III. Охота на ведьм

США, Нью-Йорк ...Сон нехотя уступает упрямому свету, пробивающемуся сквозь сомкнутые веки. Не успев открыть глаза, но уже раздосадованно осознавая, что вновь опередила будильник, Мия раскидывает руки, чтобы потянуться... и понимает, что в постели не одна. Виктор... Ещё сонная, тёплая нежность, расцветает тихой улыбкой на её губах, стремится к нему - тронуть прохладную кожу, растаять на ней тёплыми щекочущими поцелуями... Так редко, по пальцам рук пересчитать, сколько раз они встречали утро вместе... И сегодня... Но что-то не так. Даже не понимая, Мия ощущает почти сразу. Он не держит её в объятиях, чутко сторожа пробуждение, даже не оборачивается, как будто не слыша её, словно в глубоком сне, продолжая оставаться неподвижным. — Вик, — шёпотом зовёт она, затем громче. — Доброе утро, милый! Ничего. И даже хуже. Неподвижность тела, лежащего рядом, неправильная, абсолютная... (Гадкое что-то поднимается к самой гортани, стесняя дыхание.) Неживая. И становится до дурноты тоскливо, черно. Мия тянет онемевшие пальцы к его плечу, боясь увидеть и всё ещё надеясь, что... — В-вик... Сжимает не прохладное – ледяное, неподатливо каменное плечо, тянет на себя... Тело неуклюже заваливается на спину и... внезапно понимает, что она в ловушке, прикованная к матрасу чужой силой и весом... Виктор... Другой. — Что вы здесь делаете? — слушая тишину и чужое ровное дыхание, она вглядывается в непроницаемую ледяную корку ярких глаз. — Что вы делаете, Виктор?! Мия пытается вырваться, но оказывается лишь крепче прижатой к кровати, вдавленной непомерной тяжестью. Непосильной. Ни единого шанса. Ни вздоха даже стонущими под безжалостной навалившейся глыбой рёбрами. — Пустите меня! — ещё одна тщетная попытка. — Мне дышать тяжело... — слова рикошетят от перечёркнутой шрамом безразличной маски, хватка на запястьях не ослабевает, он просто держит, ничего более не предпринимая... но становится страшно. — Пустите же!.. — бессмысленно... беспомощно. — Пус... Помогите! — должен быть выход, должен... — Помогите! Кто-нибудь! Виктор!.. Вик!.. Помо... Лихорадочно ища глазами, Мия вдруг замечает его. Он стоит у стены, сложив на груди руки. — Вик! Он не двигается с места, только безотрывно смотрит на неё. И в черноте его глаз такая нежность, пронзительная печаль и безысходность... Мия не понимает. Он стоит... Он прощается с ней?.. — Вик, помоги мне... Я не могу!.. Почему? Почему ты ничего не делаешь? — Потому что, — он звучит глухо и... обречённо, — это твой выбор, Мия. Тяжело и прерывисто дыша, Мия бьётся, как бабочка в паутине, в огромном для её тела одеяле, на скользкой грани яви и сна, пока окончательно не просыпается и не понимает, что всё это время зудящим гулом где-то под кроватью вибрировал браслет. Затих. Принялся снова. Она убирает с лица спутанные, мокрые пряди, вытирает то ли пот, то ли слёзы. В комнате темно. И пусто. Шумно выдыхая под нос, девушка выпутывается из одеяла, заглядывая вниз, и тут же по зеленоватому свечению определяет местонахождение докучливого гаджета. Выудив браслет из узкой щели между тумбочкой и кроватью (должно быть, неловко задела во сне), увидев количество пропущенных (в иной ситуации она предпочла бы успокоиться, чтобы не встревожить его попусту, и только потом перезвонить), немедля отвечает: — Да, Вик, кх, я слушаю, — Мия проснулась – голос не очень. — Прости за беспокойство, милая. — Ничего... Что-то произошло? — Доктор Гудман справедливо полагает, что, если мы желаем обнаружить какие-то признаки, указывающие на причину смерти волка, нам следует поторопиться. Тело уже подвергалось вскрытию и сейчас значительно повреждено процессом разложения. Каждый час на счету. С моей стороны всё готово. Уточни у Стража пункт назначения. Полетят частным рейсом. Фултон берёт с собой оборудование и реактивы. — Поняла. Перезвоню. Запускает пальцы в волосы, отбрасывая их назад, глядит на часы: кажется, её антирекорд сна снова побит. Находит номер другого Виктора. Простуженно-сиплое "Мия?" раздаётся раньше