Обитель, укрытая в облаках.

—И всё же, — не мог оставить один из первых после пробуждения вопросов без внимания Итэр — почему этот храм зовется безымянным? Что же тогда за Дайлянг ди Шитоу? —Название самой Долины. Раньше в честь неё и храм называли, но смысл в именах пропал. —Почему? —Хватит всё время спрашивать, потому что никого не осталось. Кто ушел в мир, может и вернуться, а кто ушел так, что только вспоминать остаётся. Я бы тоже ушёл, но привязан как Хранитель. Итэр всё равно благодарно кивнул на ответ, задумчиво глядя на солнце, чьи лучи едва достигали храма из-за гор, эти золотистые ленты, тянущиеся упорно прямо к башням, погруженным в пики каменные, казались столь плотными, словно модно руку протянуть и коснуться солнца лучей, согреться в их тепле, которым не успевает насытиться долина за краткий срок восседания солнца над храмом, на рассвете и закате всё тепло отбирают горы, почти что ровным кольцом окружившие долину. Из-за этого прямо сейчас Итэр сильнее укутался в теплую зимнюю накидку, несколько великоватую для него, но это была даже лучше. Шерстяная, преимущественно черных либо темно-серых тонов с аккуратной крупной вышивкой замысловатого герба некогда огромного ордена, властвующего в этой долине, чем-то напоминающий лотос на водной глади. Итэр сразу оценил накидку, отчасти от того как быстро она согревала неизменно холодным утром и вечером, как медленно отдавала тепло... И отчасти она напоминала ему дом, возможно потому, что по схожей технологии, делали зимнюю одежду на родине... Хотя Итэр никому в жизни не признаётся в том, как сильно он ощутил тоску по дому, стоило почувствовать такое знакомое, до боли желаемое, щемящее сердце такой внезапной нежностью тепло, простое, незамысловатое, словно взятое из детства. Наступила зима, в Инадзуме она всегда ознаменовала кучу проблем и забот, и так кривые и труднопроходимые лесные тропинки стали еще и скользкими, почти все деревья облезли, голыми кривыми ветвями красуясь, а уж о замерзших реках и говорить нечего! Сара перехватила младшего брата еще в комнате в полнят, странно было бы его не найти там в такое время, это было совершенно несложно, учитывая искреннюю нелюбовь того вставать раньше полудня, и кем он только был у себя на родине? Удивлялась девушка, впрочем, тоже не жаловавшая ранние подъёмы. —Куда мы идём? — братик умудрялся сонно зевать практически на каждом втором шагу. —В лес. —Зачем? —Надо. —Отец что-то хочет показать? — предположил Итэр самую частую причину их ранних подъёмов и походов куда-то вне поместья. —Нет, точнее да. — тихо ступая по полу ответила сестра, не слишком ловко ходящая в тканевых, с меховой подкладкой ботинках, всё же она больше привыкла к своим тенгу-гэтам, для которых требовалась особая сноровка, которой не находилось места в обуви, что больше подошла ленивому вальяжному торговцу — Я хочу кое-что тебе показать. Только нам надо быть очень тихими, если нас поймают — накажут очень сильно, так что идем тихо, согласен. Итэр, сразу посерьёзневший, как сам тогда думал, активно закивал, согреваясь от мандража, окутавшего его. Мальчик уже некоторое время заглядывался на сверток в руках сестры, но, следуя обещанию, не смел вымолвить и слова. Сара в последний раз оглянулась, прежде чем расслабиться. Развернувшись, она распотрошила свою ношу, накидывая на опешившего брата тёплую, шерстяную накидку, явно великоватую ему, подбитую на воротнике, рукавах и подоле тускло-серым, топорщившимся аккуратно стриженными иголками, мехом, сразу аккуратно, даже нежно кольнувшем щёку Итэру, сама сестра следом закуталась в свою, явно чувствуя себя неуютно в сковывающем движения плаще. Зима выдалась особенно холодной, потому Итэр старательно прятал лицо как можно глубже в коротком меху, мороз же в ответ усиленно кусался, они уже вышли за пределы города и неуклонно, к нарастающему страху мальчика приближались к лесу, что чернильными силуэтами заснеженных деревьев возвышались над детьми. —Н-не пойду, не