Лазурные пики едва не протыкали небосвод, на второй их трети гладкая порода укрывалась плотной вуалью облаков, а выше не были страшны ни грозы ни туманы ни дожди, только солнце, опаляло, взирая с небес на того, кто осмелился вступить на путь Адептов.
Сяо ловко взобрался по крутой лестнице на новый виток, чем выше он поднимался, тем менее различимыми становились каменные ступени, о которых ныне свидетельствуют редких выпирающие углы и общие очертания тропы, лентой окутывающей пики.
Порода тусклого цвета цин, закаленная солнечным жаром и холодными ветрами, была крепкой, даже копьё Адепта едва ли было способно оставить царапину другую на ней.
Находящийся на Востоке Ли Юэ, на границах со страной ветров у огромного горного хребта, припорошенного кипенно-белым, нетронутым снегом, Пик Вэилан изобиловал двумя видами редкой элементальной руды.
Первая пронизывала скальную породу тонкими паутинками бирюзового цвета, изредко выбираясь на поверхность светло-серебристыми, с едва заметным голубоватым оттенком, сверкающими точками, которые словно кровь застывали крохотными кристаллами. Эта руда переполнена вездесущей Анемо энергией, а потому находится на территории страны ветров. Несмотря на то, что Вэилан находится на границе с Анемо регионом, пик щедро омыт бурными ветрами, гуляющими на высоте средь облаков, что наполняют скалы плотными сгустками элементальной энергии.
Из получающихся в результате медленной скальной эрозии и срастания сгустков Анемо энергии и каменной пыли получаются тонкие нити, паутиной прошивающих породу, из-за чего руду на протяжении многих лет называют Вентус Капиллус.
Уникальные свойства руды, такие как легкость материала в сочетании с высокой прочностью породили много лет назад неисчислимое множество мифов о её происхождении, большая часть из которых уже забыта и пылится книгами в самых дальних уголках библиотек, говорит, что это локоны первого Анемо Архонта, что по неизвестной причине отсёк волосы на пороге смерти, и те были настолько неощутимы и эфемерны, что локонами впитались в землю. Некоторые из легенд рассказывают, что эта руда — жалкие, едва слышимые отголоски древних, существовавших ещё на заре первых архонтов цивилизаций и их технологий.
Порой случается так, что нити, словно бьющиеся сосуды, наполненные элементальной энергией выходили наружу. Анемо стихия смешивалась с мельчайшей пылью, набухая в некрупные, несколько штук в ладонь вешается, капли, словно вырвавшаяся наружу кровь, они в конце концов застывают в кристаллы.
Самое интересное состоит в том, что поток Анемо энергии продолжает поступать в капли, из-за чего те постоянно лопаются, откалывающиеся в результате кусочки либо превращаются в низшего духа ветра, уносимого более опытным и сильными собратьями, либо, если осколок забрать и поместить на десять дней в закрытое место, сможет затвердеть, уменьшившись в размерах, но уже полностью застывая.
Такие камушки могли стать отличным временным вместилищем для элементальной энергии. В отличии от Гео носителей, что неохотно выбирают и отдают силу стихии, сохраняя на долгий срок, осколки Вентус Капиллус с лёгкостью вмещают крупный объём энергии, так же беспрепятственно отдавая её, однако использовать силу стихий нужно в краткие сроки, иначе та начнёт буквально выветриваться из осколка.
Те же части капель, что остались соединёнными с рудой, вскоре также откалываются, возвращая поток в прежнее русло до нового выхода, они имеет более гладкую и схожую с другими такими же кристаллами форму. Этот камень до отказа заполняется Анемо энергией, что в конце концов вырывается наружу в виде сияющих пар крыльев.
Новорождённые кристальные Анемо бабочки некоторое время парят рядом с бывшим выходом руды, но вскоре они слетают к подножию горы, разлетаясь с сильными потоками ветра в разные стороны.
Второй элементальной рудой стала Сангвин Флорес, несмотря на весьма поэтичное название она имеет весьма мрачное происхождение.
Ещё задолго до Войны Архонтов, во времена самых первых божество, на землях, где сейчас рвётся к небесам пик Вэилан, был горный массив, готовый дать бой в своём величии тому, что находится сейчас совсем рядом на границах страны ветров. Тогда неизвестная богиня Цветов повздорила с таким же древним, отчего его имя давно стёрлось на старых, рассыпающихся в руках свитках, божеством Воды.
В результате случившемся бойни массив, который уже был частично разрушен в схватка других божество, служивший по своему несчастий этакой ареной для повздоривших, богиня погибла от самого высокого пика, что послужило своеобразным копьём, на которой её и скинули с высоты.
Древнее божество, пребывая в своей истинной форме дикой и необузданной стихии, реками изумрудной крови омыло весь пик, щедро изобилующая Дендро элементом жидкость впиталась в тогда податливую породу, проникая в самые глубины.
Вместе с тем, второе божество тоже немало пострадало в той битве, из-за чего куски его Плоти с кровью также в питались в землю.
Руда представляет собой подобие песка, так как большие объёмы энергии со временем образовывали мельчайших сгустки. Некоторые из них в результате эрозии смещались и сливались в более крупные бугристые кристаллы тускло-голубого цвета. Земля с небольшим содержанием такого песка ценилась в царстве людей на вес золото.
