О змеях и кроликах

      Возвращение в Юньмэн даётся тяжело.       Вэй Усянь приходит сам. Так долго он пытался избежать этого места, когда-то называемого его домом. Так долго сражался с самим собой, пытаясь обмануться. И не смог. Везде он чувствовал себя чужим. Лишним. Не помогали ни молчаливые заверения Лань Чжаня, что несмотря ни на что он защитит его, ни уверенное бахвальство Цзинь Лина, утверждающего, что в Ланьлинь ему рады.       И только вернувшись на Пристань лотоса, утвердился в своих чувствах. Он так сильно скучал по этому месту. Ни одно место в мире не могло сравнится с ним, не дарило такого чувства безопасности, цельности и уюта. Это был его дом. Место полное воспоминаний. Самых ярких и самых горьких. Цзян Чэн восстановил их дом в одиночку, а Вэй Усянь не был с ним как обещал. И теперь вернулся сюда в надежде, что для него найдётся место.       Пристань лотоса жила. Ароматом лотоса и свежестью в воздухе, клановыми цветами, символами и диалектом. То, что навсегда останется в Вэй Усяне и будет держать его принадлежным к клану Цзян.       У неё был голос: шелест листвы, кваканье лягушек, жужжание насекомых, ветер, гуляющий в камышах, и рябь на поверхности озера. И он — Вэй Усянь был совсем не нужен ей.       Вэй Усянь приходит в Пристань лотоса чужаком. Пробирается едва солнце садится, словно вор, обходит знакомыми закоулками и тропами, сам не зная на что рассчитывает. Цзян Чэн ненавидит его. Он ненавидит его, а Вэй Усянь всё равно пришёл в его обитель. Он мог прийти при свете дня и попросить официальной аудиенции, но вместо этого он снова поступает неправильно.       Вэй Усянь останавливается перед входом в тронный зал. Двери приоткрыты, мерцает слабый свет. Вэй Усянь сам не сознаёт, что ноги несут его вперёд, навстречу неизбежному, и замирает когда дверь бесшумно закрывается за спиной. Вэй Усянь неуютно топчется на месте, снова и снова вдыхая давно знакомый запах цветущих лотосов и сгоревший свечей. Тронный зал немного отличается от того, что он помнил. Но тем не менее всё здесь кажется безмерно родным. Облачные глубины прекрасны. Но это не его дом. И никогда не будет.       Цзян Чэн стоит к нему спиной. Напряжённый, собранный и величественный. Он кожей чувствует чужое присутствие — Вэй Усянь уверен в этом — но не оборачивается. Несколько мгновений проходит в удушающей тишине, пока наконец Цзян Чэн не оборачивается, пронзая Вэй Усяня тяжёлым взглядом. В нём столько уверенности, столько силы и скрытой мощи, что у Вэй Усяня перехватило дыхание. Тот ли это мальчишка, которого он знал когда-то? Тот юноша казался неуверенным и ожесточённым из-за этой неуверенности, прячущим за напускной спесью недовольство собой. Он постоянно пытался что-то доказать кому-то. Сейчас же перед Вэй Усянем стоит молодой мужчина, который точно знает, что ему нужно сказать и сделать.       Прежнее восхищение с новой силой поражает сердце. Он любил его тогда. Мог ли не делать он этого теперь?       Под пристальным взглядом Цзян Чэна, который кажется ни удивлённым, ни злым, он порывисто шагает к нему и замирает. Всматривается в суровое лицо, словно не изменившиеся ни на один день. Смотрит в глаза, сам не зная, что хочет отыскать а них.       Цзян Чэн скрещивает на груди руки и тихо говорит: — Зачем ты здесь?       Вэй Усянь отводит взгляд. Вот так просто. Ни приветствий, ни признаний. Он даже имени его произносить не желает. Хотя чего он ожидал? Сам ведь избегал его всеми возможными способами. Сам снова оставил.       Вэй Усянь невесело усмехается и поднимает взгляд на своего бывшего шиди. Друга, брата, любовника. Внимательный взгляд того цепляется за Вэй Усяня. Взгляд этот пригибает к земле, заставляет подчиниться.       