гудков. — Виктор, я вас разбудила. Недолгое молчание, затем: — Это вопрос, констатация факта или очередное извинение? — Наверное, всё сразу. Появились обстоятельства... — Я понял. Едва ли вы стали бы звонить мне во втором ночи, если бы не обстоятельства. — Виктор... кхм, Князь нашёл тех, кто мог бы помочь с выяснением причин смерти ликантропов. Но, по их мнению, тянуть с вылетом не стоит. — Когда? — Начнём с "куда". — Осло. Тело в частной... клинике. Район... — Пока этого достаточно. Насчёт "когда" ... подозреваю, в ближайшие часы. Я уточню. — Собираюсь. *** Ван Арт не счёл её присутствие обязательным, наоборот: ей следовало выспаться. И даже когда Мия объяснила причины, по которым она не останется дома, в голосе вампира слышалось недовольство. Встретиться договорились в небольшом круглосуточном кафе недалеко от ресторана. Сонный бармен, он же официант, явно не был рад неожиданно нагрянувшим клиентам, для отвода глаз заказавшим лишь кофе и чай, но, видимо, посчитал, что выпроваживать их под различными предлогами будет более проблематично, чем обслужить и вновь уйти дремать за стойкой, не вслушиваясь в негромкую беседу. Миккельсен ещё раз для всех присутствующих (кроме Фрэнсис: француженка должна была подойти несколько позже, но Ван Арт уверил, что ввёл её в курс дела) обрисовал ситуацию, и теперь уточняли детали. — Необходимые документы и оборудование у вас с собой. В ответ на слова Князя, пожилой, приземистый доктор Гудман кивнул, переглянувшись со своим более молодым коллегой. — Могут возникнуть проблемы с доступом, — вампир взглянул на Стража. — Нет, — отрезал норвежец. — Мы летим одним рейсом? — Да, все расходы по транспортировке, размещению и проживанию своих сотрудников я беру на себя, — произнёс Ван Арт. — Не хочу оставаться в долгу... — продолжить Миккельсен не успел. — Взамен я попрошу гарантий безопасности для каждого из них, — чуть приподнял пальцы на столешницей Князь и вновь опустил. — Они будут находиться на вашей территории, и, какой бы оборот ни приняло дело, я хочу, чтобы в Нью-Йорк вернулись все. — Вопросы с родственниками погибшего улажены. Они и сами заинтересованы в объяснении причин его гибели, — сухо, ровно объяснил Миккельсен. — В свою очередь, я готов обеспечивать безопасность пребывания вашей делегации в Норвегии. — Эндрю поможет, — взяла слово Мия, пересекаясь взглядом с молодым человеком лет двадцати пяти с удлинёнными русыми волосами и строгими чертами лица (Мия сейчас особенно ясно отмечала, как исподволь в этих чертах угадывалась мимика Макса, а в волосах проглядывала рыжина: неудивительно, что Эндрю принимали за родного брата Брайана и Адама), — не только силой: у него немалый опыт в переговорах, решении конфликтных ситуаций. И Фрэнсис... Словно по заказу, дверь распахнулась, впуская внутрь стройную, высокую мулатку в ослепительно белом брючном костюме. Кажется, даже спящий бармен встрепенулся. — Главное я не пропустила: вы ещё в Нью-Йорке, — подойдя к столику, улыбнулась француженка. — Знаю всех, кроме... — Миккельсен, — представился мужчина, не поднимаясь с места. Фрэнсис выгнула бровь и, мастерски скопировав безразличную интонацию, сухо бросила: — Ривар. — Полагаю, для первоначального знакомства полученной информации достаточно. Интересующие вопросы вы сможете обсудить в самолёте, — Ван Арт встал, оставляя на столике банкноту, с лихвой покрывающую их заказ, подал руку Мие. Миккельсен, бросив сверху свою, более мелкую купюру, вышел из-за стола первым и сразу направился к выходу, едва не задев ногой чемодан Фрэнсис. Пропустив мужчин вперёд, Мия придержала подругу за локоть: — На самом деле, всё не так плохо, как кажется. — Да о чём ты? Он просто душка!.. В какой пещере ты его отыскала? — Можно сказать, что он сам меня нашёл, — вздохнула Мия, ловя себя на том, что всерьёз припоминает пещеры, замеченные ею за недолгий визит в Норвегию. — К нему просто надо привыкнуть. Мой тебе совет: не спорь с Виктором, если у тебя нет зубодробительных аргументов. — В смысле, с Виктором... Я вообще-то