Иронично, подумал Сяо, перекатывая небольшие куски породы между собой в ладони, люди говорят, что любой яд может стать лекарством или наоборот, стоит лишь изменить его количество. На пик Вэилан, переполненном драгоценными песком, не росло ни единого цветка, даже малейшую травинку самого живучего сорняка нельзя было там отыскать, и никто среди смертных не пытался использовать землю оттуда, только у подножия, куда пылью оседала драгоценная порода, росли необъятные древесные массивы, вырубить которые не представлялось возможным даже Адептам.
В результате смешения двух видов элементальной руды скалы приобретали особый оттенок Цин, обозначающий восток и дзпредставляющий собой смешение энергии ветра и дерева. Свойствами последнего являются способности к росту, переходу от пассивной Инь к активной Ян, и, следовательно рождению новой жизни.
Именно поэтому пик Вэилан становился первым местом на пути самосовершенствование Сяо, из-за изобилующей Анемо стихии, чьи потоки плотно соединились за долгие годы пользования с сосудами, оно сбалансирует циркуляцию крови и духовные каналы в случае повреждения меридиан.
Сяо чуть нетерпеливо пробежал последнюю ступеньку, о которой свидетельствовать лишь разрыв в высоте предыдущего камня и вершиной.
Перед ним предстало большое, в десяток циней каменное плато. Удивительно гладкий, будто совсем недавно отполированный материал тусклого цвета Цин настолько ровным, без единой выбоинки, слоем покрывал вершину, казалось, словно неизвестное божество одним взмахом клинка отсекло макушку пика. Вдалеке на противоположной границе плато виднелись сверкающие, постоянно обласканные солнечными лучами башни Вэилан Сянь-Цзюй.
Комплекс строений, состоящий из хитроумно установленных и обработанных плит породы, когда-то являлся пристанищем величайших мудрецов и совершенствующихся, не редкими были случаи, когда именно ученики мастеров этого места возвышались до небожителей, тех, кто был сразу после Архонтов.
По крайней мере так было во времена ещё до Войны, ныне и сами Адепты редкие гости на пике, из-за чего тот плотным полотно окутала тишина. Сюда даже везде сущий ветер не добирался, так что нечему было годами стесывать камень, отчего эрозия если и коснулась этого места, то была едва заметна, казалось, что само время покинуло это место, отчего то навеки застыло в едином мгновении.
Эту хрустальную тишину разорвали, словно молния небосвод, шаги Сяо. Тот прошел через всё плато и вошёл под арочные своды храма Вэилан Сянь-Цзюй . Любопытными змейками тут же разгулялся по коридорам тихий шорох обуви об гладкий камень. Внутренний дворик был относительно небольшим, особенно в сравнении с плато снаружи, но выступающие детали стен и крыш делали его в некоторой степени уютным, давая такую нужную в жаркий день тень.
Сяо прошёлся внутрь дворика к небольшому каменному фонтанчику с вырезанными драконами, испускающих воду из своих пастей, чьё мерное журчание удивительно гармонично вписывалось в общее запустение. Адепт, сняв перчатку, набирал текучую прохладу в ладонь и отпил.
Вода оказалось почти ледяной, с едва заметной сладостью. Для Адепта осталось загадкой, как смогли когда-то давно монахи создать источник чистой, пригодной для питья воды на такой высоте, куда даже ветер не заглядывает?
Отряхнув ладонь от воды, Сяо прислушался к пространству вокруг себя, ни единой живой души он не нашёл, даже намёка на её возможное существование годы назад в этом месте не было в воздухе. Только спокойные потоки тёплой энергии Ян, словно оставленная здесь самим солнцем, пропитала абсолютно всё, даже каменные плиты, ленивыми потоками протекая по всей вершине.
Сяо глубоко вздохнул, тёплый воздух щекотал горло, карма явно противилась подобным действиям, вступая в конфронтацию с Ян.
Но Сяо её избыток был только на руку, он мог не волноваться о том, что оставит след своей порочной силы в этом чистом, никем не тронутом месте.
—Вы только гляньте, кто это соизволил навестить это старое место? — протянул голос изо всех углов, из каждой малейшей щели в камне.
—Кто это? — нахмурившись, Сяо удобнее перехватил копье.
—Тц, невежливо отвечать вопросом на вопрос. Правила вежливого поведения настоятельно рекомендуют представиться старшим.
Внезапно в сознании Адепта проснулся Голос, что совсем недавно стал неожиданным союзником.
—Послушал бы, что он говорит, — усмехнулся тот — в конце концов, дух дракона даже в бестелесном состоянии столь же вреден как Маг Бездны внутри своего щита.
Большего Голос не сказал, затихнув так, словно его не существовало вовсе.
—Сяньшен, прошу прощение за мою бестактность. — Якша сложил руки в приветственном жесте и сделал небольшой поклон — Моё имя Сяо, позволено ли будет такому Адепту как я узнать имя своего собеседника?
—Вот это уже лучше. — удовлетворённости хмыкнул дух — Так и быть, приветствую тебя, Адепт Сяо, я Шанюан Шэнли, Адепт дракон, что был последним учеником мастеров этого места. Что привело тебя сюда, Сяо?
—Я пришёл вернуться на путь Адепта, великий дракон. — учтиво ответил Якша.
—Вернуться? Впервые вижу того, кто хочет заново прогуляться по этой тропе скучнейшего из всех возможных занятий в мире. — Сяо почти видел наглую улыбку ухмыльнувшегося дракона — Тебе удалось меня удивить, никогда не видел таких любителей боли.
—И всё же я решился.
