Под солнцем Кабула...

Кабул, 1983 год. Август. Время скоротечно, дни летят, как минуты… Как часто люди бросаются такими словами, сетуя на то, что жизнь пролетает, а они ничего не успевают с этим поделать. Занятно, но раньше Хромов был с ними согласен. Раньше. Теперь Иван отчетливо понял, что время — отнюдь не скоротечно. По крайней мере, здесь, в Афганистане. В Кабуле сутки могли быть такими долгими, что казалось, будто в них не двадцать четыре часа, а все семьдесят шесть. А порой казалось, что они бесконечны. За тот месяц, что Хромов здесь служил, он осознал, как могут тянуться минуты и какой бесконечно долгой может казаться ночь. Сегодняшняя ночь была именно такой. Хромов шел по больничному коридору в сторону ординаторской, где он надеялся ухватить хоть тридцать минут сна, но стоны, доносящиеся из одной палаты, заставили его остановиться и прислушаться. Хромов тяжело вздохнул. Он знал, чьи это были стоны. Андрей Лановой, восемнадцать лет. Молодой хирург протянул руку к дверной ручке, но тут же остановил сам себя. Проходящая мимо медсестра остановилась и вопросительно взглянула на врача. — Иван Николаевич, что-то случилось? — Нет, Мария Арнольдовна, — тут же откликнулся Иван и принужденно улыбнулся немолодой, но очень опытной медсестре. Медсестра после его ответа просто кивнула и пошла дальше по коридору, словно позабыв о молодом хирурге. Когда она вошла в одну из палат, Хромов невольно последовал примеру коллеги и все же открыл двери. Старлей тихо вошел в палату. Взгляд его бегло пробежался по спящим солдатам и задержался на одном парнишке, который в отличие от остальных, уснуть не мог. Его кровать была в самом углу, возле окна. Практически всю ночь парень, не переставая, стонал и бубнил что-то себе под нос. Его соседи по палате даже не проснулись. Одни просто были под воздействием лекарств, другие были настолько уставшие и спали так крепко, что даже звуки разрывающихся снарядов их не будили. Что уж там стоны одного молоденького рядового. Хромов подошел к нему. — Я домой хочу, — тут он услышал дрожащий, полный страха и боли голос паренька. Хромов осторожно присел на край кровати и кивнул. — Я понимаю, — сказал он, с сочувствием наблюдая за рядовым, сжимающим одеяло так, что кончики пальцев его побелели. Парень поднял красные глаза, на которых выступали слезы, и посмотрел на хирурга. — Я хочу домой…я хочу домой. Когда я поеду домой? — рядовой вцепился в руку Хромова. — Скоро, — соврал Хромов, смотря в глаза молодому солдату. Соврал, задвигая совесть в дальние уголки своего сознания. Но, что он должен был сказать этому, по сути еще, ребенку? — Скоро, Андрей. Ты сейчас отдыхай, хорошо? — Хромов выдавил из себя подобие улыбки и высвободил руку из цепкой — что удивительно, — хватки молодого парня. Когда он все же покинул палату, Иван прислонился к стене и с шумом выдохнул. Бросив взгляд на дверь, он быстрым шагом направился к сестринскому посту. — Мария Арнольдовна, уколите Ланового, пожалуйста, — медсестра подняла глаза на хирурга и уже собиралась что-то ответить, но тут её внимание на себя привлек Исаев, появившийся будто из ниоткуда. — Да, Мария Арнольдовна, уколите, чтобы не мучился, — приказал Исаев. Медсестра закрыла книгу, кивнула врачам и молча удалилась выполнять назначение. Исаев без слов махнул Хромову рукой, призывая идти за ним. Хирург молча подчинился и последовал за командиром. Так они оказались в его кабинете. Исаев указал Хромову рукой на стул. Хромов снова послушно сделал то, что требовал Андрей Викторович и выжидающе посмотрел на подполковника. Тот в свою очередь достал из полки бутылку коньяка и два граненых стакана. — Простите, товарищ подполковник, я не пью. — Похвально, — одобрительно хмыкнул Исаев, убирая один стакан обратно. Себе он все-таки налил немного коньяка и сел на свое рабочее место. — Ты же понимаешь, что это его последняя ночь, скорее всего? — Понимаю… — помедлив, ответил ему Хромов. — Он вторую ночь домой просится. Спрашивает, когда поедет. — И что ты ему сказал? — Что скоро поедет, — сдержанно, смотря коллеге в глаза, ответил Иван. Он прекрасно понимал, что обманул этого мальчика, дал ему ложную надежду, но сказать что-то другое у Хромова просто не повернулся язык. Этот мальчик умрет и они тут ничего не сделают. — То есть, соврал? — Да, соврал. Исаев с неким любопытством