Сквозь пелену сна пробираются тёплые, едва ощутимые, ласковые касания солнечных лучников, так и норовящих заглянуть сквозь веки.
Надо будет найти что-то плотное, чем можно будет затянуть окно, подумал Итэр, отворачиваясь от назойливых рук солнца, которые, к сожалению парня, нельзя было отогнать.
Зато он мог отвернуться и поспать ещё часик другой...
Если бы его не разбудил тихий, кажется, чуть ленивый смех Барбатоса.
—Ты бы видел себя, когда злишься во сне. Надо сказать, совершенно очаровательное зрелище!
—Всё высказал? — пробурчал уткнувшись носом в подушку, Итэр.
—Смотря, что будет после моего ответа.
—Опять хочешь получить в лицо?
Вместо ответа повисла тишина, обычно Итэра насторожило бы внезапное молчание, особенно в отношении столь словоохотливого создания как Барбатос, однако всю осторожность собой затмевало желание поспать ещё подольше, так что парень лишь чуть поерзал, поудобнее устраиваясь. В конце концов, думал он, в случае чего я всегда могу встать и кинуть что - нибудь. Парень знал, годы жизни проведённые если не прямо на поле, то близко к нему, выработали способность практически мгновенно сменят сонное состояние на абсолютно бодрое и трезво в случае опасности.
Внезапно к его шее прикоснулось что-то прохладное, вскоре он понял, что это чужие пальцы проводят по коже.
И только тогда парень понял, что при всём своём желании не может встать, это связано не столько с телесной слабостью, сколько с постоянно ускользающим желанием, оно хитрой лисой исчезло в тумане, оставляя за собой лишь мысли о том, как бы ещё подольше поспать, а лучше расслабиться и потянуться, выгибаясь в спине, вынуждая лёгкую прохладу скользнуть на спину, щекоча кожу...
Это не мои желания, внезапно понял парень, подавляя в себе постоянно наплывающие волны гнева вперемешку со страхом.
Спокойно...
Говорил он себе, сейчас ему нужен трезвый рассудок, который и без того сложно удерживать.
—Ты знаешь, — ласка в голосе Барбатоса и чутким поглаживаниях пальцев по коже уникальным образом, словно теплый день и холодная ночь, не сочетались с тихой яркостью, поднимающейся из глубин груди, и тенью неумолимой ложащегося ужаса от осознания того, что прямо сейчас Итэр абсолютно бессилен.
—Сколько не смотрю, а никак не могу наглядеться на то, как красиво стелется по твоей шее мой узор.
Барбатос тихо усмехнулся, теперь уже полностью расположив тёплую ладонь на шее парня, аккуратно, даже трепетно, легонько поглаживая пальцем узор, слабой дрожью отзывающегося на прикосновения хозяина. Итэру плеваться хотелось от этой напускной нежности и ласки. Что за извращенную игру он опять затеял? Недоумевал парень, изо всех сил стараясь скинуть липкие путы страха, опутавшие сознание, однако понимание того, что с ним сейчас могут сделать что угодно, и он никак не сможет это предотвратить, почти душило Итэра комом, застрявшим посреди горла.
—Жаль, что ты не видишь как чудесны переливы моей силы на твоей шее. — продолжал Барбатос, вместе с обманчива ласковым касаниями ладони, способных в ту же секунду свернуть шею парню под Архонтом — Да и кожа так хорошо сливается с ней, обычно неизменно появляется хотя бы отвратительное покраснение, но ничего подобного у тебя нет. Настоящий шедевр, уж поверь такому ценителю как я.
Итэр не видел лица Анемо Архонта, однако чувствовал, как одна из рук легла на спину, проходясь между лопаток, а вторая придавила тяжестью кровать рядом с изгибом коленей.