Внезапно перед Якшей развернулся вихрь из сотен сверкающих нитей, что быстро стали сливаться друг с другом в более крупные. Во все стороны отлетали искры самых разных цветов и их оттенков: багрянец свежей крови чередовался с переливами родника, в одним им известном танце кружились робкие, девственно чистые лепестки роз и отливы аметистов в золотых оправах украшений, а луна отбрасывала холодное серебро лучей на пламенные вспышки костров.
Словно жидкая сталь, нити сливались между собой, пока с последней ослепляющей вспышкой перед Сяо не предстала фигура, точнее её половина. Чтобы разглядеть дракона, Якше пришлось сильно поднять голову, так как фигура перед ним была ростом в чжан, лишь тогда ему удалось разглядеть лицо Шенли.
Вытянутое, с прямыми, поднятыми на концах бровями, тонким и прямым носом и широким изгибом тонких губ с множеством вытянутых клыков, стоящих в ровном ряд. Лицо явно отражало звериную натуру Адепта. Особенно на это намекали вытянутые чернильные зрачки в розовых радужках, переливающихся словно драгоценные камни в закатном свете, миндалевидных глаз.
В солнечных лучах казалось, что в молочную кожу Адепта добавили капельку мёда, придающую ей тёплый оттенок, а вместе с широкой улыбкой словно бы расцвел яркий румянец на скулах. Шенли не скрывал своей сущности, позволяя чешуе гордо переливаться красками. Ярко-лиловая, с размытой полосой тёмного пурпура посередине, он покрывала внешнюю сторону рук до кистей и стелилась ровными рядами гранатовых клиновидных пластинок по груди до ключиц.
Тело дракона было подтянутым, не тонким, но и не горой мышц. На узкие плечи спускались пряди светлых, чуть припорошенных пурпуром у корней и до середины волос.
Казалось, что каждый локон жил своей жизнью, абсолютно не подозревая не то что о других прядях, но и о существовании самого дракона, иначе как объяснить то, что часть волос короткими прядками выбивалась, другая лежала ровно и спокойно, а часть волнилась к концам.
Из всего этого безобразия выступали коротенькие, не длиннее ладони рожки нежного розового цвета, что изобиловал в облике дракона, они сразу прижимались к голове, выделяясь из волос спиралью белоснежных полосок по всей длине.
Выглядел Шенли достаточно молодо, однако одежды указывали на род деятельности дракона и его истинный возраст.
Сотканные из дикой шелковицы по старой технологии, что давала одежда особую прочность, они на протяжении долгих лет оставались кипенно-белыми, ни единого пятнышка, оттого ещё более выдающимися становились темно-синяя нижняя рубашка многослойных одежд и такого же цвета пояс с серебристой пряжкой.
—Как-то, — склонил голову Шенли, разглядывая Сяо — измельчали Адепты. Хотя на дракона ты и подавно не смахиваешь.
—Приму за комплимент.
Внезапно ноздри чуть расширились, а зрачки стали ещё уже, превратившись в почти не различимую чернильную нить, дракон склонился, принюхиваясь, а затем резко отпрянул на пару шагов в сторону, зажимая нос руками.
—Фу! Архонты! Какой это гадость от тебя несёт, да я когда началась Война от трупаков слышал ароматы получше!
—Это длинная история...
—Да подожди ты! — быстро отмахивался дракон. Он забежал ворохом шуршащих одеяний в один из коридоров, оставив Сяо в полнейшей недоумении.
Якша выдохнул и решил, что ожидать — лучшее, что он может сделать, поэтому, аккуратно приложив копьё к стене, он оперся спиной рядом.
Спустя время вернулся дракон и, прицелившись, кинул Сяо белый комок.
—Уж прости, но к тебе невозможно подойти! — дождавшись, когда Якша обоачится в плотный, сотканный из нескольких слоев грубоватой ткани с серебристыми вставками плащ, дракон усмехнулся — Вот уж кому не позавидуешь, так это твоей супруге.
—Вообще-то супругу. — приподнял уголки губ, поправил Сяо.
—У, — протянул дракон, сверкая розовыми вспышками в глазах — я вообще-то и не ожидал, что он есть, но супруг так супруг, красивый хоть?
—Как небожитель. — ответил Сяо, вспоминая родные черты лица, улыбку искреннюю, а самое главное — тепло такое чистое, что в сладком мёду глаз искрится, такая любовь океаном в этом взоре плещется, что кажется, словно карма отступает.
Дракон задумался, его взгляд вдруг стал сочувственным.
—Он умер, и поэтому ты хочешь уйти от воспоминаний и горечи утраты и забыться в тренировках?
—Нет! — выкрикнул Сяо вместе с яростным рыком, сама мысль о том, что супруг страдает, была невыносима для сознания Якши, а гибель...
—Ладно, понял, — примирительно поднял руки дракон, с удивлением взирая на Сяо — супруг наш жив здоров. Тогда я тем более не понимаю, зачем тебе сдалось второй раз пройти путь Адепта?
—Я уже сказал, — уже более спокойно ответил Якша — это долгая история.
—Ну, времени у нас хоть отбавляй, так что можно с деталями.
И Сяо рассказал обо всём: о рабстве у злого, прочного божества, от которого, в памяти Якши, к его же удивлению, остался лишь тёмный образ, преследующий его в кошмарах, ни имя, ни лицо его не отложилось в памяти, забылось, словно дурной сон.