пойду! — испуганно заявил Итэр сестре, отступая на шаг назад. —Пойдёшь! — пресекла попытку к бегству Сара, нахмурив еще совершенно детское личико — Зазря я что ли тащила тебя сюда? —Куда сюда? — шепотом, боясь, что на крик сбегутся какие-то монстры, спросил мальчик — В этот лес? —Ну а ты что-то помимо леса вокруг нас видишь?! — также шёпотом разозлилась сестра. Сара явно собиралась еще что-то сказать, но поняв, что ещё немного и её младший брат просто или расплачется или у него и наверняка заблудится, так как дальше поместья он никуда не выходил, а в темноте дорогу не запомнить, хотя бы оттого, что не увидишь притихла, что-то обдумывая, смотря на лес. —А почему ты не хочешь туда идти? — с недоумением обернулась она. —Там страшно! —Что? —Да всё! — почти что плакал Итэр. —А что именно? —Ну, — задумался мальчик — монстры! —Им неудобно в этом лесу, слишком густой, а чудовища большие. — фыркнула старшая. —Там темно! —Я вижу в темноте, и ты скоро приноровишься, смотри, уже не так темно, да и луна полная. —Они́! —Не должны, они сегодня празднуют, будут гулять по деревням людей, развлекаясь. — призадумавшись, ответила девочка — Сегодня вообще ёкаев в лесах не найти, веселятся. —Ну, — уже спокойнее протянул мальчик, начиная понимать, что скорее всего бояться действительно нечего, да и Сара с ним, а она сильная — разбойники? —Ха, они люди, а все нормальные люди по ночам спят. —А мы тогда кто? —Я — ёкай, ты — мой брат, — поставила Сара, уперев руки в бока — Мы оба ненормальные. —Тогда... В лесу ничего страшного нет? — взял сестру за руку мальчик, готовясь идти по скользким, померзшим лужам. —Страшного нет, а вот опасного... — входя в лес с вздрогнувшим, ответила Сара, её последние слова утонули во тьме зимнего леса... Итэр устал считать время, сколько они шли, горная местность была домом Сары, а вот сам мальчик приноровился в каменистым, прерывистым тропам только ближе к концу пути. —Мы пришли! — радостно провозгласила сестра, шумно выдыхая после особенно крутого подъёма и спуска, о существовании котором, являющимся узенькой тропинкой, сокрытой в высоких кустах. Итэр с сомнением смотрел на чернильный провал пещеры размером с небольшой домик, но идти назад не заглянув туда, ради чего они проделали весь путь было откровенно обидно, поэтому он вместе с потянувшей его за собой Сарой залез внутрь. Крутой в самом начале, он словно был создан так, чтобы любой гость переломал все кости, Итэр не знал, каких Архонтов ему благодарить за то, что он с сестрой ни разу не упали в чернильный провал, по сравнению с которым лес казался светлым как днём, несколько раз оступились, но в виду отсутствия мха на стенах и общей сухости, они всего лишь пугались, сильнее хватаясь за выступы и оглядываясь друг на друга. А вот внизу проход резко выправлялся в ровную тропу, по которой брат с сестрой на дрожащих ногах дошли до цели их пути. —Это, это!... — не мог подобрать слов восторженный Итэр. Перед ними предстало озеро, небольшое, но такое чистое, что казалось, можно разглядеть каждый камушек на шее, каждую чешуйки плывущих черных с алыми пятнами рыб. Вся небольшая пещера обладала множеством ходом отовсюду, преимущественно с потолка и со стен, тот, их которого они выпрыгнули, оказался едва ли на чи над землёй, из большинства лился спокойный слабый лунный свет, нитями серебристыми пронзая подземное пространство. Всё абсолютно всё буквально дышало жизнью: шелковистая, такая яркая изумрудная трава, густым ковром укрывающая пол, и охватившая невысокие валуны, она пестрела самыми разными цветами, чьей-то щедрой рукой рассыпанными самоцветами, багрянцем рубинов и синевой морских глубин сапфиров, чистых речных вод цвета хрусталя и беспросветной тьмой агатов, да жемчуга плавных, чудесных переливов. так и купающимися в свете снисходящем сверху, а заместо деревьев в чудесном саду, сотворенным заботливо природой, обильно росли пушистые кусты так и кичащиеся каждый своим цветастым убором перед друг другом, и