Вэй Усянь давит поднимающееся волной желание подойти ещё ближе, коснуться Цзян Чэна и ощутить тепло кожи. Притянуть к себе. Стереть все дурные воспоминания. Исцелить все раны. Забрать всю боль. Он так скучал. Думал, что сможет преодолеть то ноющее чувство терзающее грудь. Не смог. — Так и будешь молчать? — сурово спрашивает Цзян Чэн снова, хмурясь ещё больше. — Что тебе нужно здесь? Вэй Ин протягивает руку, желая коснуться, но мгновенно отдёргивает её. Он не будет трогать его. Не будет. По крайней мере не сейчас. Сейчас им нужно поговорить. Ни к чему злить Цзян Чена ещё больше. Вэй Усянь нервно улыбается, сжимая пальцы в кулак, чтобы они не тянулись обратно. — Ха-ха, я скучал по тебе, А-Чэн, — неловко смеётся Вэй Усянь. — Разве не могу я навестить своего драгоценного шиди?!       Цзян Чэн неподвижен. Лишь его глаза неотрывно наблюдают за осторожно приближающимся Вэй Усянем. В памяти всплывает их общее детство и юность, всё что связывало их и всё, что их разделило. Время когда они были счастливы и влюблены, а Вэй Усянь умирал на один раз меньше. — Пожалуйста. Дай мне на тебя посмотреть, — словно в шутку просит Вэй Усянь, вырывая Цзян Чэна из воспоминаний. Глупец! Он потерял контроль и позволил себе расслабиться. Это было нехорошо. Вэй Усянь тем временем медленно, но уверенно приближался. У него шальные глаза и подрагивающие пальцы, что выдают его серьёзность. Он может продолжать играть дурака, но Цзян Чэн знает его слишком хорошо. Время ничего не изменило. Они двигаются по кругу друг напротив друга сохраняя расстояние разделяющее их. Вэй Ин наступает, Цзян Чэн — отступает. Словно боится, что Вэй Усянь своим присутствием, одним лишь своим прикосновением испачкает его. Это горько признавать, но Вэй Усянь сам виноват в этом. Он останавливается на время. Замирает Цзян Чэн, настороженно наблюдая за ним.       Вэй Усянь смотрит на Цзян Чэна вспоминая и запоминая. Вспоминает каким тот был когда-то, и запоминает каким стал теперь. Его шиди стал таким восхитительным. Таким прекрасным и сильным. Таким потрясающим. Вэй Усянь смотрит на него, не в силах отвести взгляд. Смотрит на нахмуренные брови, ясные глаза, плотно сжатые губы и острую линию челюсти. Мечтая повторить свой путь пальцами, а затем и губами. Коснуться, почувствовать тепло. Взгляд его вновь возвращается к губам Цзян Чэна. Вэй Усянь вспоминает как сладко было целовать их. От мысли этой и сладко и горько одновременно. Взгляд его не перестаёт перемещаться. Прослеживает напряжённую линию шеи, гордый разворот плеч, мускулистую грудь и сильные руки…       Он не замечает как они снова оказываются ближе друг к другу. — Знаешь, — растерянно начинает Вэй Усянь, неосознанно кладя руку на плечо Цзян Чэна, как когда-то когда они не были чужими друг другу. И по наитию протягивает другую чтобы коснуться чужого лица. Цзян Чэн немедленно отбивает её. Он видит его насквозь. Тут же сбрасывает его руку, словно прикосновение Вэй Усяня может его испачкать. Погрузить в тот пустой тёмный мир в котором пребывал так долго. И отшатывается.       Рука Вэй Усяня повисает в воздухе. Он безрадостно и подавленно посмеивается и от этого что-то скручивается внутри Цзян Чэна. В глазах Вэй Усяня клубится боль, которую он пытается спрятать за улыбкой. У него не получается. Никогда не получалось. Становится только хуже. — Пристань лотоса так прекрасна, — продолжает он как ни в чём не бывало. — Ты сделал её такой. Цзян Чэн, ты невероятен и я…       Цзян Чэн небрежно останавливает его одним движение руки. — Я не нуждаюсь в твоей похвале, — рубит он. — Зачем ты здесь? Или Облачные глубины пришлись тебе не по вкусу?       Внутри Цзян Чэна что-то ломается. Он понимает, что не может, действительно не может, вот так нападать на Вэй Усяня. Не после того, как узнал правду о том, что сделал для него Вэй Усянь. Чем пожертвовал, что подарил. Он не может злиться на него, за то, что тот оставил его и всё же… У него всегда был ужасный характер. — Ты сердишься на меня? — как-то очень надломленно спрашивает Вэй Усянь. Взгляд его кажется потухшим. Усталым.       Цзян Чэн расправляет плечи и вздёргивает подбородок. — А мне есть, за что на тебя сердиться? — швыряет Цзян Чэн, отворачиваясь, не желая смотреть на него.       