Сяо рассказал о службе в рядах Якш, с теплотой вспоминая каждого из них. Его соратники, в отличии от него самого были яркими, красочными, в них плескались, так и норовя вырваться наружу, эмоции. Особенно счастливые, Якша и не подозревал, что в мире существует столько цветов радости, чистого, искрящегося буйным фейерверком счастья и робкого, как огонёк свечи во тьме удовольствия от простых мимолетных вещей. Из-за этого первое время Сяо чувствовал себя каким-то блеклым, сотканным из тысячи тонов грусти и отчаяния, он стыдился их помощи, стыдился всех тех моментов, когда его с искренней улыбкой на лице затаскивали в шумную компанию, Сяо стыдился просто находится рядом с ними. Серьёзно, думал он, ну кому нужен такой зверь как я? Хрустальный витраж, ещё не успевший нагреться солнечным светом, а уже раздроблен чужими руками, испачкан так сильно, что о изначально рисунке осталась лишь память.
Так думал о себе Сяо, пока один из Якш неожиданно тихо присел рядом, словно боясь спугнуть птичку, только вырвавшуюся из рук, ломавших ей крылья, и спросил, что он чувствует. Сяо недоумевал, ведь недавнее сражение прошло как нельзя хорошо и они одержали сокрушительную победу над врагом без единой царапины. Однако Якша спрашивал не о физических ранах, он заглядывал под перья крыльев в хрупкую, кое как собранную из грязных осколков душу.
В эту ночь Сяо впервые за долгие годы дал горячей влаге чертить обжигающий дорожки по мертвенно холодной щеке. Неизвестно сколько времени прошло до того момента, как Сяо осознал, что его спрятали, аккуратно, почти ювелирно заключая в кольцо из рук, позволяя тихим всхлипам срываться с посиневших губ. Тогда ему впервые объяснили, что значит объятия, Якша не впервые видел как люди повторяют это движение друг с другом. Кто-то плакал от радости, сжимая в руках родного человека так сильно, словно боялся, что тот вот-вот испарится с утренней дымкой. Кто-то наоборот, держался за другого чтобы не упасть от раздирающего горя, пока отчаянный вой раздирает глотку и скорбную тишину. Некоторые же обнимались друг с другом, встретились после тяжкого боя, когда ещё не схлынул задор битвы и не погасло пламя во взоре, эти огни причудливо мешались между собой, создавая удивительное буйство красок, почти что видимо глазу.
Сяо рассказал о Властелине Камня, о том, как он вырвал его душу из терновых шипов, разодранную уже настолько, что это действие не оставило новых ран, просто негде было. Он рассказал о том, как Моракс довёл его навыки владение копья до совершенства, познакомил с другими Якшами и открыл заветную щель в мир счастья, такого незнакомого ранее Якше понятия. Гео Архонт дал ему всё о чём Сяо и помыслить не мог.
Сяо поведал о бытности Якши в подробностях, на что потребовалась не одна ночь, за это время он начал упражняться в медитации, в перерывах неплохо положив с Шенли. Сяо припомнил подавляющее большинство демонов, убитых им, поднял из глубин души, словно ил со дна речки, тихую горечь сожаления о загубленных жизнях множества невинных людей. Рассказал об изученных им приёмах, о ритуалах изгнания и ныне одному лишь ему известных историях, так как остальные очевидцы давно видят вечные сны. Сяо долго рассказывал о том, какие особенно хитроумные демоны ему попадались, ведь сильные хоть и усложняли бой, но умные оттягивали мгновение схватки, в то же время продолжая своё порочное дело.
—Я конечно всё понимаю, но просвети, до этого ты не увлекался трофеями с боя, этот конечно был силён, но не настолько, чтобы забирать себе его голову на память!
—Вообще-то, я подарил её мужу... — Сяо перебил раскатистый смех, который мог с лёгкостью дать бой в своей громогласности любому из его товарищей.
—Что-то не так?
—Нет, продолжай. Ты кстати так и не назвал своего благоверного по имени.
—Его зовут Итэр. — родное имя было словно свеча во тьме, согревающая душу робким теплом.
—Ой, а как глазки-то засверкали... — протянул дракон с ехидной улыбкой, оперевшись щекой на кулак — А фамилию не скажешь?
—Хм, — задумался Сяо — честно говоря он не говорил о ней.
—Я жду рассказа!
Лицо дракона приобретало больше оттенков удивления и даже возмущения, когда Сяо поведал о череде невест, убитых их же свадебных нарядом.
О том, как Моракс вызвал его в парящий дворец с новостью об очередном кандидате. Сяо припомнил, что тот был частью сделки с Иназумой, в обмен на особую услугу Электро Архонт отдаёт в собственность Властелина Камня дитя одного из своих аристократов.
С всплывшими в памяти подробностями на Сяо нахлынула искренняя обида за супруга, он и представить не мог, что Моракс мог бы просто выкинуть его самого в услужение другому Архонту. Чувство песка, попавшего в рану появилось вновь, Якша вспомнил, что такое было и не раз после бракосочетания с Итэром, нередко именно в те моменты, когда супруг долгое время рассматривал свой стилет.
Возможно, предположил Адепт, что это были отголоски, эхо того, что испытывал его муж. Об этом Сяо поинтересовался у дракона.
—Я думаю, — подпирая подбородок, ответил тот — что в тот момент, когда вас связывали узами брака, ваши души частично сплелись, образовав прочную связь. — Шенли призадумался и добавил — Вполне вероятно, что именно из-за образования этой связи погибли все предыдущие невесты и твой Итэр испытывал сильную боль. Сам процесс подразумевает вмешательство в душу, что уже чревато худшим исходом и добавим, что твой муж буквально впитал в себя небольшую часть твоей кармы.
