В душной маленькой палатке почти нет места. Вся труппа, набившаяся в нее, галдит, обсуждая сегодняшнее представление, мальчик-дрессировщик с интересом наблюдает за Бенни, который пытается застегнуть последнюю пуговицу своей рубашки, переодевшись из сценического костюма в нее; юная девушка, которую Дилюк не видел на шоу, заботливо расставляет на маленьком складном столике тарелки и стаканы; высокая темноволосая женщина с тяжёлым взглядом сидит на стуле, не принимая участия в оживленных диалогах и курит длинную сигарету, без зазрения совести пуская дым прямо в сторону всех остальных; темноволосая гимнастка со смехом обсуждает что-то с девушкой, которая расставляет посуду.
Кейя привычно усмехается, стоя у стенки с бутылкой вина. Дилюк не может объяснить себе, как так получилось, что после представления не стал сопротивляться и отнекиваться и просто пошел вслед за Альберихом, который пригласил его остаться на "празднование". Дилюк всегда игнорировал подобные "послеспектальные" сборища в своем театре, но здесь, наверное, просто из вежливости, не мог не согласиться.
— В конце-концов, господин Дилюк, я все ещё должен ужин, — заметил Кейя, когда провожал его в палатку.
Сейчас несколько напряжённый Рагнвиндр, который не особо жаловал большие скопления людей и всегда старался как можно раньше сбежать с балов, которые был обязан посещать из-за особенностей своего статуса, нервно сел на стул поодаль ото всех.
— Кейя, кто это? — наконец спросила женщина, указывая на Дилюка сигаретой.
— Сегодня это наш дорогой гость, — ответил мужчина, встретившись взглядом с Дилюком, — Да, кстати, моя оплошность, что я не познакомил всех вас между собой. Значит, я должен сделать это сейчас.
Несколько пар глаз обернулось на Рагнвиндра теперь уже со вниманием — до этого они старались не слишком показывать, что заинтересованы его присутствием.
Вообще-то, Дилюку было любопытно узнать об этих удивительно талантливых людях больше, однако при этом он не хотел, чтобы Кейя так обращал на него всеобщее внимание.
— Наш гость — молодой господин Дилюк Рагнвиндр, — представил его Кейя.
— Приветствую вас, рад был посмотреть ваше чудесное шоу, — кивнул он, когда гимнастка осторожно подошла чуть ближе к нему.
— Я Барбара, господин Дилюк, — улыбнулась она, — Желаете вина?
— Рад знакомству, Барбара, — учтиво улыбнулся Дилюк. Эта светловолосая девочка на вид была не старше пятнадцати лет. У нее был мягкий, детский румянец на щеках, голубые лучистые глаза и лёгкая улыбка на губах. Как же так вышло, что столь юная девушка попала в странствующий цирк?
— Благодарю, не нужно, — отказался он, — Если у вас есть, то можно просто сока.
Дилюк оглядел всех ещё раз: в действительности все из цирковой труппы выглядели очень молодо. Что-то неприятно кольнуло ему в сердце. Всем известно, что люди идут артистами в бродячий цирк чаще всего из-за того, что идти им больше некуда. Юные, но истерзанные и вдоволь хлебнувшие горя талантливые люди, которые могли бы стать известными и богатыми, но судьба распорядилась иначе.
Но даже с первого взгляда, сейчас, в одной маленькой палатке, такие разные, они выглядели как одна семья.
— Это Розария, — Кейя похлопал девушку, выступающую с ножами, по плечу, на что она флегматично закатила глаза.
— Приятно познакомиться.
Розария ничего ему не ответила, лишь потушила сигарету в пепельнице и коротко кивнула Дилюку.
— Это — Беннет, — он указал на мальчишку, который, наконец, закончил возиться с пуговицами.
Дилюк поздоровался и с ним.
— Это — Рейзор, — он ворошит длинные растрёпанные волосы мальчишки-дрессировщика.
Они с ним обмениваются приветствиями.
— Это — наша Эмбер, — Альберих подкладывает в тарелку темноволосой гимнастки немного вареной картошки.
Дилюк говорит ей, что рад знакомству. Барбара подаёт ему стакан сока, Кейя велит принести для гостя ещё одну тарелку.
— Не стоит, — поспешно говорит Рагнвиндр, — Я не голоден.
— Ну что Вы, — Барбара уже ставит ему тарелку, — Поешьте немного, я сейчас принесу утку!
Рейзор и Беннет издают протяжное "О-о-о" на слова об утке, и Кейя усмехается на это, когда Дилюк честно несколько удивляется такой оживленной реакции.
