Сохраняющий равновесие

      Дилюк открывает глаза, в немом испуге хватается за простыни, стараясь сбросить с себя остатки ночного кошмара. Его тошнит, ему ужасно жарко, липкий страх распространяется волнами по всему его телу, кажется, словно он тонет в нем. Дилюк дышит обрывисто, все стараясь успокоиться, но сон не идёт из головы, он чувствует, как тяжёлый комок сворачивается у него в груди, это комок из тревоги, боли и неуверенности.       В большой просторной кровати ему почему-то совсем неуютно, и он встаёт с нее, подходит к столу, чтобы налить воды из графина в стакан.       Он никогда бы не подумал, что может так расчувствоваться. После смерти отца все идёт не так. Кажется, что Дилюк остался один во всем мире.       На часах пять утра, это значит, что он проспал всего около часа после того, вернулся домой из шапито. Ему снились холодные мертвые руки, обхватывающие его шею. Ему снилось, что высохший, с кругами под глазами, бледный и с острыми скулами Крепус Рагнвиндр трясет его за плечи и хриплым, скрипящим голосом, каким он говорил в последние дни жизни, кричит ему о том, что за ним придут тоже.       Хмуро опираясь на стол и жадно выпивая залпом стакан воды, Дилюк наконец признается себе в одной позорной вещи: он боится за свою жизнь.       Этот страх ему совершенно не нравится, он чувствует себя слабым и брошенным, даже жалким, но он не может с ним справиться. С каждым днём он все больше и больше думает о том, что отец не мог погибнуть своей смертью. Даже врачи говорили о том, что его, вероятно, кто-то травил. Такие вещи не могут быть сказаны просто так, и наверняка эти люди знают больше.       Прочистив горло, Дилюк выглядывает из своей комнаты, по пути накидывая длинный бордовый халат. — Аделинда, — зовёт он, — Пожалуйста, принеси все газеты, которые хранил отец.       Сонная женщина встревоженно выглядывает из своей комнаты спустя минуту. Кажется, она не совсем понимает что случилось, но тем не менее беспрекословно кивает. — Да, мастер Дилюк, сейчас.       Наверное не следовало тревожить горничную в столь ранний час, но Рагнвиндру почему-то хочется, чтобы он был не единственным бодрствующим в этом доме. Ему не по себе. Он все ещё чувствует, как отец трясет его за плечи.       Женщина появляется спустя некоторое время, принеся охапку старых пыльных пожелтевших листов. — Господин Дилюк, — тихо обращается она, — Что-то случилось?       Рагнвиндр смотрит на нее долго, не в силах что-либо сказать. Наверное, его выражение лица говорит все за него. Он забирает газеты из ее рук, положив на стол. — Простите, но так нельзя, — говорит она, — Вы осунулись, я знаю, что Вы плохо спите. Я понимаю, почему, но Вам стоит отвлечься, Вам стоит лучше заботиться о себе, Вы так часто отказываетесь от приемов пищи и так поздно приходите домой, господин. Вам нужно отдыхать.       Он правда ценит ее заботу. Аделинда была с ним все его детство и заменила погибшую мать, что умерла, когда Дилюку было всего полгода. Она читала ему сказки по вечерам, она кормила его с ложечки, когда занятой отец не мог сделать этого сам. Она выслушивала мальчика, когда он беспокоился о чем-то и всегда давала ему советы, которых так не хватало. — Аделинда, — он осторожно взял ее ладонь в свою, — Есть вещи, которые я не смогу объяснить. Не потому что ты не поймёшь их, но потому что я и сам не могу найти им объяснения. Я думаю, скоро мне суждено уйти. Не знаю, как долго меня не будет. Я хочу, чтобы вы все покинули этот дом, потому что в нем опасно находиться. Я передам все дела Эльзеру, а тебя прошу помогать ему во время моего отсутствия.       Повисла пауза, и женщина, наконец, тяжело вздохнула. — Господин Дилюк, я не могу отговаривать Вас, — упавшим голосом сказала она, — Вы должны делать то, что сделает Вам лучше. Я знаю Вас с Вашего рождения, господин, и я знаю, что Вы очень умный юноша. Я бы хотела быть рядом с Вами и дальше, когда Вы вернётесь. Позвольте узнать, куда Вы хотите направиться?       Дилюк не знал, как ей сказать. Это даже звучало невообразимо. Он никогда бы не подумал, что в его жизни когда-нибудь может случиться подобное.       Он аккуратно отпустил ее руку, и ему бы хотелось, чтобы она сейчас по-матерински обняла его. Дилюк был таким потерянным и слабым, и он был уверен, что совершает большую необдуманную глупость.       Ответ так и не смог сорваться с его языка.       Не потому что ему было за него стыдно, а потому, что он точно не знал, будет ли ему там место. Когда-то отец говорил, что человек в своей жизни должен попробовать как можно больше, чтобы научиться понимать людей. — Вино помогает создавать воспоминания, а воспоминания бывают самыми разными. Ты можешь не любить вино, но знать, что нужно сделать для того, чтобы каждый смог понять его вкус. Для этого тебе нужно попробовать себя как можно в большем количестве вещей, — аловолосый мужчина закупоривал бутылку, — Никогда не стесняйся пробовать что-то новое, я всегда поддержу тебя в этом.       Во многом из-за этих слов Дилюк пошел в театр. Ему хотелось попробовать. Ему хотелось понять.       Сейчас ему захотелось попробовать иного. И он действительно не знал, правильно ли это. — Я понимаю, юный господин, — с нежностью прошептала Аделинда, осторожно приобняв его.       Дилюк наклонился к невысокой женщине, утыкаясь носом в ее плечо. Наверное, ему стало немного легче.       Ведь, в конце-концов, Рагнвиндру было всего восемнадцать. И его отец умер чуть больше месяца назад.       И он почувствовал себя увереннее, когда, отстраняясь, разворошил газеты. Хорошо, что отец хранил их.       Дилюку казалось, что он и ещё один молодой человек могут быть связаны. За его семьёй пришли намного позже, потому что Рагнвиндры не такие высокопоставленные дворяне, как семья этого человека.       Но за последние семь лет, сколько бы он не искал, не было ни одного известия о трагедии в поместье Альберих. Здесь, в стопке, хранимой отцом, были не все выпуски газет, но почему-то Дилюку казалось, что это случилось раньше, чем он начал собирать их.       Он закусил губу до боли, когда поправлял манжеты рубашки в девять утра. Письмо Эльзеру было отправлено, и он знал, что пожилой мужчина, который был другом его отца и всегда помогал ему с производством вина, не подведет его. К тому же, восемьдесят процентов заработка за время своего отсутствия Рагнвиндр поручил ему.       Расчётливый и умный, умеющий обращаться с бизнесом человек справится с ним лучше, чем неопытный Дилюк.       Небольшой чемодан был собран. В конце-концов, Дилюк Рагнвиндр занимался фехтованием все детство.