Сяо нахмурился, если он за долгие годы почти что свыкся с губительной силой, то страшно представить, какой шок испытал совершенно не подготовленный смертный.
—Скажи, а с этой связью можно отыскать вторую половинку? — с надеждой спросил он.
—С особыми ритуалами можно, судя по тому, что ты говоришь, ваша связь понемногу укрепляется от взаимности чувств, каждая из сторон вкладывается в отношения, так что уже достижение, что вы чувствуете особо сильные эмоции друг друга. Хотя с твоим родом деятельности я бы ему не позавидовал, но можешь не киснуть лицом, эмоции что вы испытываете порядочно ослаблены. — дракон задумчиво пробормотал — Говоря откровенно, я давно не сталкивался с такими ритуалами, их на моей-то памяти за тысячелетия было от силы два или три.
—Почему такой брак используют столь редко? — удивился Сяо — Он ведь создаёт крепкую связь между супругами и делает обоих сильнее за счёт обмена энергией.
—Слишком много мороки. — отмахнулся Шенли, сверкнув лиловыми чешуйками на свету — В твоём случае особенно. Сам-то припомни, какое упорство и предельная концентрация требовались, хотя бы для того, чтобы влить силу в ткань так, чтобы она не только надёжно держалась на каждой нити наряда, но и удерживала силу в спокойном состоянии...
—Об этой части в свитке не упоминалось. — смущённо ответил Сяо на осуждающий взгляд дракона — Мы его уже после Войны из библиотеки достали, возможно во время одного из боев участок свистка, где указывалось про спокойную энергию, и оторвался.
—Ха... Ладно, продолжим. Если моя память меня не подводит, а она никогда не подводил а меня. В ритуале бракосочетания учитывается такие моменты, как силовой баланс между партнерами. Это сложно, когда на такой брак решаются пары с особо сильным членом, так как тело более слабого супруга может просто не выдержать наплыва энергии. Сложность состоит в том, чтобы нашлись двое сильных, способных на ритуал личностей, которые готовы сойтись друг с другом, что уже на грани невозможного.
Но мы не об этом! — вскинулся Шенли, каким-то необъяснимым как для самого дракона, так и для Якши образом, ставший духовным наставником второго — Тебе вообще медитировать пора, ещё час а дальше делаем перерыв...
***
Прошла неделя, пробуждение Итэра таковым нельзя было назвать, сказалась особо нервная тренировка.
Во время пребывания в плену, юноша просто не мог позволить себе забросить свою боевую подготовку, несмотря на отсутствие меча или иного оружия, за исключением зеркала и стилета, он тренировался в рукопашном бою и припоминал духовные практики.
Последние преподавал всем солдатам и детям клана Кудзе старый самурай, пользующихся особо редкостным почетом и у большинства аристократов и у храма Наруками. Занятия шли группами по три или четыре человека одна за другой, помощники самурая рассказывали информацию, а сам главный учитель проверял все на практике, подправляя учеников где требуется.
Итер невольно протёр ладонью локоть, куда когда-то давно опускалась палка из ветви сакуры, чья древесина содержит большое количество смолы, поэтому ветви у дерева очень гибкие. Учитель каким-то образом хлестал так, что внешне совсем лёгкий, он казался раскаленным добела кнутом и оставлял резкие красные росчерки на руках.
К счастью Итэра, он довольно быстро смог освоить базовые техники, отчего учитель всё реже прибегал у палке и другим наказаниям, коих в арсенале старого самурая отыскалось бы немало.
К счастью парня, тот смог освоить все техники на должном уровне, и хлёсткие удары все реже расчерчивали кожу.
Однако мысли о тренировке и тупой боли, отдающейся эхом в ногах, и тихое жужжание дурного предчувствия, были быстро задвинуты на дальний угол, ведь пришло кое-что особенное, чьё наступление Итэр бы почувствовал даже под землёй.
Осень! Точнее её начало, пришествие момидзи.
Однако для всей Иназумы это прежде всего служения в святилище Наруками, со всей страны люди собираются, если не в главный храм, куда стремится большинство, то в ближайшие, чтобы помолится под киноварными шатрами из лепестков шикисакуры.
Люди приходят в храм, где весь день проводят в молитвах и ритуалах направленных на очищение корней Священной сакуры. В это время каждый житель Иназумы выражает своё почтение и искреннюю благодарность древу за то, что оно оберегает, впитывая всё зло из земли в свои корни. В конце дня уставшие люди получают особые талисманы, призванные испепелять порочные остатки давних сражений, и увешивают ими свои дома, чтобы уберечь свои семьи от обозлённых на мир духов. Только вот...
Так описывается Ритуал Очищения в старых свитках, сейчас же он отличается от обычного сбора высокопоставленных личностей только тем, что необходимо облачится в церемониальные одежды, в остальном это всего лишь одно большое паучье гнездо, где кажется, что воздух вязкий от паутины лжи.
Уж где-где, а на этой церемонии Яэ Мико как следует отрывается на всех, кто когда-то насолил ей, а учитывая, как говорит Камисато Аяка, робким жестом пряча лицо за веером, нетерпеливый, а по мнению Итэра откровенно паршивый характер жрицы, любой случайный человек, бросивший неправильный взгляд на Мико или просто выглядящий не так в её понимании уже занесён в список жертв для пакостей.