— Барбара, — подаёт голос Розария, — И неужели ты думаешь, что наш гость будет рад мясу так же, как ему рады мы?
В ее голосе слышится некоторый упрек, и Дилюк понимает, почему: мясо бывает на тарелках у этих ребят точно не каждый день, в отличие от выходца из обеспеченной семьи.
Он хочет сказать что-то в ответ, но Эмбер, молчавшая до этого, говорит первая.
— Роза, ну что ты! Зато я уверена, что господин Дилюк никогда не пробовал такую вкусную утку, какую готовит Барбара.
— Чем Вы занимаетесь, господин Дилюк? — тут же подключается Бенни, потянувшись, чтобы и себе положить немного картошки.
Некоторое время решая, что стоит сказать, Рагнвиндр передает ему блюдо с этой самой картошкой, наконец продвигаясь ближе к столу.
— Я играю в местном театре, — скромно отвечает он, не особо желая уточнять, что стал наследником винного производства покойного отца.
— Господин Дилюк тоже близок к искусству сцены, — Кейя наливает себе ещё вина.
— Наверное, можно сказать и так. В любом случае я уж точно не так искусен в этом, сколь искусны вы все.
— Рейзор никогда не был в театре, — признается длинноволосый мальчуган, сидящий рядом с Беннетом, — Господину Дилюку нравится там?
Тут Дилюк уже точно не знает, что должен сказать, потому что не понимает и сам, нравится ли ему. Просто, наверное, он не на своем месте там. И сейчас, смотря на всех этих чудных ребят из одной цирковой труппы, он ещё больше убеждается, что в большом городском театре среди актеров царит уж точно не такая дружественная атмосфера. Постоянные ссоры, скрытая конкуренция: он не раз слышал, как один актер обсуждает другого за его спиной, потому что они оба претендуют на одну роль. Он и сам подвергся подобному, когда получил роль Гамлета: все стали улыбаться ему, но он часто слышал обрывки разговоров о том, что этой роли он на самом деле не заслуживает. Наверное, когда ты артист цирка, который живёт сам по себе, жизнь ощущается несколько иначе, и твоя труппа действительно может стать твоей семьёй.
— Да, вполне себе, — пожимает плечами он.
Барбара заносит большой поднос с жареной уткой, и Дилюку правда нравится ее аромат. Кажется, что приготовлена она действительно замечательно.
И весь вечер Дилюк Рагнвиндр провел в таком далёком тепле и уюте, которому ему давно не хватало. Может быть он и был лишним в этом скромном праздновании, но сама возможность прикоснуться к чему-то такому, похожему на вечера на винокурне, когда слуги собирались вместе с ним и с его отцом и болтали до поздней ночи, была для него уже благословением.
***
— Вы, наверное, устали, господин Дилюк, — пьяные искорки с азартом плясали в голубом глазу.
Воздух был свеж, лёгкий прохладный ветер ворошил синие волосы. Вытянувшийся и опирающийся на телегу стройный высокий мужчина с загорелой бархатной кожей выглядел красивым в лунном свете. То было полтретьего ночи, и около пятнадцати минут назад Розария последней покинула общий шатер. Где-то там, внутри, за столом все ещё спал уставший и вымотавшийся Беннет, а все остальные разошлись по своим собственным палаткам. Весь вечер и половину ночи они разговаривали и пиршествовали, если это можно назвать пиршеством; потом Кейя внезапно запел, и все они подхватили незатейливую песенку, и даже Дилюк перестал чувствовать себя так отчуждённо.
Сейчас, уже порядком уставший и желающий спать, он, хотя в этом и стыдно признаться, совсем не хотел уходить.
Сегодня никто не спрашивал его о делах производства, никто не выражал ему соболезнования. Сегодня он почти ничего не сказал, лишь слушал других. Так, по маленьким крупицам он узнал кое-что о каждом из них.
Розарию когда-то украли кочующие разбойники, вырезавшие ее семью, когда она была ещё ребенком. Она жила с ними несколько лет и смогла сбежать от них с большим трудом. Рейзор большую часть своей жизни прожил в лесу. Наверное, поэтому волки слушались его. Беннет — круглый сирота, убежавший из приюта. Эмбер воспитывал дедушка, а несколько лет назад его не стало. Барбару оставили в монастыре, не желая прокармливать, собственные родители, и оттуда ее забрала Розария.
Несколько разных, но таких похожих друг на друга историй жизни молодых, красивых и талантливых людей, которые в столь раннем возрасте столкнулись со смертью и предательством. У каждого из них, таких блистающих на круглой цирковой сцене, выполняющих тяжёлые и сложные трюки на удивление публике, за спиной своя личная, тяжёлая трагедия.
