***
Темный туннель все продолжался и впереди не было даже капли света: дорогу освещали только их фонари да готовые к активации клинки, от которых фонило реацу. Подавители силы были на местах, и он в окружении бойцов из специального отряда все глубже и глубже спускался в недра мукена. Главный зал с заключенным был все еще далеко, а небольшие камеры, которые они проходили последнюю сотню метров, располагались по бокам прохода. Замурованные, закрытые печатями и толстыми каменными блоками, они почти не пропускали звук, и заключенные не знали, что происходит снаружи, а снаружи не знали, что происходит с заключенными. Пару раз в сотню лет камеры проверяли, выносили иногда трупы, но в основном преступник медленно сходил внутри с ума — его подводил собственный разум. Были, конечно, и исключения, когда только разум поддерживал заключенного и таким срок продляли на еще пару сотен лет и благополучно забывали — может, все же свихнется. Главный зал уже был перед ним, и, несмотря на все изолирующие печати и материалы, их поприветствовал жизнерадостный голос: — Боже-боже, — произнес Урахара Киске, — у меня гости! Сотни лет и не прошло, — с насмешкой закончил он. — Урахара Киске. — Голос Укитаке не дрогнул, хотя больше всего на свете он хотел бы не быть здесь. — По решению Совета Сорока Шести ваш приговор пересмотрен и изменен. Данные функции обычно исполняли главы второго отряда и редко, если речь шла о чрезвычайном положении и заключенных экстра класса, — главнокомандующий. Бывший капитан двенадцатого отряда и был тем самым экстра классом, но к сожалению, Кеораку до сих пор пребывал в зале Совета. Недовольное выволочкой и претензией, старичье безжалостно грызло мозг главнокомандующему, выставляя условия и требования. — Правда? Какая неожиданность! — Его голос был насмешлив и весел, что совсем не вязалось с видом и положением пленника. — Вы будете назначены на должность капитана Двенадцатого отряда, — медленно продолжил Укитаке, — ваши передвижения будут ограничены, так же как и объем вашей реацу, а исследования будут находиться под строгим наблюдением. — Прелестно, — откликнулся Урахара. Воцарилось недолгое молчание, сопровождающие офицеры медленно и тщательно ставили новые печати и снимали старые, но внезапно впавший в раздумья ученый рассмеялся: — Неужели Маюри подвел? — Киске покачал головой, разминая шею. — Какая неожиданность. — Молчи, — тихо обронил Укитаке. — Ну зачем же так грубо? Отныне мы коллеги! Коллеги… Джуширо поджал губы. Он знал, что с историей Киске все не просто, но ученый словно намеренно делал все, чтобы казаться если не безумцем, то клоуном. — Ты специально ухудшаешь свое положение? — выдыхнул он сквозь зубы. Урахара поднялся с каменного кресла, потирая следы глифов печати на запястьях, и посмотрел на Укитаке неожиданно спокойными, серьезными глазами. — Если человеку все время говорить, что он свинья, он захрюкает, капитан Укитаке, — произнес он без веселья. — Я предоставил Совету все имеющиеся доказательства, но, если я прав, расследование деятельности Айзена так и не начали. А ведь он уже мертв. — Косвенные доказательства, Киске. — А вы все больше становитесь похожи на своего ученика, — грустно отметил тот. Поджал на мгновение губы, словно бы собираясь с силами, а затем деланно беззаботно уточнил, выходя из камеры под тяжелыми и острыми взглядами служителей охраны: — Ну, так что натворил малыш Маюри, раз Совет бьется в истерике достаточной, чтобы обо мне вспомнить? Укитаке вздохнул и посмотрел на Киске долгим изучающим взглядом. — То же, что и обычно — исследования, — наконец ответил он. — И вы его не остановили? — хмуро спросил Урахара. — Я, конечно, молчу об этике и морали, для вас я и сам монстр, но здравый ум-то у вас должен быть. — Киске покачал головой. — Удивительно, что других с постов не переселили в соседние камеры. — Они довольно, — Укитаке поморщился, — сдержаны в своих порывах. Заключенный лишь пожал плечами, продолжая следовать за стражей, пока они снова поднимались вверх по туннелю, проходя мимо безмолвных камер. — Тогда вам повезло, — Киске сделал паузу, — только вот почему это я должен разгребать ошибки Маюри? — Потому что мы несем ответственность за своих учеников, — чуть язвительно обронил Джуширо. — Ах, как тонко подмечено, — рассмеялся Урахара. Капитан тринадцатого отряда напомнил себе о терпении — вещи, почти утраченной после смерти Короля Душ. Мимихаги-сама все еще оставался живым внутри его тела, но, утратив даже призрачную связь со своей первоосновой, притих еще сильнее, чем раньше. — Идемте, — выдохнул Укитаке, разворачиваясь к выходу. Душевное спокойствие за прошедшие годы почти восстановилось, заставляя с содроганием вспоминать первые часы, дни, месяцы без этой неощутимой, но, как оказалось, все-таки существующей связи. И можно сколько угодно жалеть, удивляясь, как другие шинигами не заметили тогда откровенной неадекватности командира. Его слабость — его вина. Да. Его вина. Перед глазами, словно насмешка горькой памяти, встает воспоминание побледневшей девушки и приговор — не восстановится, утрата сил шинигами. Снижение уровня реацу до усредненной нормы по первому району Рукона. То есть плохо будет даже от скверного настроения шинигами-офицера от десятого и выше. Он так и не видел ее с того дня, как Кучики Бьякуя забрал свою сестру из бараков четвертого отряда, на руках унося драгоценную ношу в поместье клана. Ни увидеть, ни принести извинения. Довольствоваться приходится только слухами. — Я прошу вас не появляться на территории клана Кучики, — сказал ему тогда Бьякуя. — Ваша реацу нестабильна и опасна для слабых духовно. Я не хочу, чтобы вы навредили ей больше, чем уже есть. И Укитаке может только склонить голову, принимая новые условия их сосуществования. Где он лишился доверия ученика и подчиненной.IX
13 августа 2023 г. в 20:10
Пять с половиной лет. Что то за срок для шинигами? Крошечный. Но, когда она оборачивалась назад, ей иногда казалось, что прошли все пятьдесят. Если не больше.