Мысли, что с ним собираются сделать, наваливались на оплетенное страхом сердце, ещё сильнее сжимая его, одна была хуже другой. Его могут просто испугать, а могут переломать руки и ноги, могут полностью изуродовать тело в попытке вывернуть кожу наизнанку... Легенды о жестокости Архонтов во времена Войны не скрывали ужасающих подробностей, от того ещё сильнее нарастала тошнота. Итэр боялся, что его могли взять без согласия прямо на кровати или превратить в оружие против Адепта, как и задумывались изначально, в конце концов, что мешает столь, буквально ветренному Архонт как Барбатос не вернуться к старой задумке?
И как я в глаза Сяо буду смотреть?... Сжалось сердце только от одной мысли о таком родном и любимом взгляде опороченном болью и разочарованием, обжигающим уже не привычной теплотой, но таким чужим и мерзким холодом...
Нет! Вскинулся Итэр, хватит накручивать себя. Сяо не такой, и мне пора успокоиться. Словно возвратившись на поле боя, Итэр продумывал следующий ход уже с холодной и светлой головой.
Парень усилием воли развернул голову намереваясь взглянуть на Барбатоса, однако всё размылось с резким рывком вверх.
—Ты, помнится просил меня устроить тебе прогулку, — Барбатос удерживал его на руках, с такой лёгкостью, словно он был едва ли тяжелее перышка, с улыбкой обхватив под спину и колени — так вот, я тебя услышал.
Все же я напридумывал все себе. Эта мысль была столь же спасительна, сколь вожделенна ледяная вода из ручья посреди жаркого дня. А потому Итэр лишь облегченно выдохнул, послушно откидываясь головой на плечо Барбатоса, несмотря на лёгкую ткань одеяния, он не встретил твёрдость выпирающих ключиц груди, но почувствовал как мягкие потоки ветра чуткими и нежными ладонями охватывают его, изредка шалящими движениями проникая под лёгкую ткань туники и проходясь чуть прохладными касаниями по коже. Сознание парня окончательно уплыло за мгновение до того как Итэр заподозрил неладное и решил возмутиться.
Первым что встретило парня был запах цветов, из которого он не мог выкроить один единственный, в пьянящем аромате было смешанно столько незнакомых и ярких оттенков, что парень на мгновение опешил.
—Открой глаза. — с легким нетерпением в голосе ответил Барбатос, казавшийся ребёнком, что устроил сюрприз родителям.
Итэр приоткрыл веки и тут же закрыл обратно, настолько ярким и чистым был дорвавшийся свет. Его спустили на землю, голые ступни сразу окутали мягкими касаниями высокая, едва не по колени трава и самые разные лепестки. Догадываясь, куда его доставили, Итэр, придерживая на плечах одеяло как подобие плаща, уже более смело распахнул глаза и застыл.
Поле. Даже не так, подумал парень, поля! Сумасшедшая смесь самых разных цветов и их оттенков, тут было всё: от светлого голубого, что почти сливался с небом, до синевы морских глубин, до красного легкого и нежного, как румянец раннего заката, и киновари реки из разорванных сосудов. Там было и золото неисчислимых богатств и солнца свет неуловимый, и фиолетовые гроздья винограда и оранжевые ленты в небе на восходе.
Удивительным, казалось, невозможным образом, соединялись дымки легкие цветов, едва заметные чужому взору, и камни драгоценные, словно выуженные из самых недр гор.
Некоторые растения тонули в гуще остальных, стелясь лозами по замеле, а некоторые наоборот, возвышались гордо над изумрудным полем, единым крупным бутоном распускаясь.
И всё шумело, так громко в обоюдном молчании, шелестом в поднятых ветром игривым волнах нефритовой зелени богато украшенной россыпью щедрой цветов самых разных. Такая простая, совершенно незамысловатая мелодия казалось исполненной лучше, чем смог бы самый опытный оркестр из признанных мастеров.
Сотворенное природой чудо простиралось так далеко, что сколько бы Итэр не вглядывался в размытый горизонт, не мог отыскать краю этому бесконечному мареву цветов.