И они собрались вместе. Теперь они — это семья друг для друга, потому что больше у них никого нет.
Только Кейя Альберих ничего не рассказал о себе.
А сейчас он стоял, небрежно оперевшись на эту деревянную телегу, и смотрел на Рагнвиндра с какой-то печальной насмешкой. Наверное эта самая печаль Дилюку додумалась сама по себе.
Просто он уже понимал, что история Кейи такая же трагичная, как история всех остальных.
— Это приятная усталость, — сказал ему он.
Возможно, в них было что-то поразительно похожее. Он был готов поклясться, что Крепус Рагнвиндр умер не своей смертью.
Разгромленный и разграбленный клан Альберих так высоко поднялся и так тяжело разбился. Почти десяток человек, целая большая, благородная семья одной ночью много лет назад была найдена мертвой.
Дилюк был слишком мал, чтобы запомнить подробности, но он знал, как часто заканчиваются истории побочных претендентов на престол.
У старого короля не было детей.
Может ли быть, что...
— Надеюсь, мы не слишком утомили тебя, — Кейя улыбнулся.
Эта улыбка показалась Рагнвиндру такой вымученной на мгновение, однако тут же эта несчастная нотка будто исчезла. Кейя выглядел таким счастливым и таким несчастным в воображении Дилюка одновременно.
Почему-то сейчас, когда пришло время прощаться, он вспомнил, как юнцы пританцовывали под нестройное общее пение, а Дилюк сидел и ел изумительно приготовленную утку.
Появившийся откуда-то явно выпивший юноша, что играл на разных инструментах на выступлении, улыбнулся и махнул Альбериху рукой.
— Я вернулся, — крикнул он издалека, — И сейчас я иду спать!
Кейя хмыкнул, помахав ему в ответ. Когда юноша скрылся в палатке, он снова посмотрел на Дилюка.
— Это Венти, — сказал он, — И он один из самых талантливых музыкантов, которых я встречал. Сегодня он решил праздновать наш успех в одиночестве, и скорее всего он был именно в твоей таверне.
— И как же он попал к вам? — спросил Дилюк.
— Я не знаю, — развел руками мужчина, — Никто не знает, что было с ним раньше, но он веселее всех и пьет больше всех.
Дилюк постоял некоторое время, не зная, может ли задать этот вопрос. Такой острый и неприятный, и он понимал, что сунется с ним не в свое дело.
Наверное, этой ночью все ощущалось иначе. Даже если Кейя разозлится и не станет говорить об этом, скорее всего это последняя их встреча. Через какое-то время бродячий цирк уедет отсюда, и все они станут для Рагнвиндра лишь воспоминанием. Стоит ли тогда так волноваться о последствиях?
Поэтому, тяжело вздохнув, он спросил:
— А как же сюда попал ты?
Кейя несколько раз моргнул, прежде чем по-обычному посмеяться. Он качнулся, коснувшись повязки на глазу.
— Эта история только для артистов цирковой труппы.
Получить такой ответ было обидно, но справедливо. Дилюк не стал бы делиться чем-то подобным с малознакомыми людьми. В таком случае нужно было просто быстрее уйти. Почему же он почувствовал такое разочарование?
— Я понял, — ответил он, — Тогда я больше не буду спрашивать об этом. Было очень приятно увидеть все это, господин Кейя Альберих. Я желаю вашему цирку исключительного успеха. Такие таланты не должны пропасть. Всего Вам хорошего.
Он уже развернулся, несколько стушевавшись. Прощания всегда выходили у него хуже всего. А это прощание было просто худшим за последнее время. Было даже жалко оставлять за спиной такие удивительные истории и такое потрясающее зрелище. Но Рагнвиндр и бродячий цирк — это два разных мира, которые не могут пересекаться между собой.
Он услышал смех за спиной, и ему подумалось, что то, вероятно, гимнаст смеётся над ним. Поэтому он не захотел оборачиваться.
— Ну что же ты, господин Дилюк Рагнвиндр, — голос звучал вкрадчиво и дразняще, — Ты же тоже можешь стать артистом нашего цирка.
Дилюк, наконец, усмехнулся тоже.
— Особенно с моими деревянными плечами.
— Подумай об этом, — он звучал просяще и действительно... честно, — Ты можешь прийти сюда до двадцатого числа, потому что двадцать первого мы уезжаем.
Дилюк все отдалялся и отдалялся, не смея слушать такие... заманчивые вещи. Нет. Он не мог.
— И с твоими деревянными плечами можно иметь дело!
Это было прощанием этого синеволосого высокого, талантливого
и несчастного
человека.