про... — Миккельсен тоже Виктор. — Хм... Не повезло Князю с тёзкой... Я найду зубодробительные, за мной не заржавеет. — Не сомневаюсь. Отлично выглядишь, кстати. Хоть и жутко непрактично в дороге. — Точно, — мулатка задорно улыбнулась, - сдаю позиции. Было время, когда в мини по кладбищам... Ммм... — мечтательно протянула она. — Вспомнила... — Хочешь сказать, ласточка, подвернись такая возможность сейчас, ты бы ей не воспользовалась? Мия фыркнула. *** Негромкие, чтобы не быть раздражающими, трели будильника заставили порывисто вздохнуть (скорее схватить ртом воздух) и на ощупь обнаружить, что на привычном месте на тумбочке источник звука отсутствует, а затем, с трудом разлепив веки, найти его за подушкой у самого изголовья. Недовольно поморщившись, Виви потёрла нос ладошкой и, подтянувшись на руках, села по-турецки. Выковыряла из уха мешающийся наушник и поняла, что вчера она и заснула так, под медитативные восточные мотивы... Взгляд упал на чёрное пятно на спинке стула, и... Ладони обхватили вспыхнувшие щёки, а затем заглушили шипящее "ччёрт!"... Да, следом за второй уведённой курткой вспомнилась и вчерашняя неловкость, и "спасибо за дерево" (идеально, ни разу не палишься, Ван Арт!), и совершенно опрометчивое приглашение (наверняка кто-то из родителей будет, и если... они же всё поймут!), и вообще весь её проведённый в какой-то сладкой, сумбурной эйфории вечер. Из которого она помнила, что, кажется, покормила Говарда, а потом долго-долго смотрела в окно, что-то напевая, а потом вдруг, поливая удивительный голубой цветок (кому же ещё излить душу?.."Теперь посмотри на меня внимательно и скажи, что я влипла. Молчишь... А я влипла..."), поняла, что сольный танец, который она так долго вынашивала, над которым работала последние полгода, не годится ни к чёрту... И музыка тоже... не то. Вот она и озадачилась, и... заснула. И теперь... Следовало взять себя за горящие уши и, встряхнув, поднять с постели, потому что времени уже жуть вообще сколько, а она всё ещё тянет ляжки, и далеко не в танцзале. Только выйдя из комнаты, Виви сразу поняла, что разговор с отцом вновь откладывается по причине отсутствия последнего, как, впрочем, и мамы. Подобное не было чем-то из ряда вон и сегодня пришлось весьма кстати: папа точно бы обратил внимание на некоторые странности в её поведении (некоторые странности... о да, некоторые странности...). Но облегчение отчего-то не приходило, зато вместо него поспешили занять вакантное место разочарование и обида. Она ведь говорила... Ну да, так, между делом... Но ведь заранее... И ладно. И пусть. Ничего нового. Всё равно её родителей никто не ждёт увидеть: сколько лет за неё "болеют" какие-то неблизкие родственники, обычно "старшая двоюродная сестра" (и хорошо, что никому не приходило в голову проверять). И в конце концов она не маленькая девочка... И Мартин обещал. Значит, будет. Точно будет (и сладко заныло под диафрагмой). А она... Она сейчас разомнётся, приведёт себя в порядок, позавтракает, немного поработает в саду (это неизменно успокаивало), примет душ и начнёт собираться. Но где-то между растяжкой и душем в её планы вторглось сообщение от Мии:"Доброе утро, моя хорошая. Мне пришлось срочно уехать, но к 9.30 вернусь. Папа подъедет позже к школе. Не забудь про витамины!" И отправив ответное "Ок", Виви упала из поперечного шпагата на локти, подперев ладонями подбородок. Обиду, разочарование как ветром сдуло: требовалось срочно понять, как теперь разбираться с последствиями своего вчерашнего затмения... Ответ пришёл сам, пока она рыхлила выпустившие уже бутоны тюльпаны (тот самый сорт с особенной историей, именем и оттенком лепестков): сейчас день; если от отца держаться немного в стороне, он и не заподозрит ничего... А с мамой... Можно списать на волнение перед выступлением. Мартин... А она возьмёт и будет вести себя нормально. Да, просто... Словно и не было ничего. *** Всю дорогу Виви была напряжена и молчалива, но Мия понимала состояние дочери: её крайне ответственный и требовательный к