Действительно, есть ли? Они теперь чужие друг другу. Давно прошли те времена, когда Цзян Чэн думал, что Вэй Ин любит его так же как он его, и что они никогда не разлучатся. Но теперь…       Разве не Вэй Усянь первым дал понять, что для него всё осталось в прошлой жизни. Разве не он уходил снова и снова. Оставлял Цзян Чэна одного вопреки своим обещаниям всегда оставаться рядом. Цзян Чэн верил. Смел надеяться, что Вэй Усянь останется. Выберет его. Но он уходил. Снова и снова. Не пожелал даже словом обмолвиться с ним после событий в храме. И вот он здесь стоит перед ним, словно ничего не было. Словно он не вычеркнул Цзян Чэна из своей жизни. Ради небес, чего он вообще хочет от него?!       Цзян Чэн сжимает кулаки. Что-то неправильное есть в том, что происходит. Что-то ужасно чужое есть в человеке стоящем рядом с ним. Цзян Чэну кажется что что-то тёмное и ужасное пришло в его дом вместе с Вэй Усянем и не желает уходить. Цепляется за сердце, рвёт внутренности, выкручивает жилы и ломает кости.       Цзян Чэн ненавидит это чувство. И ненавидит себя. И хотел ненавидеть Вэй Усяня, но получалось только безумно скучать по нему. Они с Вэй Усянем были больше чем просто братья и друзья когда-то, но почему тогда он не увидел когда Вэй Усянь уничтожал себя ради него? Почему тем, кто остался на его стороне оказался другой? — Что бы ты не задумал, — говорит он медленно, сдерживая гнев. Он злится на самого себя, но вновь вымещает это на Вэй Усяне. Он отвратительный человек. — Мне это неинтересно, — цедит он сквозь стиснутые зубы и пренебрежительно бросает: — И ты мне не нужен.       Вэй Усянь вздрагивает. Слова эти злые и жестокие, тем не менее нисколько не ранят. Может он просто привык. Цзян Чэн всегда был резок. А может, это из-за того, что он не чувствует в них искренности. Слишком холодно и расчётливо они произнесены. Слишком много боли во взгляде Цзян Чэна, устремлённого на него.       Цзян Чэн вспыхивающий яростью в одно мгновение и так же скоро затухающий, всегда легко читался. Но должно быть годы управления кланом изменили его. Вэй Усянь молчит.       Цзян Чэн смотрит, хмурится ещё больше. — Я знаю, — покорно говорит Вэй Усянь наконец. — Знаю, что больше не нужен тебе. Что подвёл, — сбивчиво говорит он, перебивая сам себя. — И я правда пытался держаться подальше. Прости меня. Если сейчас ты скажешь мне уйти и никогда больше не возвращаться, я уйду. Можешь избить меня, всё что угодно. Только, пожалуйста, прости. Прости, что оставил тебя. Вэй Усянь безвольно падает на колени. Цзян Чэн безмолвно смотрит на него. Его грудь горит. Они долго находятся вот так — Вэй Усянь на коленях, Цзян Чэн возвышаясь над ним. Цзян Чэн кожей чувствует, как сожаления, боль и отчаяние змеёй извивается вокруг них.       Ему нужно что-то делать. Что-то предпринять. Он так долго охотился за призраком. Уничтожил столько людей в бесплодной погоне за воспоминанием. Мечтал о том, что будет попади Вэй Усянь к нему в руки. Планировал закрыть его, крепко и надёжно, чтобы он никогда не выбрался.       Но теперь когда Вэй Усянь перед ним. Пришёл к нему добровольно и сдался на его волю. Он не знает, что ему делать. Он прогоняет его, хотя хочет чтобы он остался. Делает ему больно, хотя никогда не желал этого по-настоящему.       Странное чувство клубится в его сердце. Что-то жадное и тёмное.       Цзян Чэн вздёргивает подбородок. — Раз уж у тебя хватило смелости вернуться, — властно говорит он, — оставайся.       Вэй Усянь поднимает на него глаза. В них столько надежды. — Я никогда не поверю тебе. Но ради Цзин Лина, ради памяти сестры, — голос Цзян Чэна срывается. Он ищет себе оправдания, прикрываясь памятью сестры и чувствами племянника. Он так жалок.       Вэй Усяня пробивает крупной дрожью, при упоминании Шицзе. — Если решил остаться, — продолжает он, отворачиваясь. — Тебя сопроводят в свободную комнату.       Вэй Усянь смотрит в спину Цзян Чэна.       Тот не предлагает ему остаться, но и не выгоняет. Даёт шанс. Вэй Усянь непременно воспользуется им.