О змеях и кроликах

      Ночью накануне собрания старейшин, Вэй Усянь не возвращается в спальню Цзян Чэна. Нет его и в его комнате. Цзян Чэн тенью обследует Пристань лотоса пока не обнаруживает Вэй Усяня стоящим на берегу озера.       Ночь тихая и звёздная. Цзян Чэн останавливается глядя на силуэт мужчины. Он кажется таким далёким, почти недосягаемым, и бесконечно одиноким.       Цзян Чэн неслышно подходит к нему, обнимает за талию, прижимая к себе и укладывает подбородок на его плечо. — Не хочешь искупаться? — предлагает Вэй Усянь, мягко отстраняясь.       Цзян Чэн открыл было рот, чтобы сказать, что на улице вообще-то холодно. За себя он не волновался, но без золотого ядра для Вэй Усяня это было уже не простая забава как прежде. Тёмная энергия не согревала. Заживляла раны, притупляла боль, но не грела.       Цзян Чэн закрыл рот, и зажмурившись, стиснул Вэй Усяня в своих объятиях сильнее. Прижимаясь лицом к спине возлюбленного и жадно вдыхая его запах, словно тот исчезает прямо у него из рук.       Он помнил то чувство. Чувство животрепещущего ужаса, когда осознал, что Вэй Усянь лишился ядра. Тогда он ещё не понимал, что эту жертву Вэй Усянь понёс добровольно. Ради него.       Они занимались любовью в той проклятой пещере, что служила Вэй Усяню домом, пока он пытался защитить остатки клана Вэнь. Когда Цзян почувствовал леденящий холод и удушающую пустоту.       Паника пришла внезапно и ниоткуда. И без того едва способный мыслить связно от близости с любимым шисюном, который не позволял прикасаться к себе так долго, вдруг его накрыло ледяной волной ужаса. Каждое новое прикосновение Вэй Усяня студило холодом, живот принялся ныть. И задыхающийся, едва осознающий себя в пространстве Цзян Чэн загнанно хватал воздух ртом, скрючился, не в силах побороть то удушающее чувство всеобъемлющей пустоты. Она ощущалась как собственная, уже испытанная. Страх завладел им как законный хозяин: сковал щиколотки и запястья, плетью прошёлся по спине, забираясь в грудь и укладываясь там змеёй.       «Что такое?» — сбивчиво шептал Цзян Чэн, принимаясь обследовать Вэй Усяня: проверяя мередианы, касался дантяня. И с ужасом осознавал, что ничего не чувствует. Светлая успокаивающая энергия, которая нитями вплеталась в его собственную, когда они были близки… Исчезла. Он не чувствовал ничего, кроме пронизывающего холода. Вэй Усянь смотрел на него пустым взглядом и подавлено молчал. «Почему я не чувствую?» — спросил Цзян Чэн тогда, шаря по чужому телу руками.       Вэй Усянь тяжело сглотнул и отвернулся, ничего не говоря. Лишь позже Цзян Чэн смог узнать правду о том, что именно стало с ядром Вэй Усяня. Он забрал Вэй Ина обратно в Пристань лотоса. Позволил остаткам клана Вэнь поселиться на отдалённых землях Юньмэн, с условием, что никогда не увидит и не услышит о них.       Вероятно он молчит слишком долго. Вэй Усянь разворачивается в кольце его рук и смотрит на него с ясной согревающей улыбкой. С той улыбкой, ради которой Цзян Чэн пошёл против всего мира. Вэй Усянь приближает своё лицо к нему и целует, кончиками пальцев очень осторожно касаясь щеки Цзян Чэна. От прикосновений по всему телу разлилось что-то теплое. Теплота сменяется чем-то невыносимо горячим. Вэй Усянь отстраняется прежде, чем Цзян Чэн успевает ответить. Он лишь смотрит как Вэй Усянь задорно улыбаясь, стремительно стаскивает ханьфу и сапоги, направляясь к воде.       Цзян Чэн болезненно улыбается, но тоже принимается избавляться от одежды, аккуратной кучкой складывая её рядом с разбросаными одеждами Вэй Ина.       Уже успевший окунуться Вэй Усянь, оборачивается к Цзян Чэну, ярко улыбаясь и протягивая ему руку.       С губ Цзян Чэна срывается восхищённый вздох. Раньше, когда они были ещё подростками, он хотел такое тело, как у Вэй Усяня, который всегда был выше и шире в плечах. Теперь его собственное ничем не хуже. И всё же он с прежним преклонением смотрит на своего шисюна. Многим позже он осознал, что чувство принимаемое им за зависть, была обожанием и ревностью к тому, что казалось недостижимым. Он скользит взглядом по гордому развороту плеч и гладкой груди, по впалому животу с проступающими мышцами и длинным сильным ногам. Вода крупными каплями стекает по его телу… — Так и будешь стоять там? — весело спрашивает Вэй Усянь.       