плющ обвивший все стены и спускающийся причудливыми гирляндами с потолка. Сверху из одного провала в озеро стекал неспешно россыпью сверкающих брызг, причудливым узором застывших над водой, водопад, и небольшая речушка серебристой лентой отходила от зеркальной глади в глубины подземных недр. И словно само озеро излучало мягкое сияние, дарующее жизнь всему, хоть и причудливому, но несомненно прекрасному саду. Прекрасны были и сами ощущения, покой, такой сладкий, желанный, тягучей негой растекающейся по душе, умиротворяя разум и чувство безопасности так и летает в воздухе, свобода чувствуется в каждом листике, в каждой травинке и лепестке пестрого цветка. И витает что-то такое волшебное, чарующее, петляет юрким светлячком средь холодных лучей серебра, подлетает, почти кожи касается гостей и тут же игриво отлетает, так и зовя зайти дальше и спокойствию отдаться, отдохнуть. —Это озеро ёкаев, их создают как место для отдыха от забав или битв, — сказала Сара, снимая накидку и укладывая её в стороне, последовавшему примеру сестры брату — вода здесь всегда чистая, а растения всегда цветут и рыба не переводится. —А зачем мы здесь? —Иди к водопаду и пей воду, — подтолкнула Итэра Сара — видишь она светится? Это от чар ёкаев, она может залечить слабые раны... Ну и исцелить людей от болезней и добавить здоровья... —А почему ты не пьёшь? — спросил мальчик после пару глубоких глотков прохладной воды, от которой словно фейерверки заискрились в груди, приятно успокаивая и снимая все страхи и волнения. —Я и без того здоровая, — фыркнула сестра — а ты только в первую половину зимы дважды заболел! —Всего на пару дней! — не желал признавать своей слабости парень, вскакивая с земли и подбегая к сестре. —На неделю каждый раз, — по лбу несильно, но весьма обидно щелкнули — и не спорь со старшими, я умнее! Быстро поняв, что на новое возражение его стукнут сильнее, Итэр подавил в себе раздражение, не настолько она и старше, мстительно подумал он, прежде чем перевести тему, это часто помогало избежать наказания о взрослых. —А если кто-то растопчет цветы и переловит всю рыбу, что тогда? —Такого ёкая сразу найдут, сюда многие заглядывают и сильные и слабые, первые на кулаках объяснят, что так делать не стоит, а вторые пакостить будут так, что навсегда позабудешь как портить места для отдыха. — не став возвращаться к спору, Сара подошла к озеру, поманивая за собой Итэра — Люди не могут найти это место сами... Старшие говорили, что они всё всегда портят, а потому их нельзя сюда пускать. Но можно провести человека за собой. —А люди не падают в такие пещеры? — указал присевший рядом с сестрой мальчик на многочисленные провалы. —Нет, мелкие ёкаи следят за этим и отводят людей, к примеру если человек наткнётся на пещеру, то резко вспомнит, что ему надо срочно что-то купить. Это особая магия, отвлекающая внимание и её очень сложно распознать, беда если какой-то ёкай решит поразвлечься с такой в городе, семьянину мозги запудрит, или жену заставит мужа и родных позабыть, можно внушить разное... Хотя нет, любовь, говорят, так не привить, особенно если сердце занято, а вот ненависть... Сара замолчала, глядя недоуменным взглядом в зеркальную гладь, казалось, что она смотрит на кружащих рыбок, но взор словно был где-то совсем вдалеке. Недоумевающий парень аккуратно потряс сестру, что как-то неловко откинула его руки с плеч, что ж, решил парень, вставая с места, похоже опять ушла в себя, забыв про время, он прогуливался по чудесному саду, оказавшимся на деле очень большим, состоящим из нескольких обвитых цветами коридоров и пещер, одна из них была прямо у истока водопада, куда парень забрался по крутой, хотя и несколько скользкой от влаге замысловатой невысокой, едва выше его, сильно наклонённой скале, по которой вода, словно по ступенькам, быстро спускалась к озеру, хотя после скользких горных тропинок, Итэр не страшился скользкого камня, ловко взбираясь вверх. Первым, что он почувствовал оказался запах