Ковьелло: песнь первая

Хоть триста раз ты умри, Хоть тысячи раз воскресни - Песни про счастье погрязнуть в любви Просто все ещё песни. *** Раз, два, три, четыре. Пять. Шесть. Считать выходит отменно, особенно если любишь это делать в свободное от работы (а может и во время работы, и перед, и после, и всегда) время. Раз, два, три, четыре - тихий сигнал к успокоению мышц: они под конец расслабляются, лёгкие позволяют выдохнуть. Зубы больше не сцеплены, тело охватывает спокойствие. Что идёт дальше и идёт ли - не важно. Главное ведь привести мысли в порядок, да? Чтобы чернота не захватила тебя, чтобы ты продолжила рационально глядеть на вещи без этой излишней вспыльчивости. Сейчас этому способствует счёт про себя, раньше - отец со своими безумными методами. Пять. Шесть. Все окружающее является лишь беспокойным вариантом одной из действительностей. Нужно лишь привыкнуть чуть-чуть. В голову бьют метким выстрелом из лука его слова. - Вы, снежные, все такие дикие. Ковьелло сильнее сжимает его горло и не понятно, когда ее рука вообще туда переползла. Сердце спокойно стучит, и ЭТОТ ЧЕРТОВ СТУК ОТДАЕТСЯ ПРЯМО В ГОЛОВУ! Ковьелло считает в своих мыслях, стараясь игнорировать желание убить себя, чтобы свое же сердце прекратило ей действовать на нервы. Она сглатывает воздух, глядя непроницаемым взглядом перед собой. Она прижимает голову одним ухом к плечу, надеясь, что оно з а м о л к н е т, пока старик продолжает подливать по капелькам свою наглость в ее раскалённую сковороду. Это ведь обратится потом в последствия, идиот! Тук-тук-тук. Прямо в ухо. Тук. Тук. Тук. Все предохранители будто снимаются с тихим и опасным для любого подошедшего щелчком. Господи, ей просто нужна тишина, почему ты пытаешь ее?! Мужчина под ней дышит слишком громко. На обоях в комнате несколько царапин и оторванный кусочек привлекает ее внимание. Из зала пахнет травой _слишком_приторно_. Слишком сильно тухнет и снова зарождается огонь свечи, почти незримое изменение сводит Ковьелло с ума. Тук. Тук. Тук. - раздается в левом ухе. - Да плевать я хотел на тебя и на Царицу. Слишком резкое движение головы в его сторону, будто Ковьелло - один большой оголенный нерв, куда специально тыкнули иглой, для проверки скорости ее реакции. Ей нужны успокоительные, иначе, - она прекрасно понимает, - она все тут разнесет. - Что ты сказал? - шипит ее голос. А что он сказал? Правду? Ее это так бесит? Или то, что он все ещё жив, что издает звуки, что из его рта, который находится достаточно далеко, несёт гнилью. Каждый его выдох имеет свой приглушённый шелест. Ее сейчас бесить опасно. Хотя это он довел ее до такого. Он задыхается под напором ее руки. Бьётся, пытается вырваться, словно бабочка на стекле, но Ковьелло сидит, будто в забытье, чтобы не взорваться от лишнего движения. - Ты думаешь, что снежные настолько миролюбивы, что будут игнорировать оскорбления? - продолжает она, и взгляд ее устремлён мимо старого лица. Она не понимает, что ещё чуть-чуть надави - и не станет человека. Не понимает, что она творит и что происходит. Каждое ее слово сказано на чистом автомате и без ее ведома. Все ее мысли сейчас вертятся лишь на одной нити: тук. Тук. Тук. Глухие удары крови в одном ухе. В левом. Она морщится, ее мысли замерли и текут, словно дикий мед. Они медленные. Слишком медленно, НУ ДАВАЙТЕ УЖЕ, ШЕВЕЛИТЕСЬ!!!! Тце Ни под ней уже закатил глаза. Будто заметив это, будто отдернув себя, Ковьелло отрывается от его тела, растерянно принимая сидячее положение. Она не понимает, что вокруг происходит. В ее мозгах - перезагрузка системы. Взгляд опущен вниз и проходит мимо мужчины, судорожно вдыхающего побольше воздуха. Так и хотелось что-то добавить, но Ковьелло не знала что. Она встала на ноги, но все, что существовало вокруг - горькое марево. Жаркая духота покрывала окружающее пространство и все ее тело и окрашивалась в красный цвет крови, вся сжимаясь под ритм ее сердца. Тук. Тук. Тук. Она вспышками пульсировала, раздражая зрение. Меняя цвет из яркого цвета артериальной крови до желтовато-бледного, будто вспышки молнии. Оно как будто жило своей собственной жизнью, будто Ковьелло находилась внутри невообразимого, огромнейшего сердца... Да будто Ковьелло была этим сердцем. Она впала в ступор, внутренне отсчитывая эти стуки. У нее начала дёргаться какая-то мышца на бедре. Один. Два. Три. Четыре. - тело обмякает, руки произвольно раскидываются, когда она оказывается на полу. Пять. - глаза замирают в подобие неживой куклы. Шесть. - Госпожа? Перезагрузка успешно выполнена. Мир приобретает наконец краски, вместо ритма сокращения сердца резко