Ноги несут Цзян Чэна вперёд и он сам не замечает как добирается до Вэй Усяня. В следующий миг Вэй Усянь с громким плеском погружается в воду, ныряет, и спустя пару вдохов, добравшись до глубины, выниривает, приглаживая ладонями мокрые волосы. Его глаза сияют, красные губы изгибаются в манящей улыбке.       Весь он словно таинственный речной бог, как ночной демон заманивающий всё дальше в тёмные воды. Цзян Чэн снова не сдержал восхищённого вздоха.       Его дыхание сбивается. И Цзян Чэн плывёт к нему. С ясным пониманием, что не хочет ничего и никого в мире кроме Вэй Усяня. Ничто не нужно кроме него, ничто не имеет значения.       Он хочет просыпаться с ним и засыпать с его именем на губах. Хочет чувствовать его присутствие, хочет находить умиротворение в его объятиях. Как когда-то давно, жить с ним в одной комнате, сбегать по ночам плавать на озеро. Прикрывать друг друга на ночной охоте, а утром подсчитывать добычу. Выходить в город, идти по главной улице рука об руку гордясь тем каким стал Юньмэн. Их Юньмэн. А потом не оглядываясь ни на кого, и не боясь осуждения, Цзян Чэн держал бы его за руку и целовал когда вздумается. Он хочет, так отчаянно хочет… Каждое мгновение, каждый вдох он хочет делить с Вэй Усянем. Разве многого он желает?       Закружившись в вихре мечтаний и воспоминаний, Цзян Чэн не замечает, как Вэй Усянь подплыл к нему сам. И смотрит на него тем пронзительным серьёзным взглядом, что Цзян Чэн стал замечать у него всё чаще.       Цзян Чэн испытующе смотрит в ответ. — Что с тобой? — спросил он, всеми силами стараясь не звучать сварливо и грубо. — Что тебя волнует? В последнее время ему хотелось быть с Вэй Усянем нежнее. — Не хочу идти на завтрашнее собрание, — капризно дует губы Вэй Усянь. И в груди Цзян Чэна разливается тепло от этого дурачества. — Там будет шумно… — Ты любишь шум, — мягче, чем сам от себя ожидал, напоминает Цзян Чэн. — …и все эти противные старики.       Старики действительно противные. Но они имели важное значение для клана, а потому следовало их терпеть и хотя бы делать вид, что принимаешь их точку зрения. Цзян Чэн не злится. Он тоже не хочет быть там. — Я тоже считаю их противными, — сообщает он, хмурясь, на самом деле не чувствуя раздражения. — Мне тоже не нравится быть там.       Вэй Усянь смотрит на него со смешанным выражением лица, а затем смеётся, и глаза его светлеют, сияя своим потусторонним светом.       Цзян Чэн наклоняется у нему ближе и тоже смеётся, сам не зная чему. Ему просто нравится то, что Вэй Усянь рад. Его рука под водой касается напряжённого живота Вэй Усяня, и тот движется, ластится под этим прикосновением, прижимается теснее. Цзян Чэн рассматривает его, радуясь, что смог хоть ненадолго вернуть того Вэй Усяня каким он был прежде. Беззаботного и дурашливого, ярко улыбающегося и смеющегося. И уныло думает о том, что завтра ему предстоит в одиночку выдерживать натиск старейшин. Что ж может это и к лучшему.       Вэй Усянь читает его слишком хорошо. Он словно чувствует терзания Цзян Чэна и его настроение угасает так же внезапно, как и появляется.       Он прикасается ладонью к щеке Цзян Чэна, вглядываясь в его глаза и улыбается. — Пойдём обратно, — смиренно говорит он, — завтра будет долгий день.       Взгляд его снова какой-то пугающе печальный. Пустой. Цзян Чэн ищет в глазах напротив своё отражение, а когда находит Вэй Усянь коротко касается его губ своими. Разворачивается и не говоря ни слова, плывёт берегу. Цзян Чэн безмолвно следует за ним. Уже выйдя из воды и натянув на мокрое тело одежды, Вэй Усянь спрашивает, не поворачиваясь лицом к Цзян Чэну: — Цзян Чэн, может мы когда-нибудь сможем уехать куда-нибудь далеко-далеко? Только вдвоём. И чтобы никого не было рядом, — в голосе его чудится какая-то далёкая тоска. Он замолкает, понимая, что такое вряд ли когда-нибудь случится и сдавленно смеётся. — Не слушай меня, А-Чэн, — говорит он оборачиваясь, — я просто шучу.       Цзян Чэн подходит к нему сзади, крепко обнимает, прижимаясь лбом к плечу Вэй Усяня и закрывает глаза.       Он не может разбрасываться такими обещаниями. Но ради Вэй Ина он постарается придумать что-нибудь.