глициний, терпкий, сладостный, сильный, он кружил голову, а в небольшом проходе уже виднелись пышные заросли. Крикнув отрывисто кивнувшей сестре, что он зашёл в пещеру над водопадом, Итэр почти что забежал в царство цветов, потолка пещеры он не видел, только свет, просачивающийся сквозь крупные и мелкие многочисленные густые грозди самых разных оттенков, от закатного неба до белизны облаков, от румянца первого на щеках влюбленных до первого выпавшего снега, искрящегося на свету. Даже при всё желании Итэр не смог бы назвать всех цветов в этой пещере, что словно бы искрились на лунном свету. Очарованный, он сразу потянулся к причудливому кустарнику с крупными, нежными цветами, по большей части белыми, словно зима им отдала этот прекрасный чистый цвет лепесткам крупным, обрамляющим золотистую аккуратную сердцевину. Красивый, подумал парень, не различая, чей именно аромат он уловил, крупных заинтересовавших его бутонов, засматриваясь на цветы. Он сразу потянулся к самому большому, пышному, размером с раскрытую ладонь взрослого мужчины. Мальчику он сразу приглянулся, и Итэр даже отыскав в густых кустах стебель, захотел сломать его, унеся цветок с собой... Но что-то не позволило сделать это, возможно слова сестры о том, что портящих сад ёкаев наказывают, мысли о том, как он это унесёт с собой, если придётся опять лезть по скалам, или наставления приставленных отцом воспитателей. Будем идти домой, соберу там цветов, решил Итэр, не желая тащить огромные бутоны домой, рискуя их помять, тогда и Сара наверняка наругает, и отец, а ещё они помнутся по дороге... —Мудрое решение, мелкий человек. — прервал его размышления глубокий, гортанный, словно идущий сразу отовсюду голос то ли женский, то ли мужской. Итэр резко обернулся под недовольное шуршание гладких узких листьев, из которых он выдернул руку. Существо перед ним было в три, а то и четыре раза выше него, даже самому высокому взрослому, пришлось бы сильно поднять голову, чтобы увидеть его лицо, что уж говорить об Итэре. Словно вытянутое ввысь, оно обладало светлой, голубоватой кожей, длинными прядями жидких волос ниже бёдер, если таковые у ёкая, а Итэр не сомневался, что это именно он, лицом вроде и человеческим, но словно на периферии зрения, взгляде мельком брошенном, проступали отсутствие скул, неправильной формы нос, дале скорее его имитация, узкий, практически как наконечник стрелы острый подбородок, обтянутый тонкой кожей, узкие, бледные губы. —Маленькая тенгу, что привела тебя сюда, долго справляется с магией, да, плохая, но в последний момент всё испортили, ослабнет скоро. — слова, словно не Итэру предназначенные, а незримому незнакомцу позади него, казались отрывками долгой речи, отголосками эха. —Эм, здравствуйте, — вспомнив о манерах выпрямился мальчик — меня зовут Итэр, я младший сын благородного клана Кудзе. — оттарабанил он заученную речь — М-могу ли я узнать, как зовут достопочтенного господина? — спросил Итэр, сильно подняв голову, смотря в мертвецки пустые серые глаза, без склеры, радужки и без зрачков, словно и не нужны они для взгляда на мир а больше как копии человеческих Внезапно лицо расчертила не просто широкая, огромная нечеловеческая улыбка, словно щель прошла от кончиком рта до вершин челюсти, без губ, с сотнями пик-клыков, каждый размером со средний палец взрослого мужчины, вот для чего ему такой подбородок, мельком отметил застывший Итэр, неотрывно, словно мышка на удава взирает, смотря на склонившего голову к плечу с клыкастой улыбочкой, не тронувшей глаза. Что самое странное, рот на узкой голове явно заходил на шею, и если открывался, то скорее всего прямо в пищевод. —Маленький хитрый детёныш... — вырвалось хищное шипение из клыков, так и не сдвинувшихся с места — Воды испил, наглец! Зато здоровый будешь, знаешь, чтотона с людьми может сделать? —Н-нет... — разум Итэра рисовал страшные картины того, что могла не рассказать ему сестра. —Не боись, — прошелестело существо — очень здоровым