раздается писк в ушах, заглушая чужие слова. Она будто просыпается после краткой дрёмы. Перед глазами замирает огромное чёрное пятно. Маска агента. Сергей. Вернулся. Сергей. Где они? Если это Сергей... Ковьелло вяло осматривается, но рядом никого. - Узнай наконец где печать. Найди его, и сделай все, чтобы он рассказал. - говорит ее странный голос. Он всегда был таким? А глаза всегда так чесались? Да и руки какие-то... коротковатые, если двинуть пальцем. Раз-раз, - перчатка сковывает движения, но какое-то чувство удовлетворенности заставляет дёрнуть мизинцем снова. Агент медлит. Или её восприятие времени просто хромает? Ковьелло постепенно приходит в себя. Это все утановки отца. Чтобы она случайно не взорвалась, пока Снежной не потребуется это. Агент повинуется, уходит, а Ковьелло пытается самостоятельно сесть, параллельно чувствуя что-то, что надоедливо застыло над верхней губой. Щекотное что-то. Она коснулась неприкрытой тканью перчатки рукой, посмотрела и обомлела. Кровь. Установки отца. Ковьелло усмехнулась, припоминая, с чего все началось... И теперь это все кажется таким смешным, ведь единственное, что запустило ее тормозное состояние - кроткое упоминание той беглой служанки. Гадкие слова. Отвратный Тце Ни, играющий в свою игру и проворачивающий непонятные махинации. Ковьелло просмеялась, утирая кровь с лица, и завалилась на локоть, почти падая на пол. Ощущения у нее такие, будто она напилась, и теперь просто не понимает, где земля, а где небо. Со смехом она падает на пол снова и одну руку кладет рядом с головой, а вторую - на грудь. Потолок в этом заведении такой необычный. Деревянный. Непонятный какой-то. В Снежной смотреть на досчатые потолки хотя бы смешно - часто там остаются круги от спиленных веток, которые напоминают глаза, уши и рты, поэтому там можно вечно выглядывать щенячьи морды или лица безумцев, что кричат в агонии. Здесь потолки - просто потолки. Жар в комнате пропадает, будто улетучивается, и остаётся лишь душный воздух, в котором замечательно слышно, как скрипит входная дверь. Ковьелло переводит туда взгляд, и первое, что бросается ей, - сапоги. Утеплённые мехом, кривовато-ржавого цвета с серыми вставками и цепью, - они чем-то напоминают ее собственную обувь. Дальше идут брюки цвета угля, которые завершаются изящным ремнем с глазом бога. Гидро. Знакомое расположение заставляет ее сделать усердную попытку подняться с места, и она напоминает куклу-неваляшку, когда пытается раскачаться, потому что слишком ватный мозг ещё не понял, что происходит, а уже действует. Она поднимается на ноги. А в ее глаза устремлён океан. Чистейший, словно отражающий яркое дневное небо, он являет из себя синий-синий-синий цвет, переливающийся в свете лампы золотыми бликами. Красиво. Ковьелло любит красивое. Ей очень нравится что-то, что заставляет ее чувствовать незабываемый восторг. - Что с вами, - спрашивает голос, и Ковьелло молчит, пытаясь выстроить логические цепи. Как мальчишка оказался здесь? В голове после этого вопроса становится на удивление пусто, и между ними в комнате замирает тишина. Наконец-то. Ковьелло расслабленно закрывает глаза и едва заметно вздыхает. И секунды или трёх ей хватает, чтобы насладиться этим мгновением. - Что вы тут делаете, господин Аякс? - спрашивает она в ответ. Не понимает, какую интонационную окраску принимает ее голос. Это странно, учитывая, что обычно он подстраивается под ее нужды, но, наверное, та небольшая перезагрузка здорово повлияла на происходящее. Как он вообще мог сюда попасть? Какие причины у этого есть? - Сначала ответьте. Его голос холоден. Странно и непонятно, чего он пытается этим добиться. Ковьелло хмыкает. Постепенно возвращается к нормальному поведению, будто оглушение сошло на нет. Она окидывает его насмешливым взглядом. Привычное давно уже раздражение слегка закипает в груди, растекаясь с кровью по телу. Он ее бесит. Только появился, а уже бесит. Зачем ему встречаться с Тце Ни в такое время? На улице уже проявились сухие звёзды. Его отвратительно прекрасные глаза, которые раздражали ее своей красотой, потемнели. Игра света, наверное. - Забудьте все, что успели надумать себе. Я в порядке. Но зачем вы пришли сюда ночью? Его губы изменили свое положение. Должно быть, это... Ковьелло пытается подсознательно понять, что это за эмоция застыла на его лице, но у нее не получается. Странный молодой человек. Она глубоко вдыхает и прячет все свои колючки. Не хочет перед ним выглядеть ощетинившимся котёнком. Мягко изгибает губы, под правильным углом скашивает брови. - Я... - неуверенно начинает он, но тут же обрывается. Взгляд