—Это... — выдохнул парень вместе с драконом внутри без возможности подобрать слова.
—Потрясающе, невероятно, восхитительно, бесподобно, великолепно, поразительно, чудесно, умопомрачительно, блистательно, фантастически, бесподобно, красиво... — услужливо подсказывал Анемо Архонт.
—Чарующе... — вместе с ним тихо сказал парень.
От восторга Итэр не сразу увидел, как Барбатос, сомкнул свои руки у него на талии, в открытую прижимаясь теплой грудью к спине, и уложил голову на плечо. Заметив обнаглевшего с ухмылкой на губах, юноша, отрезвев, резко скинул одной рукой его голову, другой размыкая кольцо.
—То, что здесь невероятно красиво, ещё не даёт тебе права лапать меня. — раздраженно сказал он, удивляясь, как не сорвался на откровенное шипение.
—Да ладно тебе! — возмутился Барбатос, размахивая руками, возвращая себе равновесие — Всего лишь приобнял, что в этом такого?
—Во-первых, приобнять не значит прижиматься ко мне в плотную, — ответил Итэр, скрещивая руки на груди, под согласные возмущенные выкрики дракона в своём сознании — а во-вторых, прежде чем обнимать человека, нужно сказать ему об этом, и получить согласие! — он ткнул пальцем в грудь Анемо Архонту, заставляя того отступить на шаг — И вообще, почему вы все такие высокие?
Парня именно сейчас задело то, что он смотрел на Архонта снизу вверх, из-за чего он вряд ли представлял из себя угрожающее зрелище. Парень неожиданно вспомнил, что Сёгун тоже была высокой, нередко она могла смотреть прямо в глаза громоздким самураям, а тем, кто был ниже её, включая самого юношу, неизменно доставался надменный взор Электро Архонта.
—Вообще-то, — сказал Барбатос с улыбкой — каждый из нас способен менять свой облик, я могу стать меньше... — в то же мгновение Архонт сравнялся с ним ростом — А могу стать вольным ветром... — последние слова унёсли стремительные порывы, бирюзовые всполохи в ворохе вихрей были легкими, но их было столь много, что они сливались в один поток, закрывающий весь обзор.
Казалось, что Итэр стоит посреди урагана, разрушающего всё на своём пути, безжалостного, что лезвиями-вихрями срезает всё вокруг, вырывая деревья под корень. И лишь в центре спокойно, безмятежно, едва-едва ощутимы лишь лёгкие касания ветерка, что так невозможно контрастируют с вихрями снаружи.
—Ну как? — с преисполненной гордостью улыбкой спросил Барбатос, представая уже в привычном облике перед парнем.
—Неплохо. — несмотря на невозмутимый, как надеялся Итэр, внешний вид, внутри юноша содрогнулся от демонстрации силы. Возможно, предположил он, это была попытка запугать меня, предположил он.
—Знаешь, демонстрируй я кому-то другому свои силы, и скажи он мне лишь "неплохо", я бы возмутился. — задумался Барбатос, через мгновение вновь улыбаясь — Но зная тебя, страсть моя, приму это за искренний комплимент.
Что это ещё за идиотское прозвище? Возмутился Итэр, не рискуя спрашивать у Архонта, предполагая, что тот опять начнёт мелить какую-то чушь.
—Лучше скажи, ты привёл меня только для того, чтобы показать цветы? — голос парня звучал отрешенно, в нём было весьма сложно угадать какие-либо эмоции.
—Ну, я заметил, что ты давно просил я сводить тебя куда-нибудь за пределы твоих комнат, признаю, в Мондштадте хватает прекрасных мест, но я посчитал, что именно это отлично подойдёт для первого впечатления.
—Ну, первым моим впечатлением была арена, — усмехнулся парень, вспоминая ежедневные бои с самыми удивительным соперниками, в сражениях с которыми он чуть не погиб — но это было также впечатляюще.
