Ковьелло: песнь первая

Сегодня они явно не доберутся до банка. В темноте полей, измученные и облепленные пылью и грязью, Фатуи устало брели вперёд. Они находились в самой дальней точке региона, где не было ни единой живой души, и только нежелание спать на голой земле заставляло их двигаться дальше. — Госпожа, может попросимся на постой? Я вижу дома. Перед глазами были сплошные деревья, склоны, камни, кусты. Где он там заметил что-то жилое — непонятно, но Ковьелло раздражённо вздохнула: — Мы не в Снежной. Здесь нас никто не пустит в дом, — тем не менее, она слегка наклонилась в сторону агента, чтобы попытаться высмотреть то, что видел он. — Мы можем хотя бы попытаться… — Попытаться, — повторила она. Они могли сделать всё, что угодно, но если на родной земле их впускали, потому что они были солдатами, оберегавшими страну, то здесь… — Ну попробуй. Почти двое суток без нормальной еды и сна. Ковьелло чувствовала, как с каждым редким закрытием глаз все больше кружится голова и мутится сознание. Но почему бы и правда не попытать счастье? Они наконец вышли из леса на тропинку и осторожно спустились по ней в дол. Неожиданно, здесь и правда оказалась хлипкая деревенька: пара домиков с новыми крышами, небольшой ручей, протекающий где-то рядом, откуда удобно брать воду. Этот вид придал измученным путникам сил, и они подошли к первому же дому. Раздался стук в дверь. Ковьелло подняла голову вверх, чтобы посмотреть на звёздное небо. Ни Сергей, ни она не знали, который сейчас час, но звёзды медленно блекли, а полотно становилось все светлее, укрываясь белесой предрассветной мглой. Как удивительно, что пока не было тумана на горах… Наверное, ещё слишком рано. Сергей постучал ещё раз, но никто не шел к двери. Ни единого звука не было слышно, словно никого не было дома, и Ковьелло вымученно вздохнула. Её от теплой кровати отделяли какие-то метры, и что же? — Всё, Серёж, я сейчас усну… — она села на голую ледяную землю, и уронила голову на колени. Глаза слепались. — Подождите чуть-чуть. Он тут же прошел чуть дальше, к другому дому, и постучал туда, но Ковьелло уже плохо слышала, что было дальше. В ушах было по-странному тихо, из-за недосыпа мозг соображал туго. Поэтому она подняла голову и глупо хлопнула ресницами, когда Сергей потряс её за плечо. — Давайте, госпожа, поднимайтесь, — он был без маски. Такой уродливый… Его лицо всегда ей напоминало лицо Дотторе, и после некоторых происшествий Сергей решил носить маску круглосуточно рядом с предвестницей. Но сейчас он держал ее в руках, его черные волосы стояли почти торчком из-за слепившей их грязи, и усталые глаза почти даже не были похожи на глаза отца. Впрочем, сейчас Ковьелло вряд ли бы что-то предприняла даже если бы что-то было иначе. Она послушно поднялась с земли, схватилась за протянутую руку и переплела в замок их пальцы, чувствуя себя неуверенно. Усталость словно лишала её всех возможностей и способностей, и единственной защитой внезапно стала не слишком мощная агентская сгорбленная от такой же усталости спина. Он был надёжным даже сейчас. Они вместе подошли ко входу, и она робко выглянула из-за Сергея, стараясь не выглядеть, как ощерившийся котёнок — облепленная грязью и со сверкающими мутными глазами она и правда напоминала маленькое животное, пытающееся казаться угрожающим, и лишь оттого уморительное. Женщина, старушка совсем, что-то сказала, и Сергей поклонился. Ковьелло тоже поклонилась, повторяя за ним нехотя, и лишь затем их впустили в дом. Предвестница вздохнула. Пахло теплом, деревом и выпечкой… Сергей уже разулся и пошел куда-то дальше, но она уцепилась за его руку. Наверное, впервые ей и правда было страшно оставаться одной, и она снова ощущала эту тоску, которую не ощущала эти последние три года. Может быть, потому что её сознание сейчас было покрыто дымкой, совсем ничего не соображало, а оттого не могло запечатать глупости, которые себе позволяло сердце. Ковьелло молчала, но выражение её потерянного лица не давали ошибиться, и Сергей понял это, осторожно перехватив её руку. Только в предрассветные часы можно было увидеть её такой… Настоящей. Он подождал, пока госпожа разуется, и медленно повел её вперёд, ступая за бабушкой. — Простите, у меня тут немного пыльно, — бормотала она, торопясь в этом огромном доме забраться на второй этаж по не слишком крутой лестнице. Да, действительно, это был огромный дом, в котором она жила одна, и убираться здесь было бы несколько проблематично. Она что-то ещё бубнила себе под нос, но Сергей не вслушивался. Он чувствовал, как госпожа за ним едва не падает с этой чертовой лестницы, а потому прилагал все силы к тому, чтобы покрепче встать на ступени и готовиться придержать её в случае