взглянул на их нового хирурга. Такому молодому, оптимистичному, добродушному и по-хорошему наивному юноше было трудно смириться с жестокими реалиями Афганистана и военной медицины. Но, в то же время, его рвение к работе и желание помогать людям подкупали Исаева. Этот молодой хирург ему нравился и очень напоминал одного человека… И весь этот месяц Исаев невольно изучал Хромова. Андрей Викторович вздохнул, отодвинул стакан с коньяком в сторону и сложил руки в замок. — Я бы тоже соврал, — честно признался Исаев молодому врачу и заметил вспыхнувшее как искра удивление в его глазах. — Мне тоже жаль этих мальчишек, но ты, Иван, должен понимать, что смерть — неотъемлемая часть нашей профессии. Ты должен понимать, что всем мы помочь не сможем, и ты должен быть готов к этому. — Я должен привыкнуть к смерти? — Нет. Врачу, если он привык к смерти пациентов, впору менять работу. Ты должен понять, что смерть — это часть нашей работы. Нам никуда от неё не деться и она всегда на шаг, а то и на два впереди нас. Всегда была, и всегда будет. Здесь, по крайней мере, — мрачно заметил Исаев. — Ты свою работу сделал честно. Я знаю, ты на операции поймал тампонаду, что твой старший товарищ не заметил, и нашел источник кровотечения. — Он не то чтобы… — Не надо, — поднял руку Исаев, прерывая тем самым старшего лейтенанта. — Я знаю Горюнова. Ты талантливый хирург, и отличный диагност. И позволь дать тебе совет: не пускай эмоции в работу, а то быстро сгоришь, и талант твой пропадет зазря. Хромов, который всё это время внимательно слушал начальника, согласно кивнул. Такое откровение со стороны замкнутого, немногословного и строгого Исаева его поразили. Но истина в его словах все же была. — Да, я понял, Андрей Викторович. — Иди спать. Думаю, день у нас завтра будет тяжелый. Так что, поспи. Завтра у тебя такой роскоши не будет. — Я понял, — Хромов встал со стула, кивнул на прощание Исаеву и так же молча вышел из кабинета, оставляя подполковника наедине с самим собой. Следуя совету-указанию Исаева, Хромов все же пошел в ординаторскую, где стоял вожделенный старенький диванчик. Он скинул с себя халат, повесил его на вешалку и лег на диван. Мысли о рядовом и слова Исаева все никак не выходили из головы молодого хирурга. Исаев, который выглядел замкнутым, строгим и немногословным человеком сегодня показался Хромову довольно мягким и сочувствующим. И в тоже время довольно циничным. И еще Исаев был прав. В одном так точно. Смерть — это, действительно, часть их работы и они, даже при огромнейшем своем желании, никогда не смогут обыграть её. Можно отвоевать жизнь конкретного человека, но победить смерть они не смогут никогда. Она всегда будет впереди… Следующий день, как и говорил Исаев, был трудным… В провинции рядом с Кабулом колонна попала под обстрел моджахедов*. Передвигаться по Афганистану всегда было опасно. Солдаты всегда смотрели в оба, всегда ждали опасности, но никто никогда не мог знать, откуда именно на них нападут душманы*. Как рассказал Хромову Шутов, у афганцев издавна была одна традиция — они рыли почти что по всей стране туннели. Назывались они кяризы*, и служили афганцам убежищем, отличным источником грунтовых вод и позволяли им всегда нападать неожиданно. Сегодня очередная колонна была вынуждена вступить в бой появившимся, как черти из табакерки, моджахедами. Увы, но удача снова оказалась не на стороне их ребят. Гул вертолетных лопастей, рычание мотора их родных «Уралов» и снова крики. Громкие, отрывистые выкрики офицеров, солдат, сотрудников госпиталя и самих пострадавших — всё опять смешалось. — Шестакова, в пятую. — Хромов, того берите. — Ушаков, лейтенант Ваш. — Шутов, живее. Если посмотреть со стороны, то всё движение возле госпиталя и внутри него было похоже на хаотичное движение молекул. Причем, чем ближе ко входу, тем интенсивнее было движение. Хромов то и дело мотался по этажам, коридорам, операционным и смотровым. Вместе с Горюновым они прооперировали молоденького ефрейтора, затем прооперировали лейтенанта. Но по поводу второго пациента Хромов сомневался, что тот вообще переживет эту ночь. — Лейтенанта жалко, — вдруг заговорила быстро идущая рядом с ним Шестакова. Девушка, вероятно, его мнение разделяла. — Не в то время, не в том месте. — Это да… — согласилась с Хромовым медсестра и украдкой взглянула на