанию. Юноша с удовольствием отметил, как нервно отреагировал Барбатос - не знаю даже что сказать... -Очень просто, знаешь, как есть! -Мне как-то даже неловко говорить... -Неужели, - усмехнулся Анемо Архонт - ты настолько ослеп от моей красоты, что не можешь подобрать слов чтобы выразить всю степень своего очарования? Не волнуйся, это естественно, когда встречаешь такое великолепие, - Барбатос изящным жестом заправил чернильную прядь за ухо - всё кажется особенно посредственным. -Ну вот, - радостно хлопнул в ладоши Итэр, когда прозвучало последнее слово - ты сам себе ответил. Юноша, тщательно скрывая наслаждение, наблюдал, как меняется лицо Архонта с веселого и гордого на озадаченное и полностью деморализованное. -Издеваешься? - прошипел Архонт. -Что вы, - притворно возмутился юноша - Я же согласился в вашим мнением. -Насчет красоты? - облегченно выдохнул Барбатос, спрашивая просто для подтверждения. -Насчет посредственности! - с готовностью ответил Итэр. -Смерти ищешь? - прошипел Барбатос, показательно собирая в правой руке светлый, с бирюзовыми вспышками вихрь. -А вразве ты меня не за этим сюда привел? - с невинным, чуть обиженным видом уточнил юноша, успешно пропустив тот момент, когда они обоюдно перешли на ты. Итэр вдруг задумался, почему, когда он впервые встретил Моракса он ощутил если не благоговение, то явное уважение как к сильному и телом и духом созданию, даже некоторый страх пробрался в сознание юноша тогда, но был сразу сметен мыслью о том, что рядом могущественный Сёгун, который не позволит вредить если не своему поданному, то единственной страже. Но почему-то стоя перед Барбатосом буквально в паре шагов, Итэр не чувствовал чего-то подобного, ни тени страха не промелькнуло, лишь некое ощущение вседозволенности, азарт, как-то слишком незаметно втекший в единую реку крови в теле юноши. Хм, задумался Итэр, может ли это быть влияние самого элемента на него, или же эти ощущения одним своим видом внушают все Архонты. Вдруг слух юноши уловил едва заметный шорох. Анемо Архонт встал с подоконника и неуловимым, едва заметным глазу движением подошел к Итэру, в жалкое мгновение их лица оказались в непозволительной, едва ли пара цуней насчиталось, близости друг от друга. Итэр чувствовал, как по щекам мягкими волнами струятся ленты ветра, ощущал, как пронизывает, глядит прямо в душу юноши глубина бирюзовый глаз, таких ярких, в них юноша может разглядеть лёгкие изумрудный блики и бесконечную синеву небес, тьму глаза бури и безмятежные покачивание травы безмятежным ветерком. Так, стоять! Одумавшись, Итэр толкнул руками в грудь Барбатоса, однако запястья юноши поймали изящными, но в то же время внезапно крепкими ладонями. Вокруг Итэра и Барбатоса закружились потоки ветра, в их тонких стремительный полосах бирюзовыми вспышками мелькали ленты Анемо стихии. -В какой-то степени ты прав, - вдруг твердо сказал Барбатоса - я похитил тебя, чтобы навредить Сяо, посчитал, что твоя смерть хоть как-то заденет его. -Но потом понял, что неправ, так? - продолжил Итэр, ухмыляюсь, но не оставляя попыток выбраться. Анемо Архонт казалось совсем не замечал трепыхания юноши. -Верно, потом я решил, что кинуть тебя на арену, будет высшим проявлением милости, для столь слабого существа честь погибнуть в битве. Однако, - Барбатоса сильнее сжал запястья Итэра - кто же знал, что ты выживёшь в заведомо смертельно бою, та особь была специально отобрана мной, как наиболее сильная. Но ты выжил, выжил и убил эту тварь. Признаю, ты меня заинтриговал, Итэр. Имя юноши Барбатоса протянул, словно стремился распробовать на вкус. -Даже не знаю, - усмехнулся парень - как же реагировать на подобную честь. - несмотря на внешнюю лёгкость поведения, про себя Итэр с неудовольствием отмечал, как медленно, но неумолимо немеют ладони и сжатые запястья, безжалостно нарастал гул, поднималась ветрянная завеса, даже крики Дурина становились все более и более неразличимыми. -Я каждый раз наблюдал за тем, как ты выходил на поле боя, и знаешь, что заметил? -Удиви меня. -Ты точно не похож на сломленного человека, в тебе есть, как это называют, стержень, столб, что не даёт полгнуться и сдаться, не позволяет отобрать свою собственную свободу. -Приму за комплимент. - усмехнулся юноша, с сожалением понимая, что руки полностью онемели, а голос дракона совсем затих. Каждый раз наблюдая за тобой я все больше и больше восхищался тем, как яростно борешься за свою жизнь, как не поддаешься отчаяния, хотя в твоей ситуации любой бы потерял рассудок. И знаешь, - Анемо Архонт захватил оба запястья Итэра в одну руку, а другой провел большим пальцем по щеке - я не позволю ему забрать и это, не дам забрать то, что является моим смыслом, такую яркую, пылающую свободу. -Не поверю, что я превзошёл всех, кто попадал на арену, наверняка находились те, на чью долю выпали испытания поинтереснее моих и они не сдавались. -Нет, все приходили по своей воле, каждый, когда сталкивался с серьёзной опасностью либо сбегал, либо умирал с мечом в руках. Ты же, даже перед превосходящим тебя противником выходил пусть и раненым, но победителем, ты никогда, ни на мгновение не поддавался отчаянию. -Приму за комплимент. -Знаешь, - внезапно задумался Барбатос - а ведь Моракс точно ищет тебя, и не только он, Сяо тоже мечется по горам, в поисках моих следов, они тебя ищут. Так же я заметил, что после твоего прибытия он начал меняться, он становился счастливым, - Барбатос, который и без того был выше Итэра на пол головы, казалось ещё сильнее возвышался над юношей - счастливым после того, как едва не отобрал у меня абсолютно все, что мне дорого. Я не позволю ему, обрести покой, не позволю забрать и тебя, что добавил красок в мою жизнь, из моего дворца ты не выйдешь. -Что... Не успел договорить Итэр, как гул стал абсолютно невыносимым, и сознание юноши начало неумолимо ускользать. Перед тем как его полностью окутала тьма бессознательности и забыть, Итэр едва успел почувствовать чуткое тепло на своих губах.