—Ха, — удрученно выдохнул Архонт — ну, с этим не поспоришь. Но, надеюсь, мне удалось сгладить твоё первое знакомство с Мондштадтом? — Барбатос провел рукой вдоль безграничных цветочных полей.
—Хм, хорошо, удалось. — Итэр ухмыльнулся, перехватывая за ладонь руку Анемо Архонта, грозящуюся обнять его сверху.
Парень мельком взглянул на её обладателя, с недоумением отмечая лёгкое сияние в глубине драгоценных драгоценных глаз и широко расплывшиеся в улыбке губы, когда как ладонь Итэра сжали поверх и притянули к себе, приобнимая парня.
—Я рад, что тебе понравилось! — счастливым голосом заявил Анемо Архонт — Всё таки, надо тебя почаще выводить на прогулки.
Итэра чувствовал, словно его окатило ледяной речной войной, ощущал, как та стекает за шиворот, лёгкая туника промокает и противно липнет к спине. Выводить на прогулки, из-за этих слов тихая ярость сначала мелкими, но неизбежно увеличивающимися в размере и разрушительности волнами, накатывает на сознание. Казалось, словно с покрывшейся тёмной коркой раны резко сорвали покров, выпуская ещё тёплую кровь наружу, давно похороненная в сердце обида вновь поднялась. Сначала, сжал кулак на свободной руке парень, меня без сожалений выкинул один Архонт, а теперь другой забавляется словно с питомцем!
Итэр резко выдернул ладонь и грубым движением откинул руку удивившегося Архонта. Парень отошёл в сторону на пару шагов и обернулся.
—Я тебе не собака, что брать меня на выгул. — слова цедились словно яд с клыков змеи, вместе с гневно прищуренными глазами источая слабый холод.
Архонт с недоумением окинул свою скинутую руку взглядом, а затем сжал её в кулак, переводя недовольный взор на Итэра.
—О, ну прости, что я соизволил прислушаться к твоему нытью и выполнил хоть что-то из него. — процедил Архонт.
—А, так теперь ты мне одолжение сделал, вот спасибо, теперь у меня совсем мало гордости осталось после твоего похищения. — ответил Итэр, скрещивая руки на груди, изо всех сил стараясь не сорвать голос, не дрогнуть от стоящего посреди горла комка, чтобы не выглядеть жалким в глазах врага.
—Тебе действительно следовало бы меня поблагодарить за то, что я ещё хорошо с тобой обращаюсь, а не запер в темнице, пытая каждый день, или что ещё похуже не сделал! — обвинительно ткнул пальцем в сторону парня Анемо Архонт.
—Будто ты меня сейчас не держишь только для того, чтобы, пребывая в плохом расположении духа, закинуть моё неживое тельце Сяо! — Итэр невольно отметил, что ему действительно повезло, что взбалмошный Архонт не сделал ничего из перечисленного собой. Тем временем парень почувствовал, как что-то едва ощутимо сжимается на шее, словно ленту повязали.
—Да я сейчас в любой момент сделаю что-нибудь гораздо хуже. И посмотрим, как ты присмиреешь и тогда заговоришь! — воскликнул Барбатос.
—Я даже своему супругу на себя кричать не позволяю, думаешь тебе это сойдёт с рук? — начал закипать Итэр, прикидывая, какую стратегию избрать на случай боя.
Да что же это такое, недоумевал парень, чувствуя, как лента на шее сильнее сжалась, неужели опять что-то не так с печатью? Дурин в его сознании предположил то же самое.
—Ну давай, останови меня! Можешь даже ударить, разрешаю! — взбесился Архонт, демонстративно раскидывая руки и прикрывая глаза.
Итэр на волне злости не стал пренебрегать приглашением и стремительно подошёл к Барбатосу, поднимая руку, собираясь дать пощёчину.
Однако узел на шее неумолимо сжимался, Итэр застыл с поднятой рукой. Та обессиленно падает вниз, ударяясь о бедро парня, тот выдыхает сквозь сжатые зубы и отворачивается. Казалось, ещё немного и узел сожмется на столько, что воздуха совсем перестанет хватать.