будешь, как ёкай, немного станешь нашим... —П-простите, а в-в-ваше имя?... — вытянул из себя Итэр. —Вежливый, хорошо, а то люди наглеют, не те времена, когда нас уважали... Искренний, хорошо, не пытаешься обмануть, расчетливость есть, полезно, правила не нарушаешь, заметная редкость среди людей... Что же до имени, не запомнишь, и не надо, не понадобится. — уже более различимое шипение больше походило на мысли вслух, мистическое, словно исходящее совсем не отсюда, оно окутывала сознание, погружая в подобие транса. —П-приятно познакомиться с вами, господин незнакомец. —Боишься, — протягивая последние буквы, сказало существо — правильно... Ёкай замер, что-то обдумывая, подняв голову вверх, обнажая связки сосудов, выраженной просвечивающих сквозь кожу, предназначенных просто чтобы держать крупную зубастую челюсть, оно протянуло обтянутую кожей костлявую руку с выступающими длинными когтями на концах к глицинии, бродя меж ветвей и выбирая что-то. Срезав некрупную, в сравнению с его руками, но большую для Итэра гроздь, он, выгнув колени в противоположных направлениях, резко просел, словно кукла деревянная, внутрь, всё равно глядя на замершего мальчика сверху вниз, нависая, отрезая от мира чернильными патлами. Резкий рывок и Итэр зажмуривает глаза, ожидая чего-то страшного, щелчок позади и ледяная кожа отстраняется, мальчик приоткрывает глаза. Существо протягивает ему понравившийся бутон гардении и бледно-розовую гроздь глицинии. —Цветок себе оставь, а веточку дай кому-то, кто очень забывчив стал, поможет. Итэр робко берёт хрупкие на вид цветы и, опомнившись, благодарно кланяется. —Спасибо, неизвестный господин!... —Что еще хочешь сказать? — склонив ковкастую улыбку на другой бок, словно разминая оичетливо скрипящую позвонками шею спрашивает существо, виля замешательство мальчика. —Жаль цветы мять, можете показать выход поудобнее, где не надо карабкаться, пожалуйста. — скомкано просит Итэр. —Наглый смертный! — разносится по пещере, впрочем, ощутимо беззлобно, хотя бы из-за манеры речи ёкая — Тенгу не забудь забрать, скоро рассвет, поверни в правую сторону от места, откуда вышли. —Благодарю, господин! — широко улыбается в ответ мальчик, глубоко кивая и убегая обратно к сестре. Бережно завернув цветы в теплое шерстяное верхнее кимоно, на нём всё равно их слоя три, он обернулся на до сих пор неподвижную Сару. Не выдержав, Итэр подошёл резко потянул на себя сестру, потом второй раз, недовольный результатом, точнее его отсутствием, он просто резко толкнул её в сторону. Это помогло, потому что вскрикнувшая Сара, словно очнувшись, замахала руками, но от падения в мягкую траву, это её не спасло. —Вставай и пошли, скоро рассвет и нас искать начнут и отец вспылет нам самый первый! —В смысле уже, мы тут!... — возмущается девочка, но быстро замечает, что трава под ней уже давно примята — Архонты, нам же ещё наверх лезть! —Там проход есть, сказали, что короткий. —Кто сказал? — строго спрашивает сестра, уперев руки в бока. —Кто-то из ёкаев, высокий такой, бледный, до потолка достаёт, ещё может появится прямо у тебя за спиной. — вспоминая отсутствие существа в пещере, когда он только вошёл, рассказывает Итэр. —По описанию схож с хранителем местным... — задумалась сестра, подхватывая накидку, свою Итэр уже успел одеть, бережно спрятав свёрток с цветами внутри, со стороны казалось, что он просто неправильно расправил её, не тратя время на такую мелочь, как приведение младшего в более приличный вид, когда они так опаздывают, Сара спросила — Куда?... Итэр тихо улыбнулся, вспоминая как они вдвоём буквально ввалились домой едва успев до прихода Хинаты и других. Он тогда наспех придумал отмазку столь раннему подъёму и явно недавно снятой одежде раннюю тренировку, оказавшуюся весьма действенной, отец даже похвалил их за желание самим совершенствоваться под испепеляющий взгляд Камадзи со стороны, как всегда, незамеченный... И всё же, задумался Итэр, отец не глупый, совсем, да, он рано стал главой, лет