Ваша честь

      Хелен на протяжении минут пятнадцати высматривала цель. «Надо брать». — сказал тот самый голос в голове.       Не думая ослушаться, Хелен ловко перемахнула через зубчатый забор к соседям, и медленно подкралась к миске с шашлыком. — Как будто меня и ждали, крылышки мои. — ели сдерживая смех радости победы, Хелен потерла ладони друг об дружку. — Идите-ка к мамочке. Рядом стояла ещё одна миска с сырым шашлыком. Хелен обернулась, глянула на другую миску, затем на свою, которую уже держала в руках, потом ещё раз, потом ещё и ещё, раздумывая: — Гастрит или плохое послевкусие, — вслух гадала она, — плохое послевкусие или гастрит? Трудная задачка. Ты бы что выбрал, Роб? «Я думаю... думаю... — у «друга» Хелен никогда не получалось здраво и быстро рассуждать, лишь действовать как придется, а дальше — как получится. — Сука, думай быстрее! — уже начала психовать Хелен, кажись, она вот-вот выйдет из себя и разнесет все в щепки, как грёбаный Кинг Конг. "Будешь меня оскорблять, сама начнёшь выживать. С этого момента думай сама». — Ну и в жопу тебя, хуйня некчемная. — Саттердей окончательно обозлилась, но гнев вскоре резко спал. — Я выберу... — снова призадумалась она. — гастрит! Девушка устроила миску с поджаристым мясом под мышкой и зашагала как не в чем не бывало к забору, довольствуясь своей победой.       Пир решилось устроить на чердаке сарая. Облокотившись спиной о сено, Хелен положила теплую миску себе на живот, принялась обгладывать куриные ножки, пока на них не останутся, как говорится, кожа, да кости. Хотя Хелен и кожицы не оставляла. Уныние в психиатрии пустило свои корни; Хелен не кормили ничем подобным, лишь кашей и супами, после которых через неделю-две хотелось блевать. Через миноток пять Хелен заметит, что ей давненько пора сменить одежду и нормально помыться, а то в той клинике водные процедуры делать было весьма и весьма непросто. Часто в ход пускались кулаки. За кусок мыла подростки были готовы передраться там. И, в конце концов, побеждала практически всегда Хелен. За эти два года она похорошела, заметно изменилась в талии. В комнате, где тебя запирают после обеда на весь оставшийся день висел турник, на котором Хелен ежедневно,(стараясь не пропускать), подтягивалась, увеличивая каждый раз число на 5. По ее логике девушка добавляла на 5 раз больше заходов, на 7 дней, то есть: понедельник — 5 раз; вторник — 10 раз, среда — 15 раз, и так далее. И все эти прибавления длились 7 дней, по их истечению Хелен начинала заново, то есть с 5. Саттердей довольно прикрыла глаза. Насытившись едой, отставила миску в сторону, решив доесть позже. За 2 года её желудок подстянулся так, что теперь в горло больше одного куска не лезло. Оно ей и не надо, теперь же она спортсмен как-никак, жирным придется сильно не увлекаться, если только так, по нужде. - Пока не стемнело нужно найти какого-нибудь лоха, чтоб впустил в душ, а то ж грязной ходить не каждый захочет.       Хелен уже шла по центральной улице. Она сама не понимала, зачем идёт в такую даль, да ещё и с большой вероятностью оказаться замеченной. Можно сказать, так оно и вышло. Девушке не нравилось на окраине, ей казалось, что там живут одни невежды и моральные свиньи, потому у них вода должна быть грязная. Спускаясь вниз по улице, осматривая богато обустроенные коттеджи, её приметили двое полицейских средних лет. — Смотри-ка. — указал шериф товарищу на неё пальцем. — А-ль не наша беглянка идёт? Ну точно она. Видишь, радужка глаз красноватая? Такие в городе только у Саттердей. — Ага, — подхватил тот, — да и улыбается как... Ну точно ее улыбка. Шеф, что ж делать-то будем, уйдет ведь? — Пришли, сынок, наряд сюда, а я пока прослежу за ней, а то чего доброго набедокурит ещё.