Ещё он умеет управляться с двуручным мечом.

Ещё он занимался танцами больше десяти лет.

И ещё у него есть актерский опыт.       И ещё он знает, что за ним придут тоже. Плохое предчувствие раздирало ему горло. Это путешествие было нужно ему, чтобы сохранить свою жизнь.       Может быть, из него получится воспитать циркового артиста. Кейя Альберих выглядит как тот, кто сумеет это сделать.       Дилюк не стал повязывать галстука. Вместо этого он распустил постоянно собранные в хвост рубиновые кудри. — Вы так выросли, господин Дилюк. Вы уже совсем взрослый, — Аделинда сдерживала слезы в уголках глаз, — Ваш отец бы Вами гордился. Вы так похожи на него.       И, в последний на долгое время раз обняв горничную, Дилюк покинул винокурню.       Больше всего он не любил прощаний. Поэтому он постарался максимально сократить их количество.       Не очень красиво с его стороны было покидать труппу театра без предупреждения, поэтому он оставил Джинн короткое письмо об этом. Пускай она предупредит об этом всех остальных.       Солнце делало белые полосы шатра ослепительными, и Дилюк щурился, смотря на них. Осторожно заглянув в палатку, в которой они праздновали, он не обнаруживает там никого, кроме Беннета, все ещё мирно спящего.       Осторожное прикосновение к его плечу заставляет Дилюка испуганно обернуться, и он видит перед собой улыбающееся смуглое лицо. — Я знал это, — самодовольно говорит Кейя, что заставляет гордого Рагнвиндра на секунду подумать, что он зря пришел сюда. Мужчина отстраняется, все ещё заглядывая в алые глаза, — Почему ты все же решил?       Дилюк лишь пожимает плечами сначала, не зная, хочет ли он ответить на этот вопрос. Но, наверное, с Кейей можно быть честным.       Только сейчас до Рагнвиндра доходит одна страшная вещь, о которой он даже не подумал раньше: фамилию всегда можно назвать любую. Этот человек мог представиться любым именем, которым захочется представиться, чтобы, например, втереться в доверие... Быть может, он не Альберих вовсе.       И, быть может, Дилюк был заманен сюда, чтобы с ним, как с наследником клана Рагнвиндр, было ещё легче справиться. Ведь и любопытство Кейи к нему выглядело иногда даже искусственно и непонятно. Юноша проскальзывает взглядом по плечам гимнаста, смотрит на его руки. Но ведь он действительно очень умелый эквилибрист, и его внимание к Рагнвиндру может обусловлено вправду профессиональным интересом...       Дилюк смотрит на него с подозрением, и похоже, что он чувствует это, прищуривая глаз и смотря совершенно спокойно. — Вы явно пришли не за тем, чтобы учиться ходить по канату, — предполагает он, сложив руки на груди, — Всё-таки Вам интересно что-то другое. — Да, — Дилюк, сдавшись, не хочет плести каких-то интриг и придумывать то, чего нет. Он не даст расправиться с собой слишком легко, даже если у этого человека действительно есть такой план. За ним могут прийти в любом случае и уж точно придут, если он останется дома.       Однако почему-то... Он верил этому странному юноше. Сидя вчера среди тех весёлых и несчастных ребят, он почувствовал то, что не чувствовал очень давно. Дилюк не любил ориентироваться на чувства, но тем не менее неизменно это делал. Всю свою жизнь он оказывался влекомым своими чувствами, хотя это и казалось ему глупым. Поэтому сейчас, нагло рассматривая ещё выглядящего очень сонным Альбериха в свободной рубашке и таких же свободных штанах, он почему-то очень хотел верить ему. — Хорошо, — Кейя кивает, — Это тоже неплохо. Никто из нас, мастер Дилюк, не хотел становиться бродячим циркачом! Тем не менее, это призвание каждого из нас, как уже можно было увидеть.       