Из имён всех врагов жрицы можно составить сборник, по толщине способный посоперничать с официальным сборником боевых приёмов Иназумы, так когда-то сказал Камадзи, с раздражением перебирая письма от жрицы. И Итэр был полностью согласен с этим мнением. И даже если бы этот сборник существовал, то семья Кудзе была бы на первых строчках после Сангономии Кокоми и клана Камисато. Так что каждый поход на гору Ёго, являющийся обязательным для одной из самых уважаемых аристократических семей страны, начинался и заканчивался обменом колкостями и усталыми колониями после долгого стояния в молитвенной позе.
Последний на памяти Итэра поход на гору Ёго для проведения ритуала Очищения закончился тем, что его отец едва не воплотил свою извечную угрозу ободрать наглые лисьи уши, после того как Яэ решилась пригрозить тому написать роман с его участием крайне нелицеприятного содержания, а несколько аристократических родов едва не подрались прямо в храме. Так что каждый шёл на службу как на бой.
Осознание окатило ледяной водой, сдирая, словно одеяло, любые остатки сна.
Итэр вскинулся на кровати. Ну точно! Думал он. Как же я мог забыть об этом? Служба ведь пройдёт в первом дню лета, который наступил сегодня!
Парень резкими движениями начал выпутываться из одеяла, в праздник всё поместье Кудзе на нервах, а получить нагоняй от отца и Камадзи за опоздание парню хотелось меньше всего.
Бездна! Нервно мельком отметил парень, почему это одеяло так заворочено?...
В попытке высвободится из плена Итэр едва не свалился с кровати, но его внезапно подхватили чужие руки. Их обладатель что-то проворчал, чего парень не услышал, оглушенный тишиной своего замершего сердца. Его опустили обратно на простыни и начали спешно разворачивать из кокона одеял, стоило первому луча света пробраться сквозь ткань, как парень резким движением окончательно выпутался.
—Эй, эй, спокойно... — ухватил его за укрытые одеялом плечи Барбатос — Ты едва не свалился с кровати, тебе приснился кошмар?
—Я, я... — тихо пробормотал Итэр, как его настигло осознание: если он уже более полугода назад уехал из Иназумы, и поэтому никак не может присутствовать на празднике, пребывая в стране ветров, понимание того, что ему не придётся целый день мирится с консистенцией всех аристократов столицы и Яэ Мико в пространстве меньше площади всей страны.
—Ты... — подбодрил Барбатос.
Итэру казалось, что свет солнца из окна стал гораздо ярче и ласковее и наполняет его чистым искристым счастьем.
—Я почти что тебя люблю! — сияя улыбкой, Итэр обнимает выпавшего Анемо Архонта.
Пока тот, полностью опешивший, с пустым взглядом медленно поднимает руки, чтобы обнять в ответ, юноша вскакивает с кровати и выглядывает в окно. Пушистые кружева облаков казались сделанными из сахара и присыпанными золотой пылью восходного солнца.
Вдохнув полной грудью утренний воздух, парень обернулся, первым, что бросилось ему в глаза был очередной букет, множество мелких кипенно-белых цветков сидело на длинных, около 3 чи, стеблях, что глубоко склонялись к лакированной деревянной поверхности под весом снежной тучи. Особенно пушистым букет казался из-за мелких, выделяющихся темно-зелёным цветом листьев, тесно расположенных поочередно на стеблях. Казалось, что с небес взяли первые зимние облачка и поставили в вазу, стояло ощущение, что ещё немного и они сорвутся с изумрудных стеблей и упорхнут птицей обратно в небеса. Опьянённому необъяснимым чувством свободы Итэру в голову пришла идея.
—Барбатос! — ринулся он к кровати, расставив руки по обе стороны от того, чем ещё больше опешил едва отошедшего Анемо Архонта — Отнеси меня на то поле!
—Я конечно могу, но зачем сейчас?... — пробормотал тот, потом, ненадолго задумавшись, он резво вскочил с кровати и, подхватив парня на руки, окутал обоих бирюзовыми вихрями.
Едва завидев знакомое поле, Итэр вскочил на ноги, сразу сбегая с холмика в гущу цветочного воинства.
Казалось, ветер летает где-то рядом, поддерживая его, не давая упасть, и несётся вместе с ним к пиру красок, Итэр почти что слышал радостные возгласы вольных духов, что вот-вот подхватят и унесут к голубым шелкам небес в кружеве облаков.
Едва-едва возникшая в голове мысль от том, что это неправильно, что глупо и нелепо была закинута в самый дальний уголок.
—Свобода! — пронеслось по всему полю.
Сейчас Итэр просто рассмеялся в голос. Рассмеялся от того, как щекочет ноги трава, как особо высокие бутоны трепетно касаются лица, как пьянит чудесный, сладостный аромат неисчислимого множества цветов, как ласкает ветер раскинутые руки и как он шаловливо норовит взметнуть рубашку вверх.
—Чего стоишь? — крикнул он стоящему на холме Барбатосу — Пойдём, потанцуем!
Анемо Архонт застыл, но потом уголки слегка покусанных губ расплылись в широкой улыбке.
Барбатос ловко и изящно спустился к Итэру пешком, едва не паря на цветочным пиршеством. Юноша нетерпеливо потянул его за руку ближе и закружился на месте. Хотелось просто веселиться без ограничений, рамок и законов, кажущимся столь глупыми и бессмысленными в этот сладостный момент.
Восторг чистый, незамутнённый, искристый как фейерверков росчерк в небе, ночной тьмой укрытом, уносил за собой вместе с бушующим, склоняющим бутоны к земле вихрем.
