III. Охота на ведьм

*** — Вик, куда мы... —Тшш, потерпи немного. Мия знала, что разумнее было выполнить просьбу вампира, но любопытство брало верх, заставив пристальнее вглядеться в картинку за окном, а затем и в карту на навигаторе в поисках подсказок. Однако, так и не обнаружив мало-мальски ценных (и вообще каких-нибудь) зацепок, сложила руки на груди, поджав губы. — Я же сказал, потерпи. А что она сейчас делала? И какие у неё были варианты? Правда, терпеть пришлось действительно недолго. Преодолев с полмили, Виктор свернул на парковку небольшого, элегантно лаконичного здания... отеля? — Что происходит? — всё же спросила она, когда дверца со стороны пассажирского сидения галантно распахнулась. — Виктор? — Ничего особенного, мой ангел, — вампир приобнял супругу, положив ладонь ей на поясницу и направляя к парадному входу. Мимо стойки администрации они прошли не останавливаясь. Поднялись на лифте на третий этаж. Сканер кода на двери номера мгновенно разблокировал замок. Сомнений не оставалось: он снял номер заранее. — Вик? На пороге обоняние трогает тонкий аромат роз, тут же заглушённый его парфюмом, когда вампир, закрыв дверь, просто забирает её себе. — Семнадцать дней, девять часов и двенадцать минут. — Шёпот обжигает прохладой чувствительную кожу за ушком, шею, неуловимое движение – и волосы пшеничной волной рассыпаются по плечам... Он обнимает её со спины, окружая собой, томительно неторопливо освобождая от верхней одежды. — Я не готов далее множить время нашей разлуки, родная. — Плащ легко скользит с худеньких плеч, приоткрывая ему хрупкую фигурку. — Пусть даже на часы... — деликатное, холодное прикосновение, посылающее дрожь по телу, и он слышит эту дрожь, её природу – прикрыв веки, улыбается. — Минуты... — Пуговичка шёлковой блузки выскальзывает из петли, другая... — Мгновения... — Струящийся, ниспадающий шёлк в нежности своей уступает сияющей алебастровой коже, и Виктор лелеет невесомыми ласками эту нежность, хранящую её тепло, её запах, живую, сокровенную. — Сейчас. Мне необходимо сейчас. Нам обоим, Мия. Безмолвный вопрос замирает полувыдохом в груди, так и не успев сорваться, растворяется на его языке, губах, властных, требовательных, и сама она растворяется. Помнят ли её руки, как избавляли его от одежды? Помнит ли она сама, как оказалась на необъятной кровати совершенно нагой, вдруг окутанной, укрытой, окрылённой... им? Там, на другом континенте, её тело ныло, тосковало, умирало без этой правильной, необходимой тяжести, до беспомощности, почти задыхания, без сладко-болезненного давления между бёдер, покалывающего предвкушения вторжения, проникновения, распирающей изнутри прохлады, предельной наполненности. Он замедляется, почти останавливаясь, плавно, уверенно, как только он и может, позволяя ей и себе найти, вкусить момент воссоединения, смаковать каждое следующее движение в её теле. — Обо мне, — он безжалостно покидает её раз за разом, оставляя выжигающую пустоту, ноющую тоску по себе, по продолжению, он покидает, чтобы раз от раза возвращаться... — Ты думала обо мне. — О тебе, — она едва находит силы вымолвить, текучей покорностью своей вновь и вновь принимая его твёрдость, вцепляясь, царапая жёсткие рёбра, угловатые, сильные плечи – не отпуская в необходимости большего. — Каждый... — не желающими слушаться её, горящими от поцелуев губами попадая в его ритм, — вечер... каждое... мгновение... Вик! Она не ждёт кульминации, завороженная гармонией их слияния, исполненная тем, что он даёт ей, ей хочется, чтобы методичные, размеренные движения, точные, где важно, где тугим узлом скрутилась в сплетении нервных окончаний жажда, потребность быть, его... длились... длились... Но