себе ребёнок не мог в подобной ситуации вести себя иначе. Только они подъехали, девушка сразу убежала переодеваться. Мия решила дождаться Виктора на парковке: до начала оставалось около десяти минут, да и когда школьные мероприятия начинались вовремя? Сегодня их ждали два часа знакомства с культурой разных наций, представители которых обучались в школе... Или взглядами на культуру руководителей многочисленных творческих клубов, воплощёнными по большей части претенциозно и наивно. Но они здесь, чтобы поддержать свою дочь, порадоваться её успехам, к тому же номера танцевального клуба всегда были поставлены и исполнены довольно профессионально, а ещё (это было её маленьким секретом) особую слабость Мия питала к опусам театральной студии, неизменно вызывающим у неё вместе с некоторой смущённой неловкостью чувство тёплой ностальгии. Ждать пришлось недолго. Как заправские шпионы, обменявшись приветственными взглядами, они по одиночке прошли в школу и в зале заняли места через ряд. Недавно, когда в большое зеркало в танцзале случайно попали они втроём, Виви озвучила мысли, промелькнувшие в голове каждого из них: приметы их близкого родства не увидит разве что слепой. И объяснять это родство окружающим было бы весьма... трудоёмко. Обернувшись, Мия заметила, что рядом с Виктором расположилось целое семейство, шумное и активное. Мама то и дело поправляла хвостики малышке трёх лет, а её старший (ненамного) брат, попинывая впереди стоящее кресло, теребил в руках свёрток, подозрительно напоминающий плакат, и периодически тыкал в сестрёнку то этим самым свёртком, то просто пальцем, вызывая бурную реакцию. Отец семейства, очевидно, сознательно занял позицию невмешательства. Женщина, несколько раз одёрнув мальчика, кажется, тоже смирилась с неизбежным. Лишь порой интересовалась у близсидящих, в том числе и у Виктора, не мешают ли они. Виктор героически хранил невозмутимость и, судя по всему, отвечал с присущей ему сдержанной вежливостью. Сочувственно улыбнувшись мужу, она вновь обратилась к сцене, куда под аплодисменты собравшихся с приветственным словом поднялся директор. И началось... Одно Мия поняла сразу, игрой актёров-любителей она насладится сполна: им на откуп были отданы все связующие мизансцены. Однако это был не единственный сюрприз. Путешествие по странам начали с Франции, и когда зазвучали безыскусные, жизнерадостные наигрыши-переклички дудочек и скрипок, Мия неосознанно выпрямилась в кресле, вся превратившись в слух. Так давно это было... Словно во сне. Чужая страна, чужие люди, чужой, упрямо не желавший таковым оставаться... Киган... Танцоры, конечно, более синхронно, более отточенно, но воспроизводящие те самые движения... Это Виви, улыбаясь, легко подпрыгивает, словно заигрывая со стоящим рядом парнем, это Виви счастливо кружит в его руках, это Виви озорно увлекает за собой, это... Мия апрельским днём в залитой солнцем французской деревушке, это Мия... Она не сразу приходит в себя под громкие хлопки зала, отбивающие незатейливый ритм, подбадривающие возгласы, выкрики и того самого семейства. Незаметно смахнув влагу со щёк, она оборачивается, чтобы увидеть огромный яркий плакат с надписью "Джессика, мы тебя любим!", украшенный звёздами, сердцами и блёстками, и потеснённого им, но не поверженного Виктора, чьё внимание целиком и полностью захватил танец, вернее, одна из тех, кто этот танец творил. Да, они не могут так открыто демонстрировать свою любовь, свою поддержку, но Виви знает, она должна знать... Виви, выходящая на сцену с обязательной улыбкой, едва ли не с третьего такта, улыбается совершенно искренне, радостно устремляясь в ритм, движение, течение танца, становясь им. В своём лёгком, безмятежном кружении забывает обо всём, обо всём... Но не увидеть яркий, взрывной плакат невозможно. Да, он не для неё. Но рядом, незаметные для других и сами такие другие, для неё, всегда для неё. Важные, самые важные!.. Ведь они знают, должны знать. Но ещё... Кружа и взлетая, звонко хлопая в ладоши, она ищет глазами... ещё... Но ведь зал такой большой и можно не заметить... Ведь он обещал... И потому что обещал, он приходит. Через полуденное майское солнце, обеденные пробки, не вышедшего на работу Джека и взятую на себя его группу, через охранника, ни в какую не желающего пропускать его на входе, разгорячённый (неуместно для вампира, но не для него сейчас) и взъерошенный, Мартин врывается в присмиревший и подутомившийся к завершению действа зал и застывает у самой двери, потому что... успел. А на сцене полыхает заревом пожара фламенко, и сердце его - Ви...