Stars are not shining, they burn

Первые мгновения существования казались пыткой. Ему было одновременно тесно и пусто, словно его разорвали на части и каждую заперли в чем-то очень маленьком. Тесно. Сжимающе. Удушающе. Пока не вспыхнуло и тут же не опало пламя. Чего бояться демону времени, раскидавшему свои копии по всему таймлайну: смерти, провала? Нет, отчуждения. Они с Ортрусом больше не пытались убить друг друга, им не нужно было с самого начала, но сейчас любые попытки взаимодействия давались с трудом. Селестиал проводил много времени с маленькой звездой, а Золрат.. не мог. Происходило что-то неправильное и уже привычные демону эмоции и шаблоны поведения казались чужими, искаженными. Слишком простыми. Он очнулся от какого-то транса разрушения, что гнал его на глупости. Это не было похоже на магию селестиалов, что выжигала таких как он. Он все еще был демоном, гепогеанцем, подземным жителем, тварью, чье несуществование кончилось благодаря негативным эмоциям, он все еще чувствовал стремление привести все к концу, то самое наслаждение, что вызывает разрушение. Как и все демоны. Но вот только теперь его воля и разум были теми, кто главенствует. И Золрату это нравилось. Тьма окутывала дремлющее сознание, не давая очнуться полностью. Не давая проснуться посреди ничего, не давая увидеть, узнать, почувствовать — ничто. Сознание не сопротивлялось, все еще ослабленное сражением с собственной тюрьмой, с собственным сосудом. Золрат считал, что временной разлом это просто шутка, название для особой аномалии, но чтобы в разломе можно было что-то строить? Как оказалось, можно было. Наверное, это должно было быть смешно — проснуться и почти сразу же потерять контроль из-за разбитых песочных часов. Он старался быть более аккуратным в действиях, но вытаскивать его из этого состояния пришлось Ортрусу. Ортрус... тот стоял на коленях и не отводил взгляд от демона. Словно взъерошенный, он неровно светился, в такт тиканью часов, в такт .. силе самого Золрата? Слишком близко, но он держал его. Как в прошлый раз, но тогда часы не были так сильно повреждены и восстановились сами. Сейчас же.. Золрат огляделся. Да, часы были целы, но в чужих руках. Небесный ремесленник с улыбкой помахал ему в приветствии. Ох. На самом деле там не было пусто, он лишь не мог воспринимать правильно даже собственное существование. Восприятие — хитрая вещь, особенно если у сознания нет тела. Особенно если сознание помнит, что у него не должно быть глаз и яростно возмущено этим. Он хочет видеть! Он хочет видеть все! Ансиэль почти гудит, рассматривая песочные часы. — Они похожи на то, что мог бы сделать я. Забавная вещица. Откуда она у тебя? Золрат от чего-то отвечает честно: — Они всегда были со мной. Они — мои сила. И душа? — Можно подумать у демонов есть души, — голос Ортруса скорее усталый, чем раздраженный и Золрат радуется этому — впервые за свое существование. Разноцветные глаза небесного ремесленника сверкают интересом. — Мне кажется, это, — взмахивает песочными часами, — будет неплохим решением проблемы со Сталкером. — С кем? Ансиэль указывает куда-то далеко за спину Золрата и тот зачем-то оборачивается. Тварь чем-то похожа на него самого. Без глаз, четыре руки. — Преследователь континуума, — интонации Ансиэля цепляющие, кажется он привык рассказывать вещи. — Мы обычно зовем его Сталкер, для краткости. Сильное существо, и как часть аномалии — неуничтожимое. — Заприте его в артефакте? — О да, — голос неожиданно превращается в полушипение и Золрат поворачивается обратно. Лицо Ансиэля откровенно хищное. Ортрус на это только щурится. — Именно это я и хочу сделать. И пустота загорается в вариантами будущего тех, кого он не знает.