Итэр даже не возмущался, когда Анемо Архонт стал гораздо ближе когда-либо допустимого, в добавок положив руку ему на талию. Наоборот, почти не замечая два слепящих росчерка за спиной у Архонта, и рассмеялся и ответном укрыл ладонью плечо Анемо Архонта, вскрикивая от восторга, когда в очередном витке его поднимали в воздух.
Казалось невообразимым хоть на мгновение отвлечься от пляски, где каждое движение, взмах даже малейшим пропитался этим чарующим чувством свободы.
***
Барбатос решил расположиться в комнате своего гостя, слово пленник как-то совершенно незаметно исчезло в отношении к парню. Он держал в руках один из тех романов, которые так яростно и старательно обругивал и ненавидел Итэр, но за неимением иных книг, упорно читал подобные шедевры писательского искусства, которые изобиловали в его покоях.
В этой главе Барбатос никак не мог понять, что же такое знакомое видится ему в этих строках, злодей решил похитить главную героиню со свадьбы и, претворив свой план в жизнь, внезапно влюбляется в неё. Две книги состоят из того, как антагонист проявляет свои чувства к пленнице и жаждет добиться ответных эмоций у той.
Конечно, вскоре он понимает, что кандалы и постоянные запугивания не вызывают нужный результат, потому он познаёт столь незнакомую для себя романтику. В итоге ему удаётся вызвать ответные чувства героини, эту главу Барбатос читает с особым интересом.
С раздражением от того, что его прервали на самом интересном, он ищет источник отвлекающего ворочанья и видит, как его гость, в кои-то веки предпочитая не поспать подольше, вертится под одеялом, уж очень странно заламывая руки в каком-то отчаянии и спешке.
Барбатос чуть резко встаёт, отложив книгу с закладкой из сушенного бутона белой астры на столик, и подходит к Итэру, помогая тому вырваться из плена одеял.
Юноша резко освобождает свою голову, и на Барбатоса обращается взгляд замерший, испуганный, словно у зверя мелкого перед хищником.
—Эй, эй, спокойно... — мягко, но с волнением говорит Анемо Архонт, приобнимая парня за плечи и успокаивающе поглаживая большим пальцем — Ты едва не свалился с кровати, тебе приснился кошмар?
—Я, я... — чуть хрипло отвечает юноша, подтверждая догадки Барбатоса, а мелькающие быстрее птиц в медовом взоре эмоции настораживали ещё сильнее.
—Ты... — намекает на продолжение фразы Барбатос.
—Я почти что тебя люблю!
Эта фраза выбивает Анемо Архонта из колеи, ему следовало бы отдать Итэру должное за то, что он первый, кому удалось это сделать за долгие годы. Слова, словно ветерок, проникают сквозь мельчайшие щели в стене, которую вознёс сам Барбатос вокруг своей души, прямо к сердцу.
То ли открытого юношей окна, взметнувшего занавески, открыв утреннему солнцу путь в комнату, то ли от слов так потеплело в груди.
Тем временем Итэр едва ли не наполовину выглядывает из окна, а затем резко оборачивается. Не успевает Барбатос осознать происходящее, как его прижимают к кровати, заставляя откинуться на спину, мельком Архонт замечает, как по обе стороны от него уперлись в простыни руки юноши, но подняв взгляд он замирает.
Нависший Итэр стоит почти напротив окна, из-за чего вокруг него кружится мягкий лучистый флёр, придавая юноше ореол святости, вопреки которой лицо укрыто вуалью тени, лишь золото в глазах, словно жидкое солнце переливается, играется бликами вместе с яркой, так и лучащейся решительностью полуулыбкой-полуухмылкой. Сама поза, возвышающая парня над Архонтом, вызывает у последнего такое новое и непривычное чувство беззащитности, а решительный взор с высоты, только подчеркивающий сходство с утренним светилом, ещё сильнее сбивает с толку, из-за чего Барбатос едва успевает расслышать слова Итэра.
—Барбатос! — восторженно говорит парень — Отнеси меня на то поле!
—Я конечно могу, но зачем сейчас?... — не понимает резкого порыва юноши Анемо Архонт, но потом он вспоминает роман, где злодей идёт на отчаянный шаг, становящийся решающим в его с героиней отношениях, возможно, всплывает в голове Барбатоса, это мой шанс.
Он поднимается и подхватывает парня под сгиб коленей и поддерживает за спину, Анемо стихия взбудоражена, как и сам её обладатель, оттого стремительно мелькающая бирюза почти что мгновенно окутывает их.
Едва их касаются первые лучи солнца, обласкивающие бескрайние поля, как Итэр срывается с его рук в объятия сотен шелковых лент, щедрой рукой расшитые множеством цветов-самоцветов.
Парень кружится, широко раскинув руки, позволяя ветру радостно плясать вблизи, вздымая безмятежные колосья.
—Свобода! — разносит, словно семена одуванчиков, по полю ветер.
Итэр танцует одному ему известный танец, в страстном жесте взмахивает руками, едва не парит над землёй, кажутся, что вот-вот развернутся, срывая простую рубашку в клочья, искрящиеся звездами в небесах раскидистые крылья за спиной.
—Чего стоишь? — кричит парень стоящему на холме Барбатосу — Пойдём, потанцуем!
Я бы поблагодарил Архонтов за такую удачу, отвлечённо подумал Барбатос, но восславлять самого слегка странно.
Собственная сила, словно подталкивает Архонта со спины, намекая идти быстрее, тот вскоре оказывается на расстоянии вытянутой руки, и Итэр, пользуясь возможностью, нетерпеливо хватает его за локоть, утаскивая в свой танец.