Итэр потянулся другой рукой к шее, но остановился на половине пути, сжимая рубашку на груди, где заколо сердце. Он развернулся, начав спуск по крутом склону.
—Ты меня не ударил, хотя был шанс, — донёсся тихий голос в догонку — почему?
—А сам не знаешь? — из-за удавки на горле голос был совсем сиплый. Кажется, подумал Итэр, сам того не понимая, Барбатос начал понемногу душить меня с помощью печати, наверное, хотел так заткнуть меня, сделать больно.
Итэр спустился со склона, уходя в море цветов, что порой достигало ему до груди, а то и выше, к счастью, подумал юноша, в основном они мне по колено.
—Куда ты?
Итэр остановился, повернулся и раскинув руки прокричал.
—Гулять! — потом уже тише добавив — Всё равно здесь красиво, а неизвестно, когда ещё выпадет такая возможность.
Какое-то время парень просто бездумно ходил по морю цветных бутонов, самых разных кистей, то лежавших у самых ног, то гордо вздымавшихся над всеми. Словно успокаивая парня, трава игриво обхватывала ноги, стараясь забраться под короткие, до середину щиколоток штанины.
Парень был рад, что узел ослаб, словно его и вовсе не было. Но в то же время на душе было совсем пусто, страх от того, что ещё немного, буквально один взмах руки и он погиб, злость на Архонта за то, что он поднял едва осевший на дно сердца осадок горечи. Той, что породило предательство, той, что появилась от осознания того, что запрет, он не знает никого из Мондштада, кто помог бы ему, за исключением знакомых с арены, но где гарантия, что кто-то из них не пал в ежедневных боях? А тот же Кадзуха вообще ушёл в неизвестном направлении. Итэр не винит его за то, что тот взял щедрую награду и ушёл, просто не за что, это его жизнь, и глупо было рисковать ради простого знакомого, наоборот, парень был рад за друга. Он остался в Мондштате совсем один...
Хотя, почему один? Улыбнулся парень, у меня же есть Дурин...
—Я думал что ты уже и не вспомнишь! — согласился дракон внутри Итэра — Но не волнуйся, я совсем не обижаюсь на тебя!
—Это не может не радовать, — усмехнулся про себя Итэр — я действительно рад, что ты со мной.
—Ну, я всегда буду с тобой.
—Скажи, ты хотел бы... Уйти? Получить своё собственное тело, а не быть духом, заточенным в смертном теле, чей обладатель ко всему является твоим единственным собеседником? Ведь если откинусь я, то ты уйдёшь со мной...
—Знаешь, — внезапно совсем тихо, в некотором смысле опустошенно начал Дурин — я ведь драконом как таковым не являюсь. Меня создали лет двести десять назад, я появился на свет не из яйца как должны драконы из книжек, а в стеклянной продолговатом сосуде с какой-то мутной, темно-фиолетовой жидкостью.
Я открыл глаза и тут же закрыл их, потому что свет от лампы надо мной был слишком яркий. Меня ухватили за хвост и подняли, это было больно и я запищал. Тогда человек, моя создательница, сказала первые слова в моей жизни, она была недовольна результатом, хотя надеяться на большее её следовало. Кажется, она вообще не надеялась, что я выживу. Лет пять она меня выкармливала, без радости, скорее чтобы не было так обидно от неудавшегося эксперимента.
Спустя ещё десять лет я вырос и она выкинула мне в загон кусок мяса, я принял его за новый корм и съел, она как-то странно посмотрела на меня. Как оказалось, это был её очередной неудавшийся эксперимент, спустя несколько дней она принесла мне новый кусок, он напоминал маленького свернувшегося человечка, он бы поместился на твою ладошку, она сказала мне съесть его, а потом принесла ещё...
