to commit bigger (and badder) crimes

Луч прожектора падает на него сверху вниз. Дрим — это его имя. Единственный ребенок, связанный кровными узами, генерального директора Хантсмен Инкорпорейтед. Все знали его имя, его лицо, его слова, но Дрим не знал никого из них. Единственное, что он знал, — это своего отца и грубые, мозолистые руки, которые время от времени тянулись, чтобы грубо схватить его за запястья. Свет прожектора становится все ярче. Десятки пар глаз устремлены на него, следя за каждым его движением, оценивая его, как кровожадного тигра. Одно неверное движение, и Дрим мог бы получить строгий выговор от своего отца, читающего ему нотации за его безрассудство и умышленное незнание своего имиджа. Дрим поднимает руки, чтобы защитить глаза от слепящего света. Однажды они были на пляже, он и его отец. Это была поездка, лишенная всякого веселья, в отличие от того, что говорили все остальные дети. Здесь не было ни зернистых шатких замков из песка, ни надувных радужных пластиковых пляжных мячей, ни разноцветных поплавков для рук, и Дрим, конечно же, также не касался воды. Они стояли там, плечом к плечу, с большим промежутком между ними, когда дети примерно того же возраста, что и Дрим, кричали, шумели и подбадривали, когда они носились по песку, поднимая босыми ногами крошечные песчаные бури. Дрим только наблюдал, опустив плечи. В конце концов отец все-таки отвел его на песок. Они осторожно приблизились к воде, ворчание сорвалось с губ отца, когда он наклонился, чтобы провести пальцем линию на песке. Дрим только наблюдал, разгораясь любопытством, но не произносил ни единого слова, возможно, из страха, или предвкушения, или и того, и другого. — Хорошо, — пробормотал его отец, указывая на песок с одной стороны нарисованной им линии. И прежде чем начался прилив, его палец переместился на другую сторону линии. — Плохо. Свист, кричали волны, когда они мчались навстречу Дриму и останавливались, просто стесняясь их кожаных ботинок. Они жадно проглотили линию, как будто это подношение бога, прежде чем уйти, полностью удовлетворенные, и вернуть песок таким, каким он был раньше: нетронутым и пустым. — А теперь расскажи мне, Дрим, — выдохнул его отец, не глядя на него, а вместо этого уставившись вдаль, на океан, на рай далеко-далеко. — Ты помнишь, где проходит грань между хорошо и плохо? Дрим моргнул один раз, и звуки веселья других детей растворились в пыли. Он наклонился и провел линию на песке, медленно и неуверенно. — Ты думаешь, что прав? Дрим качает головой, неуверенность возрастает в десять раз. Как он мог запомнить, где находится точная линия? — Ты не должен знать, — пробормотал его отец, поднимая одну руку и грубо кладя ее на голову Дрима, щекоча его сердце. Щеки Дрима покраснели от прикосновения, от внезапного тепла, которое расцветает глубоко в его груди. Ненасытная жажда тепла, которая пробиралась по всему его телу, медленно рассеивалась, обжигая от прикосновения. Этого единственного прикосновения могло хватить ему на месяцы, даже на годы. И ему больше никогда не придется молча тосковать по любви. — Хорошее может быть плохим, а плохое может быть хорошим. У каждого есть свои причины, — сказал его отец, не убирая руки. — Помни это, Дрим. Никто никогда не бывает ни прав, ни неправ. Мы все серые. Волны вернулись, с визгом ударяясь о ноги Дрима. Дрим наблюдал, как линия, которую он нарисовал на своем песке, исчезает в небытии, и хотя он все время смотрел на нее, пенистые белые волны заслоняют его зрение, и как только они отступают, Дрим больше не уверен, где должна была быть линия. Это был жизненный урок, нечто обычное в жизни Дрима. Свет прожектора тускнеет, когда Дрим опускает руки. Только один вопрос вертится у него в голове. Была ли у тебя причина не любить меня? … «Дрим…!» Внезапный шлепок по запястью, и Дрим возвращается в реальность, его отец и пляж исчезают. Боль ударяет его, жалит и пронзает, когда Дрим морщится, потирая запястье, которое приобретает ярко-красный оттенок. — Прекрати отключаться, чувак. — Сапнап стряхивает пепел со своей сигареты в Дрима, заставляя Дрима издать звук раздражения. Джордж бросает на Дрима озабоченный взгляд, и Дрим отвечает на него идеальной, вымученной улыбкой. — Я был отвлечен красотой Джорджа. — Дрим шутит, посылая воздушный поцелуй, на который Джордж громко стонет. — Ты отвратителен. Не могу поверить, что я беспокоился за тебя. — С раздражением Джордж зажигает свою сигарету, используя зажженный кончик Сапнапа, поднимает руку и швыряет пачку в Дрима. Они стояли на балконе, просто смотрели на Пандора-Сити и усеивали зону отдыха у бассейна сгоревшими окурками. Это была просто одна из тех ночей, когда они были против всего мира, и ностальгия никогда не перестает пинать Дрима в зад. Он чувствует это, его сердце и желудок сжимаются, тоскуя по всему потерянному времени и времени, которое придет, когда Пандора-Сити сверкает под ним, желание остановить время сильнее, чем когда-либо. — О чем вы, ребята, говорили? — вежливо спрашивает Дрим, закуривая свою собственную сигарету и делая длинную затяжку, пока Сапнап открывает еще одну банку пива, предлагая ее Дриму. Это тоже напоминало университет, думает Дрим, глотая пиво и чувствуя себя точно так же, как много лет назад, наполненным энергией и ощущением мира под ногами. — Мы обсуждали выходной с детьми. — Джордж тычет своей сигаретой обратно в пентхаус. — Сапнап предложил провести день на пляже, а потом ты отключился. Так что ты думаешь? — После этого Джордж тычет Дрима в ребра, на его губах появляется дерзкая ухмылка. Ах. Неудивительно, что Дрим отключился. За всю свою жизнь он был на пляже только один раз. И они не знали. — По-моему, звучит неплохо. Нам просто нужно выбрать день, когда наши расписания не будут противоречить друг другу. — Говорит Дрим, дым клубится в его легких. Работа медленно накапливалась, и если бы Дрим не воспользовался этой возможностью сейчас, в будущем у него больше не было бы шансов. — Карл может помочь, — предлагает Сапнап, вытаскивая свой телефон, чтобы отправить упомянутому мужчине быстрое сообщение. Ледяной ночной ветер кусает каждый дюйм обнаженной кожи Дрима. Вода в бассейне мерцает, луна танцует на ее поверхности. Дрим делает еще одну длинную затяжку и медленно выдыхает, чувствуя прилив крови. Конечно, Дрим, возможно, не знает, каково это — получать привязанность, но он не собирается позволять другим трем мальчикам нести ту же тяжесть. Это бремя принадлежит ему, и только ему одному.