тело предаёт, и сокрушительное освобождение настигает вдруг и слишком, досадно быстро... Виктор утешает поцелуями её судорожно-обиженные всхлипы, остужая прохладными касаниями всё ещё вздрагивающее, предельно чувствительное тело. Под неустанными, ничего не требующими взамен ласками, она погружается в странно томительную негу. Она знает, что Виктор не гипнотизирует её, но тело её как будто не знает... И когда она окончательно теряется во времени и в нём... — Ляг на живот, милая. Сам приподнимает её бёдра (пластичная, звучащая в его руках), мягким, но требовательным нажимом ладоней разводит шире ноги – и входит, предельно, так что она чувствует его напряжённую пульсацию глубоко внутри. Покидает её нарочито медленно. И вонзается снова, сжимая ягодицы, именно там, где надо и как ей надо. И вновь. Движения эти остры и болезненны, но по краю боли вспыхивает то, что заставляет Мию захныкать от наслаждения, впившись зубами в подушку. И она вновь подходит опасно близко. Неожиданно вампир поднимает её за плечи, не выходя, крепко прижимая к себе, вынуждая почти опрокинуться на него, и гибкое тело послушно его воле: не разум – сейчас правит наслаждение. Одна рука вампира подбирается к груди, дразняще касаясь потемневших, заострившихся сосков, обводит, сжимает, скользяще и умело срываясь, пощипывает, пиццикато, как пальцы скрипача струны своего инструмента. Другая уходит вниз, начиная грубоватые небрежные ласки, вынуждающие её рефлекторно сжать ноги. Но вампир прикусывает порозовевшую мочку уха, перекидывая пшеничную копну волос на сторону, шепчет, щекоча дыханием открытую шейку, что-то на фламандском, и Мия различает лишь "mijn hart". И совершенно тонет в его с ног сбивающей нежности, сдаваясь наконец набирающим темп и грубую настойчивость ласкам, раскрываясь ему и на нём, отдавая себя до конца, до атома, в почти крике, агонии наслаждения, ему, обеими руками накрест обнявшему, так близко, близко, что кожей ягодиц и поясницы она ощущает судорожное сокращение мышц поджарого живота, позволившему с глубоким стоном отпустить себя следом, излившись в истомленное страстью тело, вновь отмеченное печатью его принадлежности... — Цветы, — только сейчас, прильнув к груди Виктора, слушая успокаивающий, негромкий ритм вампирского сердца, она замечает букет из прелестных кремовых пионовидных роз, — неисправимый романтик! — Мне надлежит исправиться? — серьёзно интересуется Виктор. — Ни в коем случае, — улыбается ему в ответ. — И тебе. Ты плакала сегодня, — прохладное касание к подбородку, удерживающее, не позволяющее скрыть, но она не поднимает глаз: ему по-прежнему легко увидеть её слабость. — Нет ничего постыдного в эмоциях. Я никогда не сочту их проявлением слабости: я знаю твою силу. Ты не вампир по своей природе, Мия, твой щит уязвимее. Так не позволяй рушить его изнутри. Давай выход. Там, где это безопасно. Со мной должно быть безопасно, я хочу, чтобы ты помнила об этом. — Я помню, Вик. Конечно, помню, — влажные серо-голубые глаза смотрят на него прямо и чисто, тонкие пальчики нежно проводят по лбу, убирая упавшие пряди: мрак ночи и лунное серебро. — Просто это входит в привычку. Да и, откровенно говоря, глупо получилось. Накопилось... Да, ты прав. — Скоро должны доставить обед. Или ранний ужин. Тебе следует восполнить энергию. А вечером, как раз к твоему приезду, Вивиан обещала сюрприз. Остаётся лишь надеяться, что он не будет слишком... экзотичным... — Ты не сказал ей? — Я счёл, что к твоему прилёту в аэропорт она не успеет, потому не стал отвлекать её от занятий. — Ясно. А вообще что происходит? В Европе с этим переделом земель и территорий черт те что творится. Как думаешь, Нового