в двадцать—двадцать пять, он точно не помнил, хоть это и не тот возраст, когда клан перешёл на год в руки молодого Камисато Аято, но у коана Кудзе всегда находились недоброжелатели, готовые вонзить зубы в их семью даже при малейшей слабости, а учитывая гибель предыдущего главы и его супруги, вряд ли отца было кому наставить. Однако клан процветает до сих пор, никто и слова не смеет сказать против принятия в главную ветвь двух детей неизвестного происхождения, отчасти это его и Сары заслуга, они всеми силами стремились доказать свою пользу клану, доказать, что решение отца не было ошибкой, так как рано поняли, что бы они не натворили — удар прежде всего придётся по тому человеку, что стал для них семьёй. Однако требовалось много усилий, кропотливого труда, чтобы оградить детей от слишком явного презрения окружающих к неродной крови клана, и отец явно проделал весь этот тяжёлый путь. Да и к своим детям он прислушивался, замечал сильные раны, обрабатывая их самостоятельно или отправляя к лекарю, слушал их рассуждения, поправляя где надо в силу своего опыта и давая совет, и дала несмотря на вечно занятое положение, видел, когда его дети расстроены и старался хотя бы выслушать во время написания очередного указа, дать ёмкий совет... Невольно вырвавшаяся улыбка заставила Итэра вспомнить случай, когда отец научил их, порой лучший выход — просто врезать! Да, именно так он сказал сделать Саре, когда узнал про слишком наглых выскочках среди своих же солдат, вместе с которыми тренировались Итэр с сестрой, если его они не трогали просто потому что он только вошёл в семью и проверялся врачами, то на девушку-ёкая, уж сильно смахивающую на парня, все ощетинились, в самых безобидных ситуациях, просто отказываясь тренироваться вместе, что быстро пресекалось командованием, так как тренировки должны проходить по расписанию, хотя осадок оставался, до попыток напасть исподтишка. Отец мог бы пресечь это авторитетом главы, но за короткий срок увидел за приёмной дочерью нетерпимость к чужой помощи, да, ей было трудно, но боль принесла бы помощь, неверие в её силы. По сути, Саре дали отмашку избивать каждого под оправданием: оскорбил её, значит оскорбил выбор главы клана, а это прямое недоверие к нему самому... Что ж, так быстро больничное крыло не пополнялось, ну кто мог предположить, что маленькая тенгу очень хорошо знает куда бить, чтобы противник выбыл из строя с одного удара... Да, со светлой печалью понимал Итэр, отец был умён, да и к его отбытию не растерял в остроте сознания и бойкости, лишь болезнь после изъятия Глаза Бога заставила его реже брать меч в руки, но и перо хорошее оружие. И он любил их, да, редко показывал это в сравнении с остальными семьями, где детей буквально осыпали любовью и подарками, но он дал им кров, имя клана, знания и навыки, без которых Итэр вряд ли смог дать отпор недовольным решением принять их с сестрой, пережить несколько лет в одном доме с братом, желающим убить их, войну между сопротивлением острова Ватацуми и Сёгуном, арену... И как отец не смог с этой любовью разглядеть ситуацию между детьми, да, на совместных приёмах пищи, редких событиях, когда они могли собраться все вместе, они старались вести себя прилично, никто не хотел разочаровать единственного родителя, но как можно было не заметить затравленные взгляды, неприкрытую ненависть, вечные обмены колкостями быз правил? Как? Как!? Итэр сжал кулаки, невольно натягивая накидку сильнее на плечи, словно тот старый, колючий мороз змеёй вновь струится под одеждой, обжигая кожу, словно разодрать её тщетно пытаясь гладкой, хладной чешуёй. Возможный ответ заставлял ёжится, отрицать, побуждал уши закрыть и спрятаться. А может быть отец спускал все ужасы старшему сыну из любви к покойной жене?... Он ведь так грустил, когда её хоронили, может из-за чувства вины предпочел не замечать происходящий кошмар. Итеру было почти физически больно даже представлять, что отец не любил их, казалось невозможным