Так я рос питаясь какой-то смесью и изредка кусками неудавшегося эксперимента, вскоре я вырос и стал в два раза больше неё. А моя создательница тем временем всё чаще начинала смеяться, не радостно, а жутко, даже мне тогда не знавшему о страхе было неприятно. Иногда она учила меня речи, и я даже немного начал разговаривать с ней, но она никогда меня не слушала, отмахиваясь.
Пока однажды, спустя двадцать лет после моего рождения, она не принесла ко мне что-то завернутое в одеяло, оно кричало, просило. Она просто молча выкинула его ко мне в загон и стала с жуткой улыбкой чего-то ждать...
В пещере, где меня держали было мало ламп, но тогда я смог разглядеть маленького человечка, он не был как создательница, гораздо, гораздо моложе, и худой, словно кости кожей обтянули. Оно кричало что-то создательница, но та не обращала внимания. Лишь улыбалась так ужасно, безумно, как никогда раньше, она достала какую-то бутылочку с зелёной жидкостью и открыла её, она так неприятно пахла, что я захотел отвлечься от неё и проглотил того человечка.
Это было сложно, в нем словно не было мяса, а ноги не поместились в пасть, из-за чего мне пришлось долго их разламывать. Я очень долго жевал и наконец проглотил его.
А потом у меня стала скапливаться много таких человечков, самых разных, порой попадались опять те маленькие скрученные, а некоторые были длинные и костлявые. Эта куча всегда шевелилась, наверное некоторые были слишком усталые и измученные, но некоторые руки и ноги шевелилась, я их всех съел, так как спустя некоторое время они начинали противно пахнуть.
Однажды какой-то человечек двигался так сильно, что почти выполз из кучи, я не хотел его есть, а пережевывал ему самых мелких, в которых не было костей. Сначала он просто сидел и не трогал их, но потом попробовал. Некоторых человечков мне бросали в кусках ткани, а тот мерз и я его укутал в них.
Мы даже подружились, пока это не заметила наша создательница. Она не обращала внимание на его крики, когда засовала в ту же зелёную жидкость, только в большой банке, там его тело очень сильно шипело и растворялось, а она палкой заталкивала туда его ноги и помешивала, проверяя...
За всю мою жизнь, ты лучший с кем я вообще смог поговорить, и я ни на что не променяю тебя! Мне не нужно тело, которое только разрушает, твоё в разы лучше!
—Дурин... — тихо про себя сказал Итэр — Спасибо что рассказал.
—Если тебе от этого стало лучше, то пожалуйста.
В ответ дракон у был тихий смех в сознании парня.
Итэр внезапно понял, что на данный момент, это его единственная семья рядом, что всегда поддержит, даже когда так больно, что хочется кричать.
—Прости, — тихо, сам не заметив того, влух сказал парень — прости меня за всё...
Итэр чувствовал как горячая влага начинает неумолимо чертить пути-ручейки по щекам, а под рубашку залетает шаловливый ветерок.
—Эй, а за что ты извиняешься? — недоумевал дракон — Я что-то не то сказал?
—Нет, — ответил парень уже просебя — все в порядке, просто прости если я когда-нибудь тебя обидел.
—Но ты же меня ничем не обижал.
—Тогда просто спасибо за то, что ты рядом со мной.
Итэр вздрогнул, когда что-то опустилась на его плечи...
***
—Глупый, глупый смертный! — злобно пинал траву Барбатос — Ну что тебе опять не нравиться, я же сводил тебя на прогулку, ты был рад, всё было хорошо, и вдруг ты недоволен!
Барбатос шумно вздохнул и поднял голову вверх, после гибели друга он всегда задавался в сложных ситуациях вопросом: а как бы поступил здесь Декарабиан?
Он бы всё обдумал и нашёл причину. Понял Архонт.
Барбатос стал размышлять, Итэр разозлился после его слов о том, что он рад довольству юноши и его давно следовало вывести прогуляться. После этого лицо парня словно застыл, а потом он уже злой обернулся к нему, сказав, что не собака, чтобы его выгуливать.