Света не коснётся? — Милая, я не отказываюсь вовсе от этого малоприятного разговора, но желал бы завести его несколько позже. Сегодня о чём угодно, но не о делах. — Хорошо, я согласна, — улыбнувшись она поцеловала мужа в плечо. По прикроватной тумбе коротко прогудела вибрация от снятого смартбраслета. Девушка протянула руку, открыла экран. Нахмурилась. — Виктор. — Милая? — вампир выжидающе поднял бровь. — Нет, я в смысле – Виктор написал. Несмотря на негласную договорённость, едва заметно (но не для Мии) выделившаяся складочка на лбу и вздрогнувший уголок губ вампира недвусмысленно заявили о княжеском нерасположении. — Нет, — поспешила объяснить Мия. — На этот раз я никуда не лечу. Виктор сейчас в Нью-Йорке. Желает встретиться. — Что-то произошло? — подчёркнуто нейтрально. — Надеюсь, ничего особенного. Но с другой стороны, он не стал бы беспокоить по пустякам. — Наш уговор, полагаю, в силе? — Ты о вечере без "о делах"? Угу. Хотя я уже не справляюсь. — Ты постараешься. И я постараюсь тебя отвлечь. К примеру, новостью о том, что Линн вернулся в Нью-Йорк. Девушка, кажется сначала не поняла или вообще пропустила им сказанное, увлеченная выведением таинственных рун по прохладной, гладкой коже, но потом... — Подожди... Что?! *** Основные занятия закончились, но на школьном дворе было необычайно тихо и безлюдно: погода начала мая больше напоминала сырой, промозглый ноябрь или капризный март. Даже молодая зелень, едва-едва пробудившись, ёжилась от холода и, кажется, спешила спрятаться обратно. Впрочем, случайным образом забредший сюда всё же обнаружил бы признаки жизни в виде одиноко сидящей на одной из пустующих скамеек девушки в лёгкой не по погоде, приталенной тёмно-синей курточке и форменной клетчатой плиссированной юбке. Девушка с кем-то увлечённо болтала по телефону, поочерёдно спасая от настойчивых поползновений ветра то берет насыщенного винного оттенка, то грозящую вспорхнуть и улететь юбку. Случайный наблюдатель сейчас имел прекрасную возможность как следует разглядеть её, тем более на него внимания бы не обратили, как и на всё остальное, включая покрасневший от холода кончик мило и любопытно вздёрнутого носа. Девушка непременно привлекла бы к себе взгляд и в более оживлённом месте. А если наш наблюдатель, ко всему прочему, не ортодоксальный поклонник эталонной красоты и стандартов, то и вызвала бы восхищение. На беглый взгляд, она показалась бы старше своих ровесниц. Возможно, из-за черезчур яркого макияжа? Но из макияжа была лишь помада того же глубокого оттенка, что и берет, на удивительно точно очерченных, хотя и крупноватых для её личика губах. Или всему виной прозрачные серые глаза-хамелеоны, убегающие то в ледяной голубой, то в травяную зелень, из-под густых, чёрных ресниц сияющие умным лукавством? Или непринуждённая, почти кошачья, уверенная грация, которую нечасто встретишь в столь нежном возрасте? Или контраст кожи фарфоровой немецкой куколки, оттенённой мушкой родинки на щеке, и смоли широких, надменно изогнутых бровей и тяжёлых, даже сильным ветром не спутанных волос. Или тонкая, элегантная женственность, редко отличающая её ровесниц?.. Её хотелось разглядывать, и, поддавшись этому желанию, истинный возраст девушки стало бы возможным разгадать по эмоциям, живо и непосредственно играющим на неправильно красивом лице. —... Ну и чего дальше было? — После того, как к тебе заглянули? Да ничего особенного... — Вы вообще офигеть какие умнички, что заглянули! Сейчас вообще тут с этим карантином... я скоро выть на Луну начну, как подружка Даррена. — Какого ещё Даррена? — чёрные брови озадаченно нахмурились. — Какого?! — искренне возмутилась её собеседница, блондинка