— — —

ХэмлокЭнди: У благоговейного Дрима есть эмоции :) Он действительно заботится о своих детях <3 Дрим: …Неужели я действительно настолько бесчувствен? Карл: Нет, нет, это не так. Дрим: Я знал, что всегда могу рассчитывать на тебя, Карл- Карл: Ты знаешь только отрицательные эмоции. Злость. Ярость. Гнев. Неудовольствие. Ненависть. Раздражение. Негодование. Сапнап: Вау, это как 4 синонима гнева. Очень впечатляюще. Карл: Это просто так, Сапнап НЕ МОЖЕТ считать. Как он окончил университет? Узнайте в следующем эпизоде- *Сапнап хлопает Карла по плечу. Карл болезненно вскрикивает* Дрим: Я ненавижу вас обоих- Джордж: Давайте не будем забывать, как Дрим иногда может превратиться в жалкую рыдающую развалину. Его негативность отражается на мне все гребаное время. Кто-нибудь, отведите этого человека на терапию. Дрим: ЧТО С ВАМИ НЕ ТАК- Каллахан: Я не специализируюсь на терапии, но я могу вскрыть его мозг и перемонтировать его мозговые цепи. Наверное, все пошло наперекосяк. Дрим: Разве вы не можете- Иллюмина: Честно говоря, я думаю, что Дрим — это прекрасно. Иногда. Не все время. Дрим: Дайте мне высказаться- *Трио Скамеек врывается в комнату. Дрим смотрит на них, и на его лице проступает ужас.* Таббо: Кто-нибудь сказал- Ранбу: ТЕРАПИЯ? Томми, поправляющий фальшивые очки на носу: Не беспокойся, я держу тебя. Предоставьте это доктору Томмиинниту! Дрим: Нет, нет, ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ! *Томми выгоняет Дрима из комнаты.* Карл: …О да, я упоминал, что Дрим иногда может быть очень драматичным? Сапнап: Слишком драматичным. Мужчине нужна помощь.