Не зная всех движений, Барбатос просто кружится вместе с ним, впервые за долгое время чувствуя, как расцветает чувство безграничной свободы и счастья, пьянящее лучше любого вина, лозой оплетая все уголки души, ломая любые цепи-устои.
Похожее по своему размаху и яркости эмоций Барбатос чувствовал тогда, когда летающего по полям маленьким духом, простым и вольным ветерком, его случайно поймал Декарабиан, точнее сам элементаль влетел на полной скорости в божество. Но эта случайность привела к тому, что смеющийся Декарабиан самолично дал ему своё собственное имя, подарив юному ветерку целое море восторга.
Уже вконец опьянённый чувством свободы Анемо Архонт прильнул к парню, положив свою ладонь на талию тому, не ведя в танце, но сливаясь в спонтанных, но таких правильных сейчас движениях. Уже не сдерживаясь, Барбатос раскрыл собственные крылья, что взметнулись слепяще белой вспышкой за спиной. Он сливал танец с полётом, иногда поднимая Итэра прямо к небесам, наслаждаясь мелодией из заливистого смеха. Абсолютно счастливое, чуть игривое лицо парня в сознании Архонта могло превзойти любого небожителя, даже не столько в красоте а в том, что нельзя оторвать взгляд от янтарной бури искрящегося восторга, от широкой улыбки и взметающихся от кратковременного полёта золотистых локонов.
Лишь спустя время Барбатос понял, что не видит красочного поля, окружённый вместе с Итэром буйством бирюзы и мяты, не виднелось и безжалостно сорванных цветов, что в то же мгновение исчезали в ворохе кружащихся вихрей. И только они вдвоём уже полулежат в цветах нетронутые вихрем.
Глаз Бури, тихая и спокойная зона внутри бушующего урагана, огромное по своей мощи и разрушительности скопление Анемо стихии, что стала осязаемой. Ленты самолично выстраивали ровную полусферу вокруг них, изредка пропуская тусклый солнечный свет, из-за чего внутри царит полумрак.
Опьянение сходит так, словно он несколько веков не пил, тогда Барбатос с интересом замечает, как те же изумрудные вихри кружатся вокруг светлых, практически белых зрачков, в радужке смешалось всё: чистая озёрная вода и стеклянные статуэтки, море в лунном свете, опаловые горсти с нефритом и бирюзой, бездна океанская и бескрайние небеса. Всё вихрями кружилась в глазах, сливаясь в единый поток, Барбатос не сдерживается и тянется рукой к чужой щеке. Итэр без столь привычной ненависти и презрения во взоре льнёт так открыто и неприкрыто, жмуря глаза от довольства, в то время как по его коже струятся ветра, оставляя лёгкий мятный след.
Внезапно парень обхватывает кисть Анемо Архонта, с хитрой, даже взбудораженной улыбкой отстраняет её от себя и приближается к Анемо Архонту. Другой руки ладонь он заводит тому за голову, путается в тёмных, с явным отсветом бирюзы прядях, чуть отводя в сторону. Приближается ещё сильнее, опаляя горячим дыханием чуть прозрачную светлую кожу.
Барбатос боли не чувствует, лишь видит, как юноша прижимается губами к месту между шеей и ключицей, словно своеобразном извиняющимся, компенсирующем жесте. Что же, едва-едва пробивается в замутнённом сознании Анемо Архонта мысль, за такое вознаграждение я готов простить укус. Итэр впивается в тонкую кожу и пьёт жадно, не сдерживаясь, прижимаясь и прижатый Барбатосом вплотную так, что тот ощущает даже сквозь одежды слои, как растекается, мешаясь с кровью в единый поток, родная стихия в теле парня. Заместо ожидаемой боли приходит приятное тянущее где-то внизу удовлетворение.
Барбатос улыбается и откидывает голову с тихим стоном, одной рукой упираясь локтём в землю, а другой зарываясь в золотистые, то и дело подхватываемые уже ничем не сдерживаемым ветром волосы парня, когда как его Итэр с оттяжкой тянет в сторону, делая особенно крупный глоток чистой Анемо энергии. Изредка юноша с тихим, чуть различимым стоном отрывается от надплечья, и тогда Барбатос видит глаза бирюзовые, лучащиеся и поддёрнутые дымкой полупрозрачной, лицо светлое, с узором сияющим в полутьме вместе с глазами, беспорядочным из лоз виноградных, что оплетает всё лицо шею и руки, пробиваясь лёгким свечением сквозь рубашку. а с губ стекает вязкая, сверкающая Анемо энергия. Итэр дышит шумно, глубоко, а потом заново вонзается в надплечье. Барбатос на это лишь ухмыляется, прижимая чужую голову ближе, и совершенно неожиданно для самого себя берёт свободной рукой ладонь Итэра, до этого сжимающую его кисть и переплетает их пальцы между собой.
Барбатос не знает, сколько времени проходит лишь замечает, как в какой-то момент вихрь совсем исчез, открывая взору истерзанное на многие мили поле. А сам парень, уже оторвался от его тела и сразу заснул.
Анемо Архонт усмехается, кто-то слишком любит поспать, думает он.
Барбатос встаёт, отряхивая себя и с такой неожиданной нежностью, может просто наваждение не спало, думает он, снимает упавший лепесток с безмятежного и явно довольного лица. Ну конечно, с теплом и совершенно без тени злости думает он, не тебя же тут покусали. Он подхватывает Итэра на руки и их охватывает вихрь, уже в спальне парня, он укладывает того на кровать.