с ангелоподобным личиком и нежным голосом, мастерски маскирующими далеко не ангельский нрав. — В смысле, какого? Даррена, оборотня... — Кого?! — Виви чуть не откусила себе совсем не лишнюю часть языка, но всё же не откусила, только икнула, мысленно готовясь к... — Ну оборотня из интерактива с портала "Сверхъестественного". Он же реально горяч, ммм? Выдыхаем! Это всё мамины забавы... Не забыть бы при случае... На самом деле, сама Вивиан к хобби Мии относилась с некоторым пренебрежением, но писательский талант мамы в их семье возводился в абсолют и не ставился под сомнение. — Пфф... Ты в своём репертуаре. Пока ты сохнешь по рисованным персам, здесь в кровавых битвах решаются судьбы приглашений на Пром. — Эй, ты не забыла, козочка моя, что я тут, помимо того, что сохну по персам, ещё и ногу ращу?! И уже почти, между прочим... — Ты молодец. Я удивляюсь твоей стойкости, медвежонок. Я бы не смогла... — Ну ладно, хорош подмазываться... — Я серьёзно. Но осталось недолго. Потому что скоро твоя днюшечка, и ты поразишь всех своей офигительной ногой и, как и я, имея полные основания, сможешь говорить, что тебе семнадцать и ты поехавшая... — Оп-па! — высокий шатен с невыразительными, мутно-серыми глазами и развязной ухмылочкой плюхнулся рядом, по-хозяйски развалившись и положив руку на спинку скамьи. - Наша Ван Арт, оказывается, сама в курсе? — Я перезвоню, Кора, окей? — не дожидаясь ответа, Виви смахнула экран, лицо её мгновенно утеряло всякую живость, скрывшись за маской надменного безразличия. Брезгливо сморщив носик, она пересела на край, максимально увеличив дистанцию и не глядя на незваного собеседника. — Чего тебе, Бен? — А куда подевались наши манеры? А поздороваться? — Тебя там ждут, — демонстративно проигнорировав и небрежно отмахнувшись в сторону главного входа, где застрял, поглядывая на обещающее стать любопытным зрелище, и переминался, пересмеиваясь, весь "цвет" класса. — Хм... Ага, ждут. Меня. Тебя Кристи не пригласила? Каково быть по жизни лузером, Ван Арт? Вопрос удостоился лишь насмешливо поднятой брови. — Я была занята, если ты не заметил, — Виви старательно рассматривала аккуратные ботильоны из экозамши, различая незаметные участки, требующие немедленного вмешательства по устранению мифических загрязнений. — О-о-о, занята! Охеренно ты была занята, Ван Арт. А вот я как раз напротив, оказался свободен. — Намёков ты не понимаешь явно. Чуть прозрачнее: смотри, как много свободных скамеек! — А мне здесь нормально. Проблемы? — Да как сказать... — Виви наклонилась, подняла с земли сухую веточку, провела ею по трещине в доске сиденья, доставая какую-то белесую гадость. — Бля, дрянь какая! — Согласна. Плесень. Не слишком приятное соседство, да? Но главное, ей тоже здесь нормально. — И всё же ты больная, Ван Арт... А больным и убогим бог велит помогать, да? Я прямо не знаю, чего со мной такое... Ладно, будем считать, что это разовая благотворительность. Так и быть, можешь пойти со мной, — он придвинулся ближе, убрав волосы с её плеча. — А у меня камера включена, Бен. И я расцениваю этот жест как сексуальное домогательство. Ответная кривая усмешка, открывшая до тошноты идеально отбеленные зубы с щербиной между передними резцами. — И? В полицию заявишь? — Тебе не надоело козырять папочкой, Бен? — устало вздохнула девушка. — А ты серьёзно думаешь, что над полицией – никого? Он было сжал плотную тёмно-синюю ткань, но, будто вспомнив что-то (Вивиан прекрасно поняла, что именно), убрал руку. Инстинкт самосохранения работает – не всё потеряно. — Смотри, у тебя последний шанс, — Бен поднялся, засунув руки в карманы и упираясь носком брендового лофера в бордюр. Вивиан бросила