предположить, что самый родной, кроме сестры, самый любимый человек не отвечает взаимностью, хотя бы не настолько, чтобы вмешаться... Внезапная мысль казалась ясным небом в Иназуме после гневливого, злого шторма, словно солнца лучи милосердные оросили землю холодную, крови испившую, пробуждая всё живое, что прячется от гнева Архонта. Тот ёкай, как назвала его Сара, хранитель, дал веточку глицинии и сказал подарить человеку, который в их доме страдает забывчивостью, Итэр отдал её отцу, лишо сейчас осознав, что после того случая, тот стал внимательнее к ним, изредка спрашивал о бледности на лице, возникшей после незамеченной отравы, интересовался затравленным видом, вдруг их кто-то избивает среди солдат. Да, после вопроса он часто отвлекался на что-то другое, как говорили старые солдаты, видавшие его молодым и горячным, это черта неотъемлема от него, будь то молодой, то взрослый. Но он начал их задавать спустя всего день, когда Хината, рассказывала о восторженных служанках, что поставили ветвь в воду, ни на что не надеясь, а на утро она расцвела, словно и не отрывали! Её высадили в саду поместья, где к отъезду юноши она уже превратилась в небольшое, но чудесное древо, из ветвей которого наёмные садовники создали некрупную, но потрясающую аллею, где то они с семьей прогуливались, то слуги и стражи, благодарившие хозяев в полный голос, за возможность пройтись по такой красоте. Может ли быть что глициния как-то повлияла на отца? Итэр теперь уверен, да, только вспомнить бы, как она действует и от чего оберегает... Парень нервно нахмурился, ну вот почему он не слушал сестру, когда она рассказывала о ёкаях!? Нет, он слушал, но почему не часть про глицинию, она точно что-то важное про неё говорила! —Господин Гюрен, — позвал мужчину, смотряшего на скалы флегматично, без искры единой заинтересованности во взоре ясном светло-сером, укрытом, припорощенном звезд золотом неярким, тусклым, потерявшим цвет от скуки вроде — могу ли я заглянуть в библиотеку, читальный зал... Что-то навроде того? —Зачем? —Хочу изучить то искусство, с помощью которого вы меня излечили. —Как хочешь... Итэра привели крохотные каменные помощники, у которых словно взор светится ярче стал, казалось, еще немного и от них начнут отлетать искорки, возможно, от желания угодить гостю, в низкие каменные залы, что многие годы задолго до его рождения поддерживали тщательно обтесанные своды и колонны. Сами книги, свитки, таблички глиняные, деревянные, каменные, стальные и Архонты знают какие ещё умещались в причудливых своим механизмом полках. Вот смотришь, просто полки каменные, да, глубокие, даже с излишком, но простые, лишь какие-то ручки продолговатые выпирают, потянешь за них и тут раскроется под песню старую, под музыку скрипучую целая обитель знаний, словно взяли, да шкафы уложили друг на друга, выдвижными сделав. К сожалению Итэра, он с трудом мог понять написанное на старой, полутстлевшей бумаге, практическисостояли из непонятных ему терминов, а от обилия сносок и указаний к неизвестно где находящимся книгам других автором у него рябило в глазах. Да, разочаровано протянул про себя Итэр, казалось, что и эти мысли разойдутся по давно опустевшим коридорам, что рады хоть эти слова услышать в своих стенах древних, это не Инадзумские записи, где всё записывалось в отдельных трактатах, зачастую хранимых в одном месте, и существовали предназначенные для перевода сборники, обновляемые в новом экземпляре примерно каждое десятилетие. Однако где здесь искать пояснения к терминам, есть ли вообще такая книга или подобные знания передаются от мастера к ученику, ответов не находилось. По крайней мере не в этой книге, закрывая талмуд, так и не начатый, решил Итэр, отправляясь на поиски Ван Гюрена... Неспешно здесь мелькают дни, бесшумно, как в коридорах тишина, несется время пред глазами. Прошли б недели, месяцы, хоть годы но не заметил бы их бега шумный гость. Серые, унылые, как взор хозяина последнего, стан гордый