хирурга. — Знаете, мы все, кажется, оказались не в то время, и не в том месте. — В голосе обычно задорной и веселой девушки была слышна горечь. Хромов встретился с Елизаветой взглядами и еле заметно кивнул. Он был с ней согласен. Все они здесь были не вовремя. Вернее, их вообще не должно здесь быть. Никого. — Хромов! — они услышали знакомый голос Исаева. Мужчина быстро подошел к ним и перевел дыхание, пытаясь отдышаться. — Там привезли подполковника одного, серьезного. У него ожоги, травма брюшной полости… — Угу, кишки наружу, — мрачно хмыкнул проходящий мимо Шутов. — Шутов! — тихо рыкнул Исаев, но потом махнул рукой, мол, чего ещё ожидать от Георгия. Он продолжил. — Кровотечения активного нет, но сам понимаешь. В общем, берите его, готовьте все. Будешь мне ассистировать. Вон он. — Исаев указал рукой в сторону носилок и, не задерживаясь, пошел дальше. Хромов с Шестаковой, не теряя времени зря, побежали к очередному пациенту, за смерть которого, судя по всему, могут посносить головы. В операционной, как обычно, было жарко и даже душно. Напряженные хирурги стояли над операционным столом, сосредоточившись на пациенте. Анестезиолог с подозрением поглядывал на них, но молча продолжал выполнять свою работу. — Жёлчь. Что скажете, Иван Николаевич? — Травматический разрыв пузырного протока. — Что делаем? — Удаляем жёлчный. — Давайте, Вы делайте, — дал короткую команду Исаев. Хромов кивнул. — Зажим, — Шестакова уже держала необходимый инструмент, когда Хромов заговорил. — Спасибо. — Он давление не держите, — заговорил анестезиолог. — Ищите. — Угу… Через четыре часа кропотливой работы и максимальной сосредоточенности, они все же смогли закончить. Их пациента повезли в реанимацию, а Исаев, Хромов и Шестакова поскорее вышли из душной операционной на улицу и вдохнули относительно свежий и прохладный воздух. По сравнению с воздухом в операционной даже Кабульский воздух казался свежим и прохладным. — Ну что, — выдохнул Исаев. — Будем надеяться, что выживет. — Да… — Молодец, Хромов, — Исаев коротко улыбнулся, одобрительно хлопнул молодого хирурга по плечу и направился обратно в госпиталь. Хромов, провожая начальника взглядом, тоже улыбнулся. — Ну что, как операция? — подошедший Шутов их настроения не разделял и только нахмурился. Он достал из кармана штанов пачку сигарет. Выудив из пачки одну, Георгий покрутил её в руках, взял сигарету в рот и поджег. Шутов сделал первую затяжку. — Будем надеяться, что выживет, — повторил слова Исаева Хромов и нарвался на саркастичную ухмылку Георгия. — Конечно. Если не выживет, знаешь, что тут начнется? — Весьма цинично, Гош… — заметила Шестакова. Капитан неоднозначно усмехнулся. — Именно. Ладно, пойдем, Лиз, ты мне нужна в шестой палате. А ты не нужен, — фыркнул Шутов. — А у меня другие планы. А Вам, Лиза, сочувствую, — Хромов улыбнулся зеленоглазой девушке, и та застенчиво хихикнула, поправляя медицинскую шапочку на голове. Шутов закатил глаза и открыл двери. — Лиза. — Да, бегу, — девушка напоследок улыбнулась Хромову и юрко проскочила в двери. Когда дверь за его коллегами закрылась, Хромов подняла глаза и, прищурившись, посмотрел на солнце, которое уже заходило за горы. Да, у Ивана были другие планы и он решил воплотить их в жизнь. Забежав в их с Шутовым комнату, он схватил свой блокнот, простые карандаши и забрался на крышу трехэтажного здания. Строение крыши позволяли уединиться и остаться незамеченными, что не могло не радовать. Впервые Хромов оказался здесь неделю назад, когда, он проходил мимо лестницы, ведущей на крышу, и вспомнил, как еще мальчиком он любил убегать на крышу многоэтажного дома, где они жили с родителями и рисовать. Он срисовывал дома, машины, деревья, рисовал закаты. После армии Хромов забросил это занятие, но теперь снова вернулся к нему и своим «рабочим» местом Иван выбрал крышу их общежития. Здесь, на крыше, ему казалось, что он мог оградиться от всего происходящего, забыть, где он находится и остаться наедине с самим собой. На крыше время не тянулось, а останавливалось, как казалось молодому хирургу, и вся больничная суета проходила мимо него. Вот и сегодня Иван, желая отстраниться от всего, снова оказался здесь. Хромов сел на теплый бетон, расстегнул две пуговицы на куртке и посмотрел на закат. Иван мечтательно улыбнулся и сделал первый штрих карандашом.