чего. Так они потихоньку добрались до верха, где бабушка тут же повернула в комнату. — Вот, милые, комнатка. Только она совсем небольшая… Все остальные уже без кроватей давно остались, только эта стоит. Осторожнее с ней, а то проломится, — она глянула на Сергея, затем посмотрела за его плечо. Её и без того совсем незлой взгляд смягчился, когда она окинула бледное лицо Предвестницы, и вздохнула, — я принесу вам постельное бельё. — Я помогу вам, — тут же ответил Сергей. И бабушка пошла первой. Сергей завел госпожу в комнату, отыскал стул в полутьме, и подвёл девушку к нему. — Подождите немного, хорошо? Она подняла на него размыленный взгляд, посмотрела мимо его лица, и хмыкнула хрипло: — Хорошо. Сергей спустился вниз. Он быстро нашел старушку и по её указке достал из какого-то шкафа розоватую простынь, зелёный плед и подушку. Только одну. — Я могу дать вам свою подушку, — пробовала возразить бабушка, но Сергей не давал, качая головой. — Не стоит. Нам и так будет хорошо. Спокойной ночи. Он уже подошёл к лестнице, как услышал тихий смех. Сергей повернул голову. — Она очень похожа на мою внучку. Такие же замечательные зелёные глаза. И вы, молодой человек, как её муж, такой же приветливый и вежливый… Вы хотели заплатить? Не надо, просто отдохните хорошенько. — Извините, что мы потревожили вас так поздно. — Ничего страшного. Мы люди, мы должны помогать друг другу. Я вижу по глазам, что вы хорошие, и не сделаете бабушке зла, — она отвернулась, взяла лампу, с которой ходила все это время, и ушла в другую комнату. Сергей же поднялся наверх. Он быстро застелил кровать, скинул с себя грязную верхнюю одежду и посмотрел на госпожу, все так же сидящую на стуле. Кажется, она уже на нем спала. — Госпожа? — он потряс её за плечо. — Госпожа. Ковьелло на автомате поднялась, с помощью Сергея сняла шубу и штаны. Затем прошагала по комнате к кровати, и залезла под хлипкое одеяльце, вытянув ноги. Раздалось её удовлетворенное шипение. Казалось, прошел всего миг или два, и вот уже слышно было ее размеренное дыхание… Сергей наконец расслабленно примостился рядом и склонил голову. Конечно, у них была лишь одна подушка на двоих, но бывших солдат это не особо заботило. Рассвет тихо забрался в комнату. *** Сергей всегда просыпался намного раньше одиннадцатой Предвестницы. Это ведь он должен был рассортировать поступающие ей на подпись документы, он должен был следить за тем, чтобы ей было комфортно работать, и прочей ерундой, которую ему вручили на плечи вместе с огромным грузом ответственности. Он смотрел на её совсем маленькое кукольное лицо, замершее матовой маской, как будто и не дышащее даже, и скривился, когда неприятные мурашки разбежались по руке. Которая была прижата к подушке её головой. Агент цокнул языком, задержал дыхание и осторожно приподнял другой, свободной, ладонью волосы госпожи, чтобы увидеть масштаб работы. В общем-то, всё было не так уж и плохо: девушка просто лежала почти на его плече, прижимая свои холодные ручки к его уже остывшей руке. Сергей снова задержал дыхание и теперь уже приподнял её голову с такой аккуратностью, будто это была хрустальная рюмка толщиной с лист бумаги, которая хранилась в серванте его мамы. Её грязные, растрёпанные волосы, завязанные в почти полностью выбившийся пучок, кое-где зацепились за пуговицы на его рубашке, и Сергей вздохнул в отчаянии. Она будто не желала его отпускать, у неё было бледное и обескровленные лицо с огромными черными кругами под глазами, и она так держала пальцы в замке, словно замёрзла. Здесь и правда было немного прохладно, поэтому, как только Сергей распутал волосы, он натянул одеяло ей до самых ушей и сел на кровати. Он знал госпожу ещё тогда, когда она только вступила в Фатуи. Он точно помнил пару лиц из её дивизии, из её отряда, и, отчего-то, её лицо врезалось сильнее всего в память. Оно не было таким, как сейчас… Было скорее совсем девичье, с большими немного раскосыми глазами и тонкими темными губами. Он точно помнил оттенок цвета её волос, ведь тогда из интереса пытался насчитать, сколько вообще у них из агентов были с вот такими волосами. Точно помнил, что рядом с ней стоял тогда высокий парень, плечистый и тёмный, с погонялом «Медведь». Точно помнил, с какой неприязнью на неё косились старшие агенты, помнил собственную неприязнь от одного вида её лица, совсем не снеженского. И сейчас он смотрел на неё, выросшую, ставшую красавицей. И всё та же старая неприязнь снова выползла на передний план. Он заботился о госпоже, но, по правде говоря… — Доброе утро, госпожа, — едва выдохнул он, и попытался бесшумно подняться с матраса, но кости его предательски хрустнули, и он тихо зашипел. Госпожа даже не дернулась, и Сергей