Голубой глаз сверкает, взъерошенные волосы небрежно переброшены через плечо и лежат на нем неаккуратно. Вспоминая, сколько эквилибрист вчера выпил, удивительно, что сейчас он так смело стоит на ногах.       Некоторое время Дилюк неловко молчит, после чего, наконец, говорит: — Я принес немного своих вещей, где я могу их оставить?       Кейя улыбается, не отводя взгляда. Он улыбается как-то насмешливо и торжествующе, и сейчас Дилюк видит на его лице почти ту же самую эмоцию, что видел тогда, когда он вышел на поклон, разве что какую-то более дерзкую и при том притупленную. — Мастер Дилюк, — он обнажает белые зубы, и Рагнвиндр не может не подумать, что улыбка у него правда красивая, — Я рад, что Вы пришли. Мне следовало бы спросить, как Вам удалось решить вопрос с бизнесом, но я не буду задавать Вам вопросов, на которые Вы не хотите отвечать.       Дилюк кивнул даже с благодарностью, которую сам от себя не ожидал. — Обычно мы останавливаемся в палатках по несколько человек, но у нас есть свободная. Правда, Вам придется следить за ней самостоятельно. Вас это устраивает?       Дилюк вздохнул, все ещё пытаясь смириться с тем, что ближайшее время проведет в нескончаемом путешествии. Почему-то это отталкивало, но вместе с тем так нравилось... Должно быть, так бывает всегда, когда решаешься на что-то, что несвойственно тебе. — Да, вполне, — отвечает он.       Кейя машет рукой, чтобы он шел за ним, и по пути оборачивается на Рагнвиндра, останавливается, и слова, которые он произносит, выражение его лица и блеск глаза Рагнвиндру суждено будет запомнить на всю жизнь. — Я помогу Вам, господин Дилюк, если Вы поможете мне.       Почему-то, юноша, немного нахмурившись, чувствует, как сердце его остановилось на пару секунд.       Взошедшее выше солнце освещает поляну, играет на верхушках шатров, а ещё на лице Кейи. Есть в этом человеке что-то отчаянно притягательное, что-то, о чем Дилюк боится и не хочет думать. Все ещё слишком незначительное, но уже нарастающее. — Вот она, — он указывает на небольшую зелёную палатку, — Мы использовали ее для того, чтобы складывать в нее реквизит, но я скажу кому-нибудь, когда они проснутся, чтобы они помогли Вам убраться. — Спасибо, — Дилюк оглядывает палатку: в углу ее набросано много одежды, ещё здесь валяются мячи, несколько шпаг, скакалки и трости, но на самом деле здесь не так много всего, — Мы, все же, можем называть друг друга на "ты".       Он давно заметил, что Кейя обращается к нему по-разному. — О, прошу, мастер Дилюк, давайте оставим так, — Кейя смеётся, — Мне нравится обращаться к тебе по-разному.       Дилюк молчаливо соглашается с ним: в общем-то в этом нет ничего, что достойно большого внимания. Однако манера общения Альбериха любопытна. — Располагайтесь, — дружелюбно просит этот человек, — Не стану мешать. — Благодарю, — кивает Дилюк, — Но не могли бы Вы, господин Кейя, остаться, чтобы помочь?

Кейя замирает на пороге и стоит так некоторое время.

— Нам нужно подружиться, или Вы не слишком этого хотите? — Дилюк проводит пальцем по пыльному столу, отчего-то он сейчас чувствует себя так самодовольно. — Ну почему же, — Кейя расставляет руки, шагая внутрь палатки, и широкие плечи его подрагивают от смеха, — Вы все сказали правильно.       И Дилюк чувствует что-то такое близкое и такое непонятное, когда Кейя подкидывает в руках и даёт Рагнвиндру тряпку, чтобы вытереть пыль. И он чувствует какой-то уют, когда Альберих, легко пританцовывая, задвигает стулья и отодвигает в угол деревянные ящики.       Уют, который он никогда не испытывал раньше. Особенный.

И такой теплый.