Рассматривая свои тонкие бледные ухоженные руки, сквозь полупрозрачную кожу которых просвечивают нитями вены, Рукия вспоминает, какими они были когда-то. Когда она еще держала в них меч, когда имела право и силу зваться шинигами. На ладонях и подушечках пальцев больше нет мозолей от занпакто, и никогда не будет.
Силу шинигами, забранную маленьким мальчиком на руках Императора, невозможно восстановить, не получится исцелить. Духовной энергии еще хватает на простейшие кидо — они не часть сил шинигами, но реацу… духовной энергии у нее почти нет, слишком резко и грубо выдрали алую рейраку.
Теперь ее удел — удел принцессы клана, красивой, но слабой, олицетворение гордости клана Кучики. Ей нужно соответствовать. И Рукия учится. Учится повелевать слугами, содержать в порядке дом и сад, приносить уют, поддерживать брата после его битвы с Рыцарем по имени Эс Нодт.
Получается не всегда. Складывать традиционные для высшей аристократии оригами и писать стихи со смыслом выходит пока не очень ловко, а танцевать с веером в праздничном кимоно и того сложнее, но брат поддерживает. Учит. Защищает. И много говорит.
Их отношения изменились после войны. Стали теплее и ближе, настолько, что иногда она малодушно думает, что ее потерянная сила — это достойная цена за… все.
Он рассказал ей о Хисане. О своей жене, которая всю жизнь искала младшую сестру, но так и не нашла. Грустная вышла сказка. Печальная. Рукия не винит его.
Брат, когда восстановился достаточно, чтобы ходить, навестил капитана Укитаке и, по слухам, устроил почти скандал. Вежливый. Но на грани приличий. Она не знает, чем все закончилось — не видела капитана с тех пор. Ему запрещено появляться на территории поместья Кучики, а ей… ей лучше не выходить за его пределы, ведь сколько ни старайся, а зашатать ее может даже от кого-то уровня пятого офицера, что уж говорить о лейтенантах и тем более капитанах. Даже брату приходится контролировать себя в ее присутствии.
Она знает, что у шинигами с квинси перемирие. Совет Сорока Шести вел с ними переговоры и принял все их требования, ведь новым Королем Душ, отвечающим за их равновесие, является — ха-ха — Император квинси. Сын прошлого Короля…
Что из этого потрясает больше, Рукия не уверена. И не думает, что хочет знать. Слишком больно и страшно делается.
Рыжий мальчик с мячиком темари до сих пор видится ей во снах.
— Сестренка, зачем ты обманула? — спрашивает он, смотря грустными глазами и хмуря тонкие брови.
Интересно, каким он вырастет?
Капитана Шиба Рукия тоже не видела с тех пор, как они вернулись, но брат рассказывал, что тот теперь всегда молчит. Не пьет, и на том спасибо, но выглядит так, словно увидел все и сразу, ошеломленный и опустошенный; это выражение лица, будто застывшее маской, отражается даже не столько в изгибе губ или мимике, столько в глазах, постаревших ни на один десяток лет. Она так никому и не рассказала об услышанном в камере разговоре. Сначала не было сил, а после… ну, кому от этого станет легче?
Более сильный порыв ветра накрывает поместье, и Рукия вздрагивает, кутается в шали, придерживает другой рукой срезанные цветы и тихо вздыхает: все, о чем она думала и мечтала то столетие, не имеет смысла, а перед ней новая жизнь.