Я как-то сравнил его с собакой? Предположил Архонт, звучало действительно обидно. Но дальнейшему спору он не мог найти объяснений, они оба разошлись словно пожар по лесу во время засухи.
В ещё обиднее было от того, как быстро та идеальная атмосфера какого-то застывшего, хрупкого счастья, появившемся от той слабой улыбки смертного, разрушилась.
Ну что я сделал не так? Хотел воскликнуть Архонт.
Но дальнейшие действия смертного были ещё страннее.
Барбатос разозлился и, раскинув руки, сказал тому бить. Он прикрыл глаза так, чтобы видеть происходящее, а то совсем не радовало.
Что-то мерзкое скреблось на сердце, когда Барбатос видел, с какой решительность в глазах подходит парень, поднимая руку, намерения того были ясны и прозрачный как стекло.
Но вдруг лицо Итэра замирает в каком-то скорбном осознании, рука, словно обессилев, падает, когда как другой парень сжимает ткань на груди там, где у смертных спрятано сердце.
Юноша резко разворачивается и уходит.
—Ты меня не ударил, хотя был шанс, — спросил Барбатос, что, несмотря на сильное желание заглянуть в голову парня и узнать что же твориться в сознании смертного, не в силах был этого сделать, оттого оставались лишь вслух спросить — почему?
—А сам не знаешь? — голос совсем хриплый, словно сквозь силу выговаривает, и печаль в нем такая, что словно покрывает скорбном вуалью фигуру юноши.
Барбатос не знает что ответить, когда как Итэр в это время разворачивается и продолжает спуск.
—Куда ты?
Парень останавливается, раскидывает руки — ветви ивовые изящные, особенно тонкие после недавнего происшествия с печатью, и кричит так свободно и горько одновременно.
—Гулять! — потом уже тише добавляя— Всё равно здесь красиво, а неизвестно, когда ещё выпадет такая возможность.
Барбатос молчит и уходит в сторону, солнце уже прошло зенит, облака кружевом кипенно-белым течёт лениво по небесам.
Спустя время он решает проверить смертного. Подходит близко, на расстоянии нескольких шагов и молча смотрит, как невидящим взором устремившись вдаль цветочного моря, юноша глубоко размышляет.
Барбатос делает шаг беззвучный, но парень все равно вздрагивает и шумно вздыхает.
—Прости, — тихое и рваное долетает до Архонта — прости меня за всё...
Это мне? И он что, недоумевает Барбатос, плачет? Он заглядывает аккуратно, чтобы парня не спугнуть и видит блеск хрустальный стекающий по чужой щеке. Архонт ветер поднимает и к себе притягивает одеяло, берет и укладываем его на вздрогнувшие плечи юноши.
Тот кладёт свои ладони поверх его и оборачивается, сначала побледнев, а затем заливаясь пурпуром, и лицо такое застывшее в удивление, словно цветок хрустальный надломан чей-то неосторожной рукой, там где трещины прошлись блестит дорожка влажная, а щеки — лепестки, словно вобравшие в себя закат.
Барбатос ладонью к лицу чужому тянется, стирая нежно горячую дорожку, отчего юноша вздрагивает и кладёт свою ладонь поверх и так тепло, так правильно вдруг становится.
—Отнеси меня обратно. — тихо бурчит парень, отворачиввясь, но не убирая руку, лишь ещё сильнее алым розовым бутоном расцветая.
Архонт притягивает к себе ладонь, сплетая свои пальцы с чужыми, невесомо целует в костяшки, и, хитро улыбнувшись на возмущенный взгляд, подхватывает юношу на руки...
***
А следующим днём Итэр видит на столе букет большой, неизвестно как ваза ещё не свалилась под такой тяжестью, из цветов, собранных с того поля, и так их много, что даже самая толстая энциклопедия не вместит всех названий, и такой сладкий запах стоит разный, что не разберешь, кому именно он принадлежит.