потянулся, слушая, как продолжают хрустеть кости его спины. Он окинул взглядом наполненную вечерним солнцем комнату и вышел в коридор, затворив дверь. Не прошло и двух минут, как он спустился вниз, где так сильно пахло теплом и свежим хлебом. Старушка хлопотала у печи, на столе уже стоял горшочек с рыбной похлебкой, рядом располагались почти полностью завёрнутым в тесто нефритовые мешочки по изменённому рецепту, а около окна была миска с порезанными овощами. Женщина как раз вытаскивала из печи новую порцию чего-то, что не было видно за её спиной, когда Сергей встал в середину кухни. — Здравствуйте, — громко произнес он, и поклонился, когда старушка развернулась. — Ещё раз, спасибо вам большое! — Да полно-полно. Иди лучше умойся. Я набрала воды, она за печью уже нагрелась. Только оставь немного для этой девочки, или сходи снова набери, — бабушка улыбнулась, и Сергей ответил ей улыбкой. Она так сильно напоминала ему маму, что он невольно проникся домашним уютом этой маленькой кухни. — Спасибо. А где тут можно помыться? — Ну, разве что за домом… или у ручья. Сходи, милый, я пока закончу готовить. И девочку потом разбуди. Она снова повернулась, в очередной раз что-то выделывая возле печи, и Сергей не стал ей мешать. Он зашёл чуть за угол этой не совсем большого камина (по сравнению со снеженскими, это правда был лишь камин) и посмотрел за него. Действительно, там было небольшой углубление, из-за чего ведро, стоявшее на кирпичах, будто погружалось в печь. Сергей подхватил ведро и вышел на улицу. Как странно, снаружи было немного теплее, чем на втором этаже… А ещё страннее было то, что больше не было ни единой души. Хотя, вокруг стояло всего домов пять или шесть, но больше не было ни детей, ни пожилых стариков. Из труб соседей не валил дым, окна будто были пусты. Сергей довольно быстро помыл голову и лицо, снял рубашку и остатками воды окатил себя, наслаждаясь приятным теплом, разлившимся по коже. Затем он подошёл к ручью, который располагался совсем рядом — прямо за небольшим огородиком, — и набрал воды. Возвращение в дом не заняло времени. Сергей поставил воду греться за печь, и неловко сел за стол, стараясь занять как можно меньше места. — Вот, как сразу ты похорошел, милый! — проворковала старушка. Она подошла к столу и подвинула ему горячую похлёбку. — кушай, кушай. Девочке уже тоже почти приготовилось. Она протянула ему палочки, затем достала грубую деревянную ложку и положила её рядом. Потом села напротив него, и взяла в руки оставшийся небольшой кусочек теста. — Кушай, кушай, милый. — Спасибо, — он неуверенно улыбнулся и потянулся к палочкам. Ложку он проигнорировал, — благослови вас Моракс. — Ты такой замечательный мальчик. Очень похож на моего зятя… Так заботишься об этой девочке, как он заботился о моей дочке. Эх, они нечасто ко мне заглядывали. Сергей положил кусочек вареной рыбы в рот и прожевал прежде, чем спросить: — Почему у вас вокруг пустые дома? — Милый, здесь некому жить. Одна я осталась, одна. Муж мой ушёл в море пятьдесят лет назад, и так и остался в море. Стал ещё одной ценной жемчужиной, которую когда-нибудь выловят другие рыбаки. Он всегда мечтал стать другоценным жемчугом… Сосед мой умер в прошлом году, вот и не осталось здесь больше жильцов. — она подперла рукой щёку и прилипила кусочек теста к столу, — дети все уехали в города, мальчишки ушли на шахты. Только детки мои заглядывали сюда время от времени. Да только и их унесла вода… Девочку мою утопили в болоте. Болото тут рядом есть, вот там и сгинула, а зять мой так любил её, что зачах. Истосковался, и выбросился в реку, в которую ручей впадает. Женщина не плакала. Говорила удручённо, но не больше, смотря в окошко. Пока он ел похлёбку, приготовленную этими морщинистыми руками, что уже давно покрылись пятнами времени. — Кто же утопил? — спросил, подчерпывая ещё один кусочек рыбы. — Фатуи утопили. Сергей замер на секунду. — Фатуи? — Моя девочка была воином. Боролась за Ли Юэ, за Нин Гуан. — вздохнула старушка, — а Фатуи борются за себя. Горько, конечно, но некого винить… Каждый ведь хочет жить, а она была палачом. — Извините, — тихо ответил Сергей, и уставился в стол взглядом, — мне так жаль. — Ты человек и я человек. Ты теряешь, а я нахожу. Я теряю, и ты находишь… Почему ты извиняешься, милый? Моя дочь сражалась за свою правду, а ты борешься за свою, поэтому я не виню тебя. Лучше кушай, я столько всего наготовила! Девочка твоя такая бледная, наверное, тоже хочет кушать. Вы ведь тоже воины, вам нужно хорошо кушать, не стесняйся и бери, что видишь. Женщина встала и потянулась за полотенцами, а потом ими залезла в печь, чтобы за деревянные ручки схватить сковороду. Там дымились мясные, завернутые в блины рулеты.