Ковьелло становится несколько удивлённым. Из-за его плеча выглядывает пара таких же невероятно-голубых глаз, только чуть более светлого оттенка. Служанка. Ковьелло переводит взгляд на лицо адвоката, снова смотрит на девушку, и что-то вспыхивает в глубине ее сердца. Слишком взрослая, чтобы быть дочерью, но не слишком, чтобы быть сестрой. Сестра! - Ты... - произносит она, но запинается в начале фразы, когда не знает, что ей стоит сказать. Девушка была таким интересным экземпляром, она пробуждала совершенно искреннее детское любопытство, - Вы!.. Вы родственники! Ковьелло уверена, что ее лицо сейчас напоминало восторженную моську человека, впервые увидевшего что-то невероятное. Служанка кивнула. Они родственники. - Она моя сестра. Вот почему я здесь, - продолжил Аякс, и сейчас, глядя на него, былая агрессия засыпала, затменная чем-то новым, подобным ласковому тёплому весеннему ветру. Невероятному чувству, которое вызывала девочка, стоящая за ним. Ковьелло вздохнула. Слишком много эмоций за последние полчаса, слишком много. Иногда, конечно, случаются подобные казусы, но это всегда очень неожиданно и неприятно. - Ладно, - говорит она, и принимает наконец свой должный вид. Ее лицо каменеет, превращается в свою же неживую пародию. - Тоня, ты же понимаешь, зачем Сергей вернул тебя сюда? Тоня выныривает из-за крепкой защиты - своего брата - и склоняет голову. - Да, госпожа. - Где Тце Ни хранит важные документы или вещи? - добавляет Ковьелло, не спрашивая о причинах помогать ему. Она прекрасно знает их, Тце Ни, жалкий старик, рассказал о всех низостях работы служанки. Может быть отчасти из-за этого Ковьелло и принимала эту девушку. Она видела в хрупком облике саму себя. - Я... Я думаю, что в своей комнате. Там точно стоит какой-то важный сундук, - доверчиво говорит Тоня. Боязнь перед предвестниками пропадает перед страхом собственного начальника. Тоня верит, что Ковьелло защитит ее. Один раз уже защитила ведь, правда? - В своей комнате... - повторяет за ней Ковьелло. А после бросает взгляд на притихшего адвоката. - Вы, господин Аякс, будете свидетелем. Мы пришли взять свое, а не грабить. Надеюсь на ваше понимание. - Как скажете, - бормочет он в ответ. Ковьелло удовлетворённо кивает и подходит ближе к служанке. - Отведи нас. Они прошли в дверь, через которую скрылся агент. Она вела на лестницу. Мягкий свет настенных ламп позволял разглядеть темные красные обои с золотыми точками. Или это были какие-то рисунки? Ковьелло решила посмотреть потом, когда наконец-то закончится это все. Последняя ступенька вела на второй этаж, прямо к коридору, где располагалось несколько комнат. - Те мужчины, лежащие внизу, живы? - спросил Аякс. Ковьелло заглянула за спину, чтобы посмотреть на его лицо. - Да. Они напали на нас, мы просто защищались, - поспешно ответила она, чуть хмыкнув. Это была правда. Во всяком случае, в ее понимании. Как же она ненавидела быть коллектором, как же ненавидела! Отец был ею доволен. Вот ее единственная награда за этот тяжкий труд. Служанка подвела их к скромной деревянной двери, и Ковьелло резко дернулась, чтобы притянуть девушку к себе: через секунду дверь распахнулась, заставляя тело Тце Ни рухнуть на пол и едва ли не удариться головой об стену. - Сергей, не усердствуй, - вскрикнула предвестница, выпуская из своих рук замершую в нерешительности Тоню. - Да, госпожа, - раздалось в ответ из комнаты, и все трое вошли туда, неловко переступая через бессознательное тело владельца. - Он пытался что-то сжечь. Его комната, на удивление, не представляла собой роскошные палаты. Она была самой обычной: изысканная одноместная кровать с полочкой над ней, деревянные стены и светильник на тумбе рядом с сундуком, распахнутым настежь. На столе, с другой стороны небольшого пространства, лежало блюдце и какие-то бумаги, а рядом стояла свеча. Действительно, хотел что-то сжечь. Ковьелло аккуратно прошлась к сундуку и заглянула в него, пока Аякс схватился за бумаги. Сундук содержал какие-то осколки и части чего-то стеклянного. Рядом валялись металлические обрезки. - И зачем ему в таком большом сундуке хранить пару стекляшек? - вздохнула Ковьелло. Но возникнувший рядом Аякс мотнул головой. - Потому что это не стекло. Это оболочки пустых глаз бога. Он зажег лампу, стоящую рядом. На стенке сундука висела нужная ей печать, а на деревянном дне разложились кучи отколотых округлых кусков, будто разбилась круглая ёлочная игрушка. Их было очень много. До безумия. И ещё безумнее был тот факт, что они были сломаны. Дыхание Ковьелло перехватило от восторга, потому что глаза бога невозможно сломать.