скал, вершин их непокорных всё возвышался словно над душой, гниющей будто от оков не видных глазу. Итэру удалось уломать Гбрена помочь ему с книгами, у юноши сложилось четкое ощущение, что и сопротивлялся тот из скуки, как всё живое, страшась нарушить мирный свой покой. А согласился он из скуки, не по словам а вздоху ощутимо, как надоела одиночества компания, ну не с камнями разговаривать, ответом шло. И как-то самого Итэра захватил этот покой, он проводил дни то на ровной площадке, безжалостно избивая каменные манекены, собранные вновь на следующий же день, как никогда наслаждаясь компанией нагретой стали, так умело лежавшей в ладонях, словно так и ждала, так и ждала моменты кожей зверя неизвестного обитая рукоять, когда, когда же вновь напьётся человеческим, живым теплом. После боя и банных процедур юноша шёл в библиотеку, захватив с собой кипу бумаг, чтобы делать свои записи, понемногу изучая искусство элементов. И, Бездна, как же он намучился с пониманием этой таблицы совместимости элементов! Только их чистого упорства он ночи напролёт заучивал её до такой степени, чтобы если его спросят в самый неудобный момент он ответил какой результат даёт, даёт ли смесь одного элемента с другим. Алхимия, таинственное искусство, Гюрен знал, как объяснить его, исходя из своего ученического опыта, поэтому Итэр старательно впитывал уценные знания, уже примечая, как их можно использовать... Впервые за долгое время он увидел совместный сон, окружающая чернота не удивляла, хотя несколько напрягало отсутствие нефритовых неспешных вихрей вокруг, но эту настороженность так некстати затмевала радость встречи. Итэр осмотрелся, ища кого-то кроме себя с затаенным восторгом, так хотелось обнять родного, любимого человека, прижаться хоть к чему-то движимому и теплому, столь отличному от эмврого пейзажа гор, в которых его словно заперли, жа, для его же блага, юноша сам понимал, сейчас он будет только мешать обучению Сяо, особенно если его всё ещё пытаются убить... Итэр шумно вздохнул, разминаясь, слегка покачиваясь на носках, как же хотелось просто побыть рядом с одним до безумия любимым Адептом, пусть ненадолго, но он успел соскучиться, интересно, подумывал юноша, а как далеко Сяо с его учителем продвинулись в своём загадочном этапе самосовершенствования? А как там Дурин? Итэр тихо усмехнулся про себя, он верил в то, что старому дракону, точнее его духу, великому Якше и огромного, но совершенно по-детски простому и упертому дракону, тоже духу, но иного происхождения найдётся о чем поговорить... Если первым двум хватит терпения. И всё же как-то слишком долго Сяо нет, задумался Итэр, потеряв счёт времени, сколько бродит здесь, он практически кожей чувствовал, до мурашек, до нервного оглялывания назад, что-то пошло не так, происходящее ощущалось неправильным, неестественным, словно в ковке меча этап закалки прошёл не так и чувствует опытный воин, держа в руках меч, неправильный. Этим словом всё пропиталось вокруг, оно сочилось словно гной из раны, отравояло душу, сознание своим существованием. Итэр решил, что терять нечего и вслух позвал сначала Адепта, потом его неотъемлемую, стол же любимую юношей часть. —Слизь, не думал, что буду так рад тебе. — Итэр ласково притянул к себе возникший на руках комочек, единственный ощущающийся естественным, поглаживая гладкий комочек — А теперь отведи меня к своему хозяину. — без результата — Я скормлю тебе много духовной энергии, хотя не думаю, что Сяо забыл тебя покормить... Хорошо, я его отчитаю... Ха, прошу, это очень важно для меня... Неизвестно на каком именно моменте просьбы, но, указывая отростком в нужную сторону, слизь словно нехотя провела Итэра куда надо, затем он понял почему... На коленях, как тогда, сидел низко склонив голову его супруг, с рук, торса, мед прядей чернильных струясь и их уголка губ которого стекало мерзкая черная субстанция, от прикосновения к которой сразу словно кровь кипела, отрицая само существование этой губительной силы.