виан. Надменно-безжалостным взглядом из-за нервно трепещущего кружева веера обводящая зал. Вивиан. Он поднимает руку, он здесь, он обещал... И взгляд на миг задерживается на нём, другой, будто и не её вовсе, пронзительный, воспламеняющий... жаркий... и следует дальше... И взметается кровавый каскад юбки, и гибкое, живое тело, и грациозные, тонкие руки поют боль и страсть, счастье и отчаянье, поют саму жизнь, так смело, сильно, истинно, горячо, непримиримо... Вивиан... Танцоры ушли со сцены, вынесли стулья для квартета гитаристов, и Мартин, с момента своего появления здесь, кажется, так ни разу и не вздохнувший, встряхнул головой, прогоняя промельком вспыхнувшее наваждение. Словно и не было ничего. Испания, Барселона Бенту уже выучил наизусть дорогу от университета до её дома, все номера маршрутов, он издали узнавал в толпе ссутулившуюся фигурку в джинсах и футболке или грязно-зелёном худи поверх, если было прохладно. Узнавал не только потому, что она была его целью и обязанностью. Даже находясь в людской сутолоке на остановке, она странно выделялась, девчонка, с нелепо заправленными за уши непослушными волосами, потерянно прижимающая к груди совсем не подходящий ей задорный, в разноцветную полоску рюкзачок. И даже среди людей (вернее, особенно среди) она выглядела какой-то страшно одинокой. Настолько, что он несколько раз порывался подойти к ней, заговорить... и останавливал себя тем, что может спугнуть, что не велено. Бен уже сопровождал её почти в открытую: она не замечала, как и остальное, что происходило вне. Его задачу значительно облегчала бесхитростность её каждодневного маршрута: в университет и обратно (как будто у неё не было ни друзей, ни увлечений). И он прекрасно понимал, что по этой же причине она могла стать идеальной, лёгкой жертвой. Этого Бенту допустить не мог, потому что, хоть и отрицая, она была одной из них, потому что Мия доверила ему защиту Марии, потому что для него самого эта невзрачная, неприкаянная девчонка становилась чем-то глубоко личным. Словно он должен не ей, не Мие, не Ордену, а себе самому. Должен сберечь, дать то время, за которое жизнь её изменится, он верил, нет, знал. Возможно, меняется уже сейчас. Самолёт Мии прибывал ночью, и завтра они вместе убедят Марию, смогут. А сегодня вечером он убегает с петрографии, потому что учебный день Марии уже закончен. Сократив через запасной выход дорогу к соседнему корпусу, Бен увидел её сразу. Мария шла не торопясь, одна. В числе сбившихся в небольшие группки студентов он заметил её подругу Анхелес. Та старательно делала вид, что увлечена беседой. И только, когда Мария, пройдя мимо, скрылась за зданием главного корпуса, посмотрела в её сторону. "И стоило же такую спасать?" — презрительно поджав губы, подумал Бен, тут же осознавая, что тогда, перед лицом опасности подобный вопрос вообще не стоял. Перед Марией наверняка тоже. На дальнейшие философствования времени не оставалось: жизнерадостный рюкзачок Марии мелькнул уже за оградой университета. Не теряя ни секунды, Бен припустил следом. К его удивлению, девушка прошла мимо остановки, пересекла по переходу оживлённую магистраль и скрылась в одном из проулков. Бен заметно ускорился, но к тому моменту, как он достиг перехода, автомобили и прочий транспорт продолжили своё движение. — Bunda! — выругался Бен, и девочка лет пяти, стоявшая рядом потянула за рукав свою маму, а та, в свою очередь с выражением крайнего неодобрения уставилась на него. — Disculpa, — поспешил