Она подзывает изящным жестом слугу — жестом, который много вечеров тренировала перед зеркалом, — женщина кланяется ей и спешит к срезанным цветам, тогда как сама Рукия направляется в чайную: скоро придет брат и она должна успеть заварить к его приходу чай.
Медленно и неторопливо, тщательно она приступает к чайной церемонии, придерживает рукав, переливает воду, мешает чаинки и выверяет каждый жест так, будто от этого зависит судьба мира мертвых, а потом ждет.
Брат возвращается домой уставший, кладет ей руку на плечо, укутывает ее еще раз шалью — осень холодная, и с благодарностью принимает чай.
— На собрание прибыл посол из Империи, — наконец после долго молчания говорит он, внимательно следя за ней.
Девушка бледнеет, сжимает изо всей своей теперь действительно ничтожной силы пиалу, но молчит, а брат снова тихо вздыхает:
— Все будет хорошо, — успокаивает ее он, — их претензии были вполне разумны, все будет хорошо, — повторяет он.
На деле Бьякуя не так уверен, что их будущее будет светлым; мир переменчив, и никому не хотелось бы повторения войн прошлого.
Прибывший в окружении офицеров Эс Нодт был немногословен, но одного его присутствия Бьякуе хватило и он чуть не потерял самообладание, вспоминая, как израненный Ренджи дотащил его до бараков Четвертого сквозь окружающую их битву и всполохи реацу.
Рыцарь спокойно развернул датен от Императора и зачитал им последствия их возможного восстания, напомнил о том, что Общество Душ придерживается монархии.
«Возможно, — читал Рыцарь ровным голосом послание своего правителя, — нам стоит изменить состав капитанов Готей Тринадцать, если нынешний не способен прийти к мирному соглашению».
«Мирное соглашение» — то есть исполнять свои обязанности перед живыми и мертвыми и не пытаться лезть туда, куда наивным смертным лезть не положено. Например, в суть рас. Эксперименты с пустыми или необычными душами под строжайшим запретом.
Над Маюри должен в скором времени состояться суд за все его преступления.
«Двенадцатый Исследовательский отряд еще ожидает проверка по факту деятельности, — отметил посол, передавая датен капитану первого отряда. — По ее результатам Император примет решение. Настоятельно не рекомендую что-либо укрывать и пытаться спрятать».
— Из нижних уровней Гнезда личинок собираются извлекать Урахару Киске, — говорит Бьякуя. — Возможно, удастся заставить его сотрудничать.
Конечно, они скорее всего сделают его капитаном. Урахара был недоволен и недовольство свое выражал довольно громко: в виде попытки прорваться в измерение Короля, так что после его ожидала камера. Незащищенный статусом Клана, он просто остался там. Верный подданный прошлого Короля… почему он так был предан? Знал ли об ошибках кланов и старался показать, что преданность еще существует, или же… просто холодный расчет?
— Как прошел твой день, сестра моя? — Спрашивает Бьякуя, переводя тему.
И Рукия улыбается, почти как когда-то давно. Наверное, еще до смерти Каена.
— Плодотворно, брат мой, — отвечает она, взявшись за рассказ о проведенном дне.
О том, что начата подготовка к празднованию весны и составлены сметы, что карпы в пруду сегодня необычно энергичны. О том, как ей, наконец, начала даваться сложная вышивка, и, если господину старшему брату будет не скучно вникать в глупое женское увлечение, она покажет ему результат. Бьякуя улыбается, приподнимая уголки губ.
Он знает, что Рукия убила на освоение навыка много долгих дней и ночей, потому что в особенности вышивки аристократических домов всегда входило вплетение нитей из духовной силы наравне с обычными — для красоты и прочности, для защиты. Одна из немногих техник, доступных для Рукии сейчас.
— Я обязательно посмотрю, — соглашается он, и в груди становится теплее, когда сестра искренне улыбается в ответ.
У нее прекрасная улыбка. Но ему невыносимо жаль, что для того, чтобы научиться ее ценить… просто увидеть ее, ему пришлось почти умереть, а сестре — так невосполнимо пострадать. И если за себя ему не страшно, то за сестру он никогда не простит капитана Укитаке. Каким бы отчаянным не было их положение в тот миг, Укитаке не должен был привлекать Рукию к операции. Не тогда, когда у нее не было даже нужных навыков.
Навыков. Сил. Да просто опыта. В конце концов такие операции не просто так проводятся вторым отрядом. Их этому учат. Даже чертова кошка не сразу пошла ловить преступников.
То, что случилось с Рукией — ужасно, но поступок бывшего наставника непростителен. Укитаке и сам это признал, когда отошел от шока. Первую неделю после смерти Короля душ носитель его силы едва ли помнит — настолько невменяем был.
Примечания:
*Черновики частей будут лежать на бусти.