на него странный взгляд, определяющий полного идиота. — А ты можешь, ладно, не представить, это сложно, но хотя бы допустить, что мне может быть не интересно? Трясти задницей под жуткую ересь, называемую музыкой, гоготать над тупыми приколами, накидаться алкашкой и прочей дрянью, как не в себя, пока родаков нет дома, пускать слюни, а потом проснуться с чем-то вроде тебя, Блевинс, или... хотя куда хуже?.. — Да пошла ты, Ван Арт! — Бен сплюнул себе под ноги. — Я, пожалуй, посижу тут ещё немного, а ты иди, Бен, иди, тебя там ждут, — хмыкнула вслед ему девушка и, проводив его взглядом, вновь развернула экран. Компания старшеклассников, похохатывая, шумно перетекла к воротам, смешалась с прохожими и рассеялась, оставив на стоянке возле забора одинокую фигурку женщины в шёлковом платке, элегантно, с каким-то ретро шармом скрывающем волосы, и солнечных очках, несмотря на безнадёжно серое небо. Женщина показалась ей смутно знакомой (вот где-то, где-то Виви точно её уже видела), но лучше разглядеть не удалось: та вдруг отпрянула от забора и быстро прошла к автомобилю... — Центр управления полётами – майору Тому! Голос подруги прозвучал так неожиданно, что Виви вздрогнула: — Кора... Тьфу ты, маленькая... любительница древностей! — Это не древность, а классика. И вообще, кто бы говорил... Этот придурок опять тебя достаёт? — лицо подруги было обеспокоенным и хмурым. — Весеннее обострение. Хочешь поговорить о нём? — Обойдётся. Давай с того, на чём остановились... Раз ты сказала, что на твой день рождения не было ничего особенного, на моём точно оторвёмся. Зуб даю! А вот с балом... Я-то поняла, что в этом году мне никто, кроме Даррена, не светит. Сама решила, с каким Фоллом на Пром пойдёшь? Вычислив в вопросе двойное дно, Виви решила невинно поддеть Кору, давно вздыхающую по Адаму и наивно верящую, что об этом знает лишь она. — Нет, — серьёзно ответила Виви. — И не собираюсь. Кармен и Лиззи вместе идут. Боб с Троем. Так почему я должна выбирать? Пойдём втроём. Иначе – душевные страдания, парадокс выбора, чувство вины, ущемление прав в конце концов... Очевидно. — Самоубийца, — буркнула Кора. — В плане? — заинтересованно взметнулась бровь, требуя пояснений. — А то не понимаешь. Тебя добрая половина старшеклассниц, да и не только, за одного готова порвать, а так ты вообще приговор себе подпишешь. — Да ладно, Кора. Если серьёзно, я приглашения не получала. А в случае чего – поделюсь по старой дружбе. — Кем? — А кем ты хочешь? — с видом дознавателя прищурилась Виви. — А тебе пофиг, кем? — Они оба хороши, а? — Ну так да, конечно... А как же там... симпатия, чувства? — Чувства? Я чувствую, что... — Виви изобразила вдохновенно-мечтательное выражение, — они оба симпатичны, даже очень, и... классные друзья. — Виви!.. Коза. Козочка. Но, если не Фоллы, тогда кто? — Кора. Ты меня знаешь, как никто, правда? А значит, ты знаешь, что никто. Никто, кроме тебя, медвежонок. — Виви ласково улыбнулась. — Давай уже доращивай свою ногу быстрее! — Скинь стимуляторы роста, ботаник, может, подействует. О, мне, кажется, пора, — на заднем плане мелькнул белый халат. — И мне. Через десять минут танцы. Как раз переодеться. А ещё... сегодня мама прилетает, — но экран уже погас. Девушка перевела экран в режим зеркала, поправила волосы под беретом, тронула покрасневший, такой неидеальный, но доставшийся от мамы (а красота мамы в их семье возводилась в абсолют и... да, именно) курносый нос, скрыла экран, вернула на запястье съехавший браслет, подышала на озябшие пальцы, встала, поднимая со скамейки рюкзачок. И подумала о том, что сегодня, кажется, соврала подруге дважды: по поводу "ничего особенного" и потому что...