извиниться Бен, но женщина продолжала прожигать его взглядом всё время ожидания разрешающего сигнала светофора. Переход он преодолел на одном дыхании, нырнув в тот же проулок, куда, как ему показалось, направилась девушка. И теперь выругаться хотелось гораздо забористее. Здесь было довольно грязно, сумрачно и совершенно безлюдно. Обратная сторона парадного лоска центральных улиц города. Бенту потянул носом воздух в попытке сквозь явные ноты затхлости и человеческих испражнений различить её запах, не надеясь особо... Слабый, невнятный, но это был он! Почти не веря в успех своей затеи, Бен полностью положился на чутьё, которое вело его вглубь, к старому, с побитыми окнами, по-видимому, расселённому зданию. Запах здесь ощущался особенно явно, но никаких следов присутствия девушки не было. И это, мягко говоря, настораживало. Сверху послышался шорох, Бен вскинул голову, едва успев понять, что на него что-то летит. Затем его обрушило и пригвоздило к земле. И почти сразу в лицо ему едва не прилетело кирпичом, если бы не мгновенная реакция. Бенту увернулся, выставив локоть. Грозное с виду орудие на поверку оказалось довольно хлипким, раскрошившись от сильного удара. И в следующее мгновение Страж подминал под себя отчаянно царапавшуюся и вырывающуюся... Марию Викторию. — Aju... — попыталась крикнуть она, но Бен зажал ей рот рукой, всем телом наваливаясь, чтобы удержать её. — ¡Silencio! — шикнул Бен и тут же зашипел уже от боли: девушка прокусила его ладонь. Но он не отнял руку, а лишь передвинул по-другому, захватив подбородок. — Detente! No voy a hacerte daño.Incluso te dejaré ir si prometes no gritar ni huir. Она затихла, но это вполне могло быть обманным манёвром. — De hecho, tú me atacaste! , — с обидой в голосе напомнил он, отпуская руку. — ¿MÍ? - возмутилась девушка, и зелёные глаза полыхали ненавистью. — ¿Por qué demonios me sigues tres días? ¿O tal vez fuiste a este lugar paradisíaco por casualidad? ¿Pasaste por aquí? Она с силой оттолкнула парня, поднялась с земли и вытащила из запазухи нож. — Está-está, espera... — Бен, ещё стоя на коленях, выставил вперёд ладони, пытаясь её успокоить. — Realmente no iba a hacer nada malo. — ¿Le dijiste lo mismo a las chicas que desaparecieron en esta zona?, — Мария пятилась от него к стене, держа нож перед собой. — ¿De qué estás hablando? — недоумённо посмотрел на неё Бен. — ¿No ves las noticias? — недоверчиво покосилась Мария, не убирая ножа. — Rara vez. En realidad estoy aprendiendo. Y la vida es intensa. Ahora tengo que vigilarte. — ¿Quién te lo pidió? — Quítale el cuchillo, — Бенту медленно поднялся с колен. — Hablemos con calma. De todos modos, no podría ayudarte si decidiera ofenderte. Немного поколебавшись, девушка спрятала нож, но было понятно, что она готова снова вооружиться в любое мгновение. — ¿Bien, — он не сокращал расстояние, застыв на месте, ожидая реакции. — Mira, estás en serio peligro. Sé lo que te pasó. Pueden perseguirte. Estoy aquí para proteger... — ¿Cómo no lo supe de inmediato? Eres uno de esos... Me arregló... No, eres tú quien me escucha. No quiero saber sobre los Guardianes ni sobre la Orden. Soy normal, ¿de acuerdo? ¡Una estudiante normal! — Pero ya no es normal, — внимательно посмотрел на неё. — Mira, decidiste ocuparte de mí sola pensando que era un maníaco... Y toda tu vida... — ¡Pero esta es mi vida! — зло оборвала его Мария Виктория. — Y la devolveré. ¿Y tú... Si te veo de nuevo, llamaré a la policía, ¿vale? — María... — Lo dije todo. ¡Quítate! С этими словами она развернулась, подобрала отброшенный в сторону рюкзак и быстро зашагала прочь, скрываясь за углом. Бен выдохнул, вытер о джинсы кровоточащую ладонь, взъерошил волосы и с досады пнул попавший под ногу камень. Звонко брызнуло и осыпалось разбитое стекло удивлённо-испуганным возгласом. Не послышалось?.. Её?.. Он ринулся на звук... Вылетев за угол, очутился в глухом дворике. Один. Никого больше. Только её запах